Три дня прошли, как один. Воскресным вечером им даже удалось начать совместное сотрудничество, и Манвэ оформил кое-какие бумаги.

В понедельник, прощаясь с адвокатом возле его машины, Мелькор сказал:

- Знаешь, малыш, мне ведь действительно надо в Вегас. Я уеду на неделю, не больше. Приеду и мы тут же встретимся, — в голосе гангстера звучало искреннее страдание. — Я бы взял тебя с собой, но это опасно. Я не могу.

- Ничего, — тоскливо ответил Манвэ. — Я и сам не могу уехать. — Он подумал о недельной разлуке и веселых девушках Вегаса.

Он начал тосковать по Мелькору, как только отъехал от его дома на триста метров. К следующему дню эта тоска стала невыносимой. Адвокат лежал по ночам в постели рядом с посапывающей женой и истощал свой рассудок мыслями о том, что бы было, если бы рядом был Мелькор. Он вспоминал его объятия и поцелуи, нежные словечки, которые его возлюбленный придумывал для Манвэ, он думал, что отдал бы и карьеру, и деньги, только бы оказаться с ним рядом. К четвергу желание увидеть гангстера настолько сжигало Манвэ, что он, не выдержав, поехал к нему домой.

Открыл ему мрачноватый молодой человек в хорошо пошитом костюме и отлично развитыми челюстями. Ничего под его пиджаком не оттопыривалось, но Манвэ был уверен, что где-то там есть пистолет, а может, и не один.

Он назвался и сказал, что хотел бы встретится с мистером Анджелини.

- Подождите, — лаконически ответил привратник и захлопнул дверь перед его носом. Через пять минут он появился снова, и на его физиономии появилось что-то вроде приветливой улыбки.

- Прошу. Он ждет вас с нетерпением.

Старик принял Манвэ, сидя все в том же глубоком кресле.

- Я пришел навестить вас, — несколько робея, сказал Манвэ.

- Очень рад, что ты захотел проведать старика, — ответил тот и предложил адвокату садиться. — Выпьешь что-нибудь?

- Если можно, чаю.

- Чаю, так чаю.

Анджелини посмотрел на Манвэ ласково и с любопытством:

- Он не звонил тебе, chico?

- Нет, — Манвэ покраснел и опустил глаза. Но притворяться перед старым бандитом он не хотел.

- Не расстраивайся. Мой сын гордый, очень гордый. Он хочет, чтобы все было его, а он сам никому не принадлежал. Но это невозможно, не так ли?

- Наверное, да, — осторожно ответил адвокат, прихлебывая чай и заедая его шербетом. Он разглядывал комнату. Он была очень скромной и единственное, что висело на стене — простое гипсовое изображение мадонны. На письменном столе стояла большая фотография и, увидев, что Манвэ пытается рассмотреть ее, старик предложил:

- Возьми и посмотри, если хочешь.

Манвэ так и сделал. На фотографии был изображен молодой человек в распахнутой рубашке, красивый, черноволосый, с веселыми глазами.

- Это мой Джимми, — тихо сказал Анджелини. — Он не так красив, как ты, но разве это важно?

Манвэ еще раз всмотрелся в юное беззаботное лицо и поставил портрет на стол.

- Ему было пятьдесят, когда его не стало. Но я держу ту фотографию, на которой ему двадцать. Для меня ему всегда было двадцать.

- Мне Мел рассказывал про него.

- Да, он любил Джимми. Скажи мне, chico, ты любишь моего сына?

- Люблю, — с замиранием сердца выговорил Манвэ, он еще не говорил этого Мелькору, боялся сказать, но здесь ему почему-то не было ни страшно, ни стыдно.

- Это хорошо. Мелькор — хороший мальчик. Характер у него нелегкий, это правда, но он всегда был такой. И когда ему еще пяти не было, он смотрел так же, как и сейчас. Готов был постоять за себя. Ты не смотри, что он хвастает и задается, мой Мел умеет крепко любить. И тебя он любит.

- Мне бы очень хотелось этого, — вырвалось у адвоката.

- У тебя чистая душа, тебя трудно не любить.

- Не такая уж чистая, — попытался усмехнуться Манвэ.

- Э-э, парень, ты придаешь этому слишком много значения. Если Бог захотел, чтобы ты любил мужчин, значит, так тому и быть. Когда я завел себе первого, а мне было пятнадцать, мой отец тоже очень сердился. Я всем ему был хорош, кроме этого. Он хотел меня женить, нашел мне хорошую девушку, с Сицилии, только я ему сказал, что не хочу ломать жизнь ни ей, ни себе.

- А он? — спросил Манвэ с жадностью. Перед ним был человек, который прошел через все то же, что и он сам.

- Обиделся, — усмехнулся старик. — Но оставил меня в покое. Только, когда умирал, попросил взять к себе сироту, чтобы наш род не прервался.

- И вы всю жизнь… — адвокат замялся.

- Да, всю жизнь. Знаешь, Джимми тоже нервничал из-за этого. Особенно когда ему кто-нибудь говорил… Сам знаешь, что говорят в таких случаях. Он дрался. А потом перестал. Сказал, что у них нет такой любви, как у него, что с них взять.

Манвэ вздрогнул. Гангстер заметил это и произнес тихо:

- Держи крепче свою любовь, мальчик. Когда она уйдет, ты будешь плакать о каждом дне, когда пытался отказаться от нее.

Выйдя от отца Мелькора, Манвэ понял, что что-то сдвинулось с места в его душе. Он еще не мог оценить масштабы этого изменения, но оно уже произошло и пути назад не было.

Мелькор не звонил. Манвэ был уверен, что он не позвонит, но срывался на любой звук, издаваемый телефоном. Измученный тоской, он вел с Мелькором длинные воображаемые разговоры и считал минуты до того момента, когда он приедет.

Когда настал обещанный день, Манвэ не отходил от телефона, обрывая все разговоры на полуслове. Так он караулил проклятый аппарат, сидя в конторе, как дверь внезапно открылась и сопровождаемый по пятам разозленной Лизой вошел Мелькор.

- Этот человек ничего не слушал… Я ничего не могла сделать…

- Все хорошо, Лиза, — Манвэ не мог оторвать глаз от любимого лица. — Идите.

Дверь захлопнулась и была немедленно заперта, а Манвэ оказался в объятиях Мелькора.

- Я так скучал, — бормотал гангстер, зарываясь носом в темную стрижку Манвэ. — Я чуть с ума не сошел, только о тебе думал…

- Я тоже… — адвокат прижимался к любовнику, чувствуя, что еще минута, и он спятит от счастья. — Мел, милый… — он поцеловал гладко выбритую щеку, светлую прядь волос, выбившуюся из-под резинки, небольшое ухо. Мелькор счастливо вздохнул. Вдруг он чуть отстранил от себя Манвэ:

- С тобой все было в порядке, caro? Ты не болел? Тебя никто не обидел?

- Нет, я только очень тосковал по тебе.

- И утешался с женой?

- Нет, что ты?

- Не сердись. Это шутка. — Он опять притянул к себе возлюбленного и сказал жарко и страстно:

- Поехали ко мне, малыш, я не могу больше терпеть.

- Нет, Мел, — Манвэ посмотрел на него с отчаяньем. — У меня в четыре встреча, которую я не могу отменить. После, ладно? — он ожидал, что Мелькор возмутится, но тот только посмотрел на часы:

- В четыре? — Было пятнадцать минут третьего. — Мы успеем.

Он с сожалением посмотрел на крутящееся кресло и быстро прижал Манвэ к стене рядом со столом.

- Мел, ты с ума сошел… — успел пискнуть тот, но ему тут же зажали рот.

Какой-то довольно солидный промежуток времени вывалился из сознания адвоката. Он отвечал на поцелуи и ласки, не замечая, что его избавили от галстука и расстегнули рубашку. Манвэ весь горел, как в лихорадке, сжигаемый желанием. Вывел из его из транса звук расстегиваемой «молнии».

- Мел, не надо, кто-нибудь войдет… — проговорил он с трудом.

- Никто не войдет, я запер дверь, а телефон отключил. Стой тихо.

Когда Манвэ ощутил теплую ладонь Мелькора в низу живота, он исступленно застонал и уронил голову на плечо любовника. Он понимал, что находится в своей конторе и за стеной сидит секретарша, но остановиться уже не мог. Адвокат цеплялся за шею гангстера с отчаянием утопающего, сосредоточившись только на ритмичных, настойчивых и нежных движениях его руки. Мелькор шептал ему на ухо ласковые слова, его короткие поцелуи сводили Манвэ с ума. «Если сюда кто-нибудь войдет, мне конец», — мелькнуло в его воспаленном мозгу, наслаждение уже становилось невыносимым, и он хрипло простонал: