– Сладко брешешь, аж заслушаешься, – а потом, повертев в руках быстропишущее перо, вынутое из чернильницы, задумчиво произнёс:

 –Дыба, или сразу на костер?

 – Позвольте, герр Хопкинс, – Эрден, у которого в судьбоносные моменты шестеренки в голове вертелись с утроенной скоростью, так что он вспомнил имя, лишь единожды им слышаное, как и характеристику его носителя: «маразматик и фанатик», воскликнул: – а как же закон, который гласит: «Обвиняемый не виновен, пока не доказано обратное!».

 – А ваша вина, как и вина фьерры доказана, – потряс инквизитор увесистой папкой. – Пока вы соизволили почивать в отведенных вам покоях, мои подчиненные опросили очевидцев, составили две дюжины протоколов и свидетельских показаний. Осталось вписать лишь ваше имя и имя фьерры в обвинительный приговор. Итак?

 Хопкинс выжидательное уставился на дознавателя. Эрден молчал: «Называть полное имя Иласа? За ним и так объявлена охота. Старик сдержал слово и объявил сына мракобесьим отродьем, отрекшись от родства. Обнаружится, что фьерра – младший Бетран – вместо костра будет колесование. Представится самому – поверит ли, что перед ним младший Антер? Если бы был карьеристом – наверняка, если не поверил, то побоялся связываться, а фанатик...».

 Хопкинс расценил молчание по–своему:

 –Не желаете представиться – тогда сначала в...

 –Нет! Еще как желаю. Мое полное имя Эрден дис’ Антер. Я сын главы инквизиции Люциануса–Виргилия– Мориэрта дис’ Антера. Я являюсь урмисским дознавателем и состою в чине тайного советника.

–Ты ври, да не завирайся! Сын он великого инквизитора! – Хопкинс аж покрылся нервическими пятнами и стукнул кулаком по столу, отчего чернильница, подпрыгнув и изобразив акробатический кульбит упала на бок. Ее содержимое растеклось по столешнице, еще сильнее разозлив инквизитора. – Эрден ныне  в столице, с молодой беременной красавицей женой. Об этом все имперские ведомости пишут. Незачем ему сейчас в этот город порока и разврата мотаться, да знаться с такими вот фьеррами.

 Красноречивый кивок на измочаленную шевелюру рыжухи  и последовавшее за ним распоряжение:

 – В приговоре так и запишем самозванец и ... Эта имя хоть свое назвать может? Или тоже – не иначе дочь его императорского величества Ваурия? Принцессочка?

 Илас, которого эта мистификация правосудия достала не меньше, чем инквизитора поклеп на славное имя Антеров выдавил:

 –Урясссула – старательно коверкая язык изрек блондин – изя прияболятья...

 –Урсула из Приболотья.

 Хопкинс был удовлетворен и, обращаясь к конвоиру, приказал:

 – Готовьте на центральной площади кострище. Как стемнеет, через пару свечей, будем жечь.

 Инквизитор за годы своей службы убедился: чем быстрее будет осуществлено правосудие, тем лучше. Пока толпа пылает праведным гневом, пока народ жаждет крови и отмщения, его – десницу Хогана за верный приговор поддержат, похвалят, одобрят. Затяни – и начнутся сомнения: так ли виновна, да вдруг еще доброхоты подоспеют на вызволение.

 Дверь за осужденным закрылась, и хоганов каратель, погруженный в свои мысли, нечаянно вляпался рукою в чернильное пятно. Данное обстоятельство послужило причиной лекции, весьма далекой от литературы, а поскольку бестиарий был лектором хорошо изучен, матюги выходили на редкость сочными и нетривиальными. Но даже это не сильно омрачило радости Хопкинса от того, что правосудие все же восторжествовало и колдовка все же пойдет на костер...

***

 Святое право тюремщиков – воспользоваться заключенной. А то, что в камере сегодня двое – так и Эртат не один. Он сегодня заступил на дежурство в полдень, и его смена как раз выпадала на приведение приговора в исполнение. Тюремщик уже слышал рассказы сослуживцев, дескать, «девка–то, колдовка, недурна, хоть и рыжая, в самом соку, хорошо бы такую  попользовать», и, подбив на развлечение еще троих, пошел проверять правдивость молвы. Памятуя, что делать можно все, лишь бы лицо не попортить, он открыл дверь камеры:

 –Ну шо, красава, развлечемся?

 Спутник колдовки был тоже запримечен. А чего добру пропадать? Чернявый, симпатичненький, чистенький, ну да Эртат не на лицо любоваться будет... со спины сподручней...

  Илас не сразу сообразил, что надо четверым тюремщикам, пришедшим в камеру, зато Эрден мгновенно свернулся напряженной пружиной, готовой к пуску в любой момент:

 – Попробуешь – зубами горло перегрызу, – обещание, обращенное Эрденом к заводиле (Эртат дознавателем был сразу выделен как главный), – напоминало рычание волкодлака, загнанного в ловушку.

 Фьерра, уже осознавшая, что гости пришли сюда не цветочки нюхать, тоже ощетинилась, совсем не по-женски разминая кулаки. Трое тюремщиков уже подумывали: « А так ли хороши прелести рыжухи?». Но Эртат не внял предупреждению.

 Походкой, как тюремщику казалось, хозяина жизни (а кто же он, как не бог для арестантов), приблизился к колдовке и без дальнейших разговоров получил форсинг в челюсть, отлетев на добрую дюжину локтей назад. Вскинутый одним из тюремщиков арбалет избавил Эртата от дальнейшего знакомства с кулаком Иласа.

 –Значит, по–хорошему не хотите?

 Рыжая  сделала шаг вбок, закрывая дознавателя и тем самым убирая его с линии обстрела. Маневр, значения которому не придал никто из стражей. А зря.

 –Ну ничего... сейчас, куколка, дернешься, всажу в тебя болт, или в твоего дружка. Так что не кочевряжься, дай попользоваться добрым людям...

– Стреляй, – мужской бас (блондину надоело писклявость по-женски, да и сейчас-то зачем уже) – произвел впечатление на арбалетчика, палец которого на спусковом крючке дрогнул. Болт с чавкающим звуком угодил в правое подреберье, заставив Иласа дернуться и сделать шаг назад.

 «Фьерра» недоуменно уставилась на новый элемент своего гардероба, торчавший из груди, вздохнула, а потом, крепко сжав пальцами, начала вытаскивать.  Тюремщики сделались даже не бледными, они слились со стенами, серыми и онемевшими. Эртат замер с открытым ртом, и лишь прядь его волос, цвет которой изменялся на глазах от грязно–русого до мелового, свидетельствовала о степени его потрясения. Стражники впервые видели ходячую мертвячку. Ведь только их в байках и легендах не берет железо. Такие всю душу через рот выпивают.

 Меж тем Илас достал болт и с презрением кинул его на пол.

 –Ну выстрелили в меня, а дальше что?

 Дальше был ритуальный танец раков: тюремщики со всей возможной скоростью, пятясь задом так, чтобы не дай, Хоган, не повернуться спиной к мерзопакостной мракобеске (тогда ведь нападет, на закорки сядет и горло выгрызать начнет), ретировались из камеры.

 – И арбалетик не забудьте, – крик Иласа, полетевший вслед тюремщикам, придал им ускорения.

 Загрохотавший замок оповестил узников, что хоть камера и осталась открытой, но дубовая и основательная дверь коридора надежно заперта. И побег не возможен.

–Жаль, – Эрден, озвучивший общую мысль задумчиво вертел в руках оброненный болт. – А я так надеялся...

Глава 12.

Бывалый всегда страхует зеро

Ошибка многих, ставящих на чет или нечет, красное или черное в том, что они забывают о зеро. А оно есть. И выпадает не один раз из 37, а именно тогда, когда его не страхуют.

Из наставлений старика Хайроллера

 Толпа пестрая, шумная, бурливая, разноликая кипела, приправленная новостью о казни мерзопакостной колдовки и ее полюбовника. Все и каждый норовили занять место на площади, чтобы ни в коем разе не пропустить столь интересное событие. Именитые горожане загодя устроились на балкончиках, выходивших аккурат на площадь. Кто–то при этом расположился у себя дома, кто–то под благовидным предлогом заглянул в гости к знакомым, да и остался до урочного часа (ну не толкаться же в галерке с простонародьем наравне, когда есть друзья с местами «в ложе»).

 Простонародье с завистью смотрело на счастливчиков, лузгало семечки, судача, кто вперед завоет: сама ведьмовка, али ее супружник (некто уже успел и обженить Эрдена с Иласом, пустив слух, что колодовка с герром не токмо полюбовники), и ярко ли будут гореть? Сходились на том, что полыхать должны будут знатно: вон скока хворосту натащили -  не поскупилась инквизиция. И огненной воды во флягах припасли, значится, для розжигу.