— Как вы смеете так со мной разговаривать? — дрожащим голосом спросил Манвэ.

Мелькор удивился.

— А как я должен с тобой говорить? Господин адвокат, не соблаговолите ли вы со мной переспать? Что ты трясешься? Когда у тебя последний раз был мужчина? Год назад? Три? Пять?

— Семь, — помимо своей воли ответил Манвэ.

— Тем более. Тебе, наверное, очень тяжело без этого.

«Ты даже представить не можешь, как», — чуть было не сказал Манвэ, но прикусил язык. Мелькор поднялся и медленно подошел к нему. Ловко развязал галстук и снял с замершего адвоката пиджак. Тот смотрел на него, как загипнотизированный кролик.

Он позволил увести себя в спальню, где была уже расстелена огромная кровать. Мелькор одной рукой (другой рукой гангстер удерживал Манвэ за плечи) погасил свет.

— Для начала мы будем заниматься этим в темноте, — услышал адвокат шепот у самого уха. — Ты все вспомнишь. Вспомнишь, как это сладко.

Шепча нежные слова, Мелькор раздел своего партнера и подтолкнул его к кровати.

— Ляг и укройся, ты весь дрожишь.

Манвэ повиновался. Его и в самом деле била дрожь, и желудок сжался в отвратительный липкий комок. Адвокат очень боялся, что его сейчас вырвет, но тут возле него очутилось горячее тело Мелькора, и все страхи покинули его.

— Ты женат? — спросил Мелькор, обнимая Манвэ и осторожно лаская ладонями его сведенное тело.

— Да.

— Ну и дура же твоя жена, — убежденно сказал гангстер. — Я тебе это докажу в два счета. Ну, давай, поцелуй меня. Не могу же я один стараться за двоих.

На губах Манвэ почувствовал его горячее дыхание, пахнущее дымом дорогих сигар, и со страстью, удивившей его самого, впился в губы любовника. Через несколько минут он уже жадно ласкал языком грудь Мелькора, а тот, постанывая от удовольствия, запустил пальцы в его короткие волосы.

— Молодец, — шептал гангстер, — вот видишь, как все хорошо, а ты упрямился. Давай, мальчик, не надо себя сдерживать.

Манвэ и не сдерживался. Он просто покорился собственному желанию, млея от давно забытых ощущений, от мужского тела под своими руками, от запаха табака и одеколона, от горячих сильных неженских рук.

«Как хорошо, — думал он. — Господи, как я мог жить без этого столько лет».

— Ну-ка, — Мелькор приподнял его голову, сжав лицо в ладонях. — Давай, сделай то, что тебе хочется. Доставь мне удовольствие. Возьми в рот. А потом я посмотрю, что с тобой делать.

От этого грубого приказа Манвэ почувствовал такое бешеное возбуждение, что несколько секунд не мог вздохнуть. Потом послушно прижался лицом к животу Мелькора, несколько секунд собирался с духом, а потом, как в омут головой, ринулся вниз. От не слишком осторожного прикосновения губ любовника, отвыкшего от таких удовольствий, Мелькор вскрикнул и схватил Манвэ за волосы.

— Не так резко, — прошипел гангстер. — Давай мягче. Вот так. Ты хороший мальчик.

Но через минуту он уже забыл все слова, кроме имени своего любовника. Он катался по постели, заставляя Манвэ принимать самые немыслимые позы, чтоб удержать голову между бедер Мелькора. Манвэ уже забыл, какое блаженство может доставить подобный процесс. Но зато его тело хорошо помнило, что надо делать, чтобы удовольствие получил партнер. То дразнящие, то нежные, то сильные прикосновения его губ и языка доводили Мелькора до экстаза. Он ощущал, что Манвэ завладел им полностью и ему оставалось только подчиниться и ждать, когда тот позволит своему возлюбленному кончить. Ему казалось, что еще секунда, и он не выдержит, но Манвэ искусно удерживал его на грани, и это все длилось и длилось, гангстер чувствовал, что кости плавятся в теле, а сердце сейчас выскочит из горла. Наконец, когда наслаждение достигло предела, он заорал, изо всех сил прижимая лицо Манвэ к своему животу.

— Ну, ты даешь, — пробормотал он, отдышавшись, весь в поту. — Теперь моя очередь.

Он поглядел на Манвэ, который лежал, зарывшись носом в его живот, плечи адвоката вздрагивали. Мелькор притянул его к себе и усадил рядом. Поглядел в лицо. Полузакрытые голубые глаза затуманены, рот приоткрыт, веки потемнели, Манвэ был хорош, как ангел, а возбуждение отчетливо читавшееся на лице, красило его еще больше.

— Тебе понравилось? — нежно шепнул он, прижимаясь щекой к груди Мелькора.

— Да, — усмехнулся тот и поцеловал Манвэ в губы. Адвокат с исступленным стоном прижался к нему, запустив руки в длинные светлые пряди. «Не фига себе, — думал Мелькор, целуя любовника. — И как он жил семь лет без этого дела? И самое главное, как он жил с этой бабой, и она ничего не заметила? Всегда говорил, что все бабы — дуры». Манвэ терся об него всем телом, совершенно одурев от его близости и вожделения.

— Котенок, — Мелькор оторвался от его рта и посмотрел в шалые блаженные глаза, — через тридцать секунд я буду готов, как штык, и весь твой.

Он заставил раскрасневшегося адвоката лечь на живот и сам лег на него.

Волнообразными движениями языка Мелькор прошелся по его спине. Зарылся руками в волосы и, убедившись, что его любовник содрогается от желания, одним движением овладел им.

Манвэ закричал.

— Тихо, — задыхаясь, прошептал Мелькор. — Тихо!

Он старался действовать мягко, и вскоре напряженное тело расслабилось. Манвэ изо всех сил вцепился пальцами в простыни. Раньше он даже представить себе не мог, что возможно такое острое непрекращающееся наслаждение, такое желание подчиниться и принадлежать чужому телу. Мелькор целовал его в ухо, покусывал мочку и бормотал:

— Сладкий мой мальчик, счастье мое, хорошо тебе? А ты не хотел… Я тебя так затрахаю, что твоя жена тебя не узнает. Вот так… Нравится, скажи, нравится?

— Да… — стонал Манвэ, хотевший только одного — чтобы это не прекращалось никогда. — Еще, сильней, мне уже не больно, давай же…

Сейчас он был готов на все, что угодно. Его измученное желанием и неудовлетворенностью тело пылало, как в огне, с каждой секундою все сильней. И когда пришло освобождение, он до крови укусил себя за руку, чтобы не кричать, но все-таки закричал.

Всю эту ночь Манвэ делал все, что хотел Мелькор. Он просто стелился под него, выполняя каждую прихоть. Создавалось впечатление, что это была последняя ночь в его жизни, и он собирался провести ее так, как ему хочется. А Мелькор думал, что у него никогда не было такого восхитительного секса. И такого партнера. Они сливались воедино так, как будто принадлежали друг другу всю жизнь. Гангстер включил лампочку под зеленым абажуром возле кровати, и в рассеянном свете Манвэ, лежащий обнаженным на белом шелке простыней, казался прекрасным, как греческая статуя. Мелькор говорил ему, что не видел никого красивей его, что он его ангел, божество, что он похож на Антиноя и всех богов разом. Манвэ смеялся задыхающимся мелодичным смехом и притягивал любовника к себе. Сейчас ничего, кроме Мелькора, не имело для него значения. Карьера и жена растаяли в голубой дали.

— Как ты прекрасен, мой милый, — шептал Мелькор, склоняясь над дивным телом партнера. — Клянусь Мадонной, ты — безумец, заставить такое тело столько страдать. Ничего, все кончилось, теперь я позабочусь о тебе.

Манвэ блаженствовал. В его горячем освободившемся теле все встало на свои места. Казалось, ночь никогда не кончится. Но наконец в окне забрезжил рассвет, и измученный Мелькор заснул, уткнувшись носом в плечо возлюбленного. А Манвэ заснуть не мог. Он смотрел на гангстера, лицо которого стало спокойным и почти детским, осторожно, чтобы не разбудить, перебирал тяжелые густые пряди светлых волос, и сердце его болело от любви. Это чувство было настолько сильным и острым, что Манвэ испугался. «Я не могу с ним остаться. Не могу. Он разрушит всю мою жизнь, пустит под откос все, ради чего я жил. Это невозможно. Хорошо, что это было, но я должен оставить его. Я его всю жизнь буду любить, но я не могу себе этого позволить». Он встал, быстро оделся, черкнул пару строк в блокноте, положил записку на тумбочку и еще раз на секунду склонился над Мелькором. «Прости меня, любовь моя, — тихо произнес он. — Я не могу. Это вся моя жизнь. Прости». И когда он спускался по лестнице, какой-то тихий голосок шепнул ему: «А чего она стоит, твоя жизнь? Разве это та цена, которую стоит платить?», но он с отчаяньем отмахнулся и через час на взятом в прокат «порше» уже мчался по направлению к Нью-Йорку.