Сиротинский опустил глаза, рука его с силой сдавила стакан.

— Валерьян Владимирович, вам надо выпить за то, чтобы ваш сын был такой, как Михаил Васильевич! — овладев собой, сурово возразил он.

— Нет, дорогой мой, это нереально, — рассмеялся Куйбышев. — Такие, как твой патрон, люди столь же редкие, как Рахметов у Чернышевского. Читал «Что делать?», надеюсь? А впрочем, почему и не помечтать? Как Фрунзе — так пусть, как Фрунзе! — Он звонко чокнулся с Сиротинским. Они сели.

Новицкий сидел задумчиво, не проронив ни слова, только разглядывая с особым интересом своих сослуживцев, как бы встретившись с ними впервые.

— Извините, Валерьян Владимирович, за некоторую нескромность, но мне, старому человеку, она простительна. Мне любопытно было бы разгадать, понять, что вы за человек, потому что я думаю, что через вас я мог бы найти ключ к тем бесчисленным загадкам, которые вы, большевики, ставите. — Новицкий слегка пригубил вино. — Разрешите?

— Клянусь всевышним говорить правду, только правду и ничего кроме правды. — Куйбышев торжественно поднял правую руку. — Так, что ли, присягают в английском суде? Русский суд изучал много раз, а вот с английским, увы, не пришлось познакомиться.

«Восемь раз быть арестованным, четырежды отбывать каторжную ссылку — и при том так шутить, так жизнерадостно смеяться, возиться в прихожей, подобно приготовишке… А Фрунзе?..»

— Не скрою, — повел речь Новицкий, — я был удивлен несколько дней тому назад, Валерьян Владимирович, когда неожиданно увидал вас на разгрузке баржи. Вы таскали патронные ящики с таким азартом, что меня даже не изволили заметить. Что это было — потребность сильного тела в физическом труде? Ведь не стремление завоевать дешевую популярность?

Куйбышев широко заулыбался, хотел ответить, но сделал жест: дескать, продолжайте.

— Далее: конечно, Сергеи Аркадьевич — превосходный человек, но ведь он все-таки… э-э-э…

— Адъютант? — догадливо подсказал Берзин.

— Да. Лицо подчиненное. И вот вы, глава громадного края, высказываете пожелание, чтобы ваш сын походил именно на этого человека, занимающего скромный пост. Я следил за вами: вы говорили искренне. Больше того, я скажу прямо, что в ряде случаев вы удивительно бываете похожи на Михаила Васильевича именно в этом качестве… э-э-э… некоторой простоватости, хотя я знаю, вы весьма непросты.

Все весело рассмеялись.

— А глубоко уцепил, а? — Берзин подмигнул Куйбышеву. — Все видит через свои квадратные стеклышки!

— Так вот: правильно ли я уловил эту вашу черту? И правильно ли я связываю ее с тем, что вы, большевики, воюете совсем не так, как учили величайшие военные авторитеты всех времен, по другим законам. Я не скажу, что всегда и все у вас выходит удачно, но удивительно, что в подавляющем большинстве случаев вы оказываетесь наверху.

Куйбышев встал, прошелся. Заскрипели половицы под его большим телом.

— Верно, глубоко уцепили, Федор Федорович, — согласился он с Берзиным. — Только верное ли слово нашли… «простоватость»?

— А все-таки зря, ваше сиятельство, вы не пошли в юристы. — Берзин сожалеюще почмокал языком. — К словам придираться у вас врожденный талант, просто как у судейского крючка. Нет, ты погоди, я сейчас Федору Федоровичу все объясню, чтобы знал, с кем имеет дело. Представьте себе: какой-то бедняга-корреспондент потолковал с их сиятельством и тиснул статейку: дескать, спите спокойно, граждане самарцы, Красная Армия надежно заслоняет вас своей могучей силой от кровожадного врага. Радоваться бы только господину губернатору. Так нет, учинил скандал на весь мир: я-де этого не говорил и вообще призывать к спокойствию — преступление! И даже в газете выступил: нельзя, дескать, хвастаться и хвалиться! Наоборот, каждому надо знать всю грозную правду, напрягать все силы для борьбы и постоянно тревожиться за судьбу революции. А? Да ведь и корреспондент добра хотел, чего ж так злиться было? Так что держитесь, Федор Федорович, сейчас он начнет вас лущить!

Темные глаза Куйбышева помрачнели во время рассказа Берзина, он весь подобрался, но, глянув на Новицкого, сдержался, отбросил волосы назад и с улыбкой спросил:

— Но, может быть, не простоватость, а? Вот в девятьсот пятнадцатом году, когда я бежал из иркутской ссылки и устроился здесь на трубочном заводе фрезеровщиком, так ведь ко мне даже приходили товарищи и просили вырабатывать поменьше, чтоб другим не подняли нормы, не уменьшили заработок.

— Губернатор, хоть и будущий, уже тогда был против рабочих, — как о вещи, само собой разумеющейся, сообщил Берзин под общин смех.

— И задумали мы тогда с Бубновым собрать в Самаре поволжскую конференцию большевиков… — Куйбышев рассказывал не торопись, вспоминая, и с глубоким вниманием слушал его Новицкий.

— Правильно ли я понял вашу мысль, милостивый государь, — медленно произнес он, — что вы и другие большевики, как из незыблемой аксиомы, исходите, что вы, правители, и народ — это одна единая среда, а не противопоставленные друг другу ипостаси? А далее с вашей точки зрения получается, что тыл и фронт — единая организация, с одинаковыми целями?

— Я рад, Федор Федорович, — сказал Фрунзе, — что вы с такой четкостью сформулировали правильные мысли, оттолкнувшись от несколько ненаучного термина «простоватость». — Он улыбнулся, все засмеялись. — Действительно, есть одна большая семья — народ, и все мы участвуем в общенародной борьбе за освобождение, в том числе и за освобождение обманутых белыми солдат. Мы воюем и за их правду. И в этом огромная принципиальная разница между этой войной и всеми иными. Отсюда же иные функции и задачи у командующих армиями — они опираются на гражданское население — и у гражданских властей — они принимают активное участие в делах армий. Получается совсем иное соотношение сил, чем раньше.

— Я, старый, знающий военное искусство человек, — сказал Новицкий, — уверенно заявляю вам: это принципиально новая военная доктрина, значение которой неизмеримо!

— Автором этого учения является Владимир Ильич Ленин, — сказал Фрунзе. — Мне неоднократно приходилось беседовать с ним, слушать его выступления, читать его работы. Послушайте-ка: «Война есть испытание всех экономических и организационных сил нации и, следовательно, на войне побеждает тот, у кого больше резервов, больше источников силы, больше поддержки в народной массе». Это — Ленин. «Характер политической цели имеет решающее значение для ведения войны». Ленин. Учение о войнах справедливых и несправедливых создано Лениным, единству политического и военного руководства учит Ленин и сам первый подает пример всестороннего анализа обстановки.

— А что, Михаил Васильевич, получается и вправду, что мы пришли к тебе для заседания? — мягко вторгся в его речь Берзин. — А когда ж ты будешь отдыхать? За здоровье дочерей товарища Куйбышева!

Куйбышев комически махнул рукой в сторону безнадежного своего товарища, осушил стакан:

— Эх, друзья, в славное все же время мы живем! — Он подошел к пианино, открыл крышку, взял несколько аккордов («Вспомним юность, черт побери!») и запел:

— Виден сибирский поселенец, — кивнул в его сторону Фрунзе, — эту песню и мы там певали.

Куйбышев громко ударил по клавишам.

— Певали? — лукаво спросил он.

— А как же! Играй дальше. — Фрунзе подошел к нему, положил руку на плечо и подхватил:

И вот уже два сильных молодых голоса дружно ведут мажорную мелодию под гром пианино: