Инквизитор, наоборот, был приветлив и по–напускному оживлен. Эти два старых лиса оба нутром чуяли: сегодня грядут перемены. Добрые или худые? Если учесть, что все перемены начинаются с разочарования, им же и заканчиваются, ответ напрашивался сам собой. Стабильность же вещь ценная, нужная, но хрупкая. Именно поэтому был жив всерадетель. Именно поэтому инквизитор копал исподволь, не действуя в открытую, и именно поэтому Ваурий тринадцатый  восседал на троне, а не на баррикадах, отбиваясь от магиков, идущих на штурм резиденции.

Перевороты бывают часто. Гораздо чаще, чем обыватель мог бы себе вообразить. Только тихие, именуемые преемственностью, видны они не сразу и не большинству. Всерадетель был умен и понимал, что баррикады позволяют влезть на трон, но не удержаться на нем, а он планировал именно удержаться у власти. К тому же, на революцию нужны деньги, потому как трезвые подпольщики брать резиденцию императора не станут. А посему, хоганов дланник тщательно, уже много лет, готовил империю и императора к таким условиям, при которых любой шаг как самого властителя, так и его армии будет заведомо проигрышным, и Ваурию не останется ничего иного, как стать монархом, который царствует, но не правит. Император передаст всю реальную власть в руки хоганова пастыря, а со временем и императорские регалии... лет через пять, когда в умах всех граждан воцариться мысль, что всерадетель априори важнее Ваурия.

Но что–то подсказывало прожженному интригану в рясе – сегодня над его многолетним планом нависла угроза. Какая? Да он и сам не знал, но верную охрану поставил, уравновесив силы дознавательского отдела, гвардейцы которого традиционно отвечали за безопасность на приёмах такого толка.

Наконец со стороны площади раздались умеренно громкие крики и гул приветствий – это посольство веремцев подъезжало к императорской резиденции.

Следуя протоколу, городские старшины в суконных хламидах, в сопровождении восьми дознавателей с факелами в руках, вышли, дабы встретить прибывших. Старшина торгового сословия, прокашлявшись, произнес приветственную речь и пригласил следовать веремцев  за ним в саму резиденцию.

Для него высокие, тонкокостные и светловолосые гости показались все на одно лицо. Люди как люди, только светлые больно... Ну остроухие, ну с хвостами – не с рогами-копытами же и нетопыриными крыльями. В Хогана верят опять же, да и дела вести  с ними можно – не обманывают, цену честную за меха дают, товар хороший, качественный везут.

А то, что бледные – может, это их знать только такая? Наши вон, благородные фьеррины ноне тоже все, как одна, что вешний снег – пьют уксусу, да белил на лицо наносят: мода пошла такая. А лица баб деревенских, что у бронзовых статуэток, даже по зиме... солнце оно такое – метит тех, кто поты под ним льет.

Делегацию веремцев повели по тому же парадному проходу, по которому недавно шествовала вереница гостей.

***

Свечой ранее, парадный вход в зимнюю императорскую резиденцию.

 – Веди себя, как подобает великосветской фьерре. – Эрден был внешне спокоен, даже скучен. Маска уставшего от жизни повесы была ему не внове. Но Васса чувствовала, что за этим фасадом скрыт шторм.

 – Понятие «великосветскости» весьма растяжимо...

 – Будь изысканно–вежливой су…, – в последний момент дознаватель все же сдержался, – которую хочется придушить, но повода найти не можешь – потому как такая гадости произносит с безукоризненной вежливостью и с соблюдением всех норм этикета.

Илас хмыкнул:

 – Самая точная и краткая формулировка придворных хищниц... надо запомнить.

Леш, узнавший о фьеррах и фьерринах, а так же о благородных геррах за последнее время больше, чем за всю предыдущую жизнь, дал себе мысленный зарок: если выживет, будет ухаживать за девушками исключительно неблагородного происхождения: мороки, как понял он из рассказов Иласа и Эрдена, с ними в разы меньше. Характеристика высшего света, выданная только что дознавателем, была еще одним подтверждением в копилку лешевой теории касаемо слабого полу.

 – Итак, готова? – дознаватель хитро прищурился.

 – Нет.

 – Не суть важно.

Дверца кареты распахнулась, кучер привычным жестом разложил подножку, помогая выбраться мужчине. Дознаватель не вышел, выпрыгнул  и подал руку своей спутнице, которая тут же раскрыла веер, закрываясь им на манер щита от любопытных взглядов зевак.

Надвинутая Иласом по самые брови шляпа была призвана сослужить ту же службу, что и веер девушки. Лешу колпак было натягивать совершенно без надобности – его карандашный портрет не числилось в дознавательской картотеке, но парень решил, что лучше уж поберечься, не надеясь на Хогановы милости.

Парадные дворцовые ворота. В них въезжал только экипаж с императорскими особами. Остальным смертным предлагалось пройти путь в сто локтей пешком. Именно здесь через свечу остановится делегация веремцев. Иноземцы спешатся, приветствуемые старшинами

Пока же парадный конвой и распорядитель торжества лично встречают всех прибывших, сверяя списки и лица.

 – Эрден дис Антер, – дознаватель не любил бравировать именем отца, но ныне ему непременно надо было попасть на прием, поэтому он добавил, уточняя (хотя какая можжет быть путаница с родней великого и ужасного),  – сын главы инквизиции Люциануса–Виргилия– Мориэрта дис Антера.

 – Простите... ,– распорядитель замялся, подбирая формулировку для отказа. С обеда, после того, как он побывал на аудиенции у всерадетеля, мужчина  молился Хогану лишь об одном: чтобы  младший из рода Антеров не пришел.

Встречающий гостей прекрасно знал, кто стоит перед ним, как знал и то, что всерадетель настоятельно просил не пускать оного мужчину на прием ни под каким предлогом... но попробуй не пустить далеко не последнего дознавателя в империи, да еще, будь он не ладен, сына великого инквизитора?

Меж тем Вассария, на мгновение опустив веер и кивнув очаровательной головкой в сторону распорядителя, лениво–томным голосом осведомилась у Эрдена:

 –Дорогой, его ждет дыба или костер? – точь–в–точь повторенные слова армикопольского инквизитора (благо лицедейка не знала, кого в данный момент цитирует) и здесь возымели успех.

Обильная испарина, словно распорядитель был ведром, наполненным колодезной водой в жаркий полдень, свидетельствовала об усиленной работе мысли сей многострадальной головы. А точнее о том, что лучше: быть сожженным, растянутым или подвергнуться анафеме? Решив, что с последней он как-нибудь да проживет, а вот без головы – туго придется ( что в дознавательском, что в инквизиторском отделе век его навряд ли будет долог), распорядитель решил пожертвовать бессмертием души во благо смертного, но живого тела.

 –Ппппоожалуууйте..., – заикаясь выдал он, даже не удосужившись осведомиться об остальных спутниках мужчины. Какая разница, кто они, если Антера он уже пропустил? И больше особо не вникая в гостевой свиток, распорядитель мысленно начал составлять список вещей, необходимых для комфортного побега.

Меж тем четверка продвигалась к намеченной цели. Шаг, второй... две шеренги гвардейцев. Мундиры серых тонов с красной перевязью... эти из  дознавательского департамента.... носящие серые мундиры  не выстрелят в спину, но что будет там, за призывно распахнутыми створками дверей резиденции? Эрден мог поклясться сейчас чем угодно, что сюрпризы судьбы будут для них отнюдь не приятными.

Зимняя резиденция не была самой большой, но, тем не менее, ее скромное величие завораживало. Вошедших гостей встречала радушной хозяйкой парадная лестница. Два ее рукава ниспускались по бокам от центральной галереи, в коей оказывался всякий входящий. Причиной столь оригинального расположения лестницы стала арка, располагающаяся  аккурат в том месте, где лестница раздваивалась.  Беломраморные перила, словно короновавшие подъем, призывно алеющая ковровая дорожка, - они  заманивали гостей подняться выше, дабы, пройдя через анфиладу, попасть сначала в гербовый, а затем и в посольский зал, где собственно и долженствовал состояться прием веремцев.