– Чего?

– Подумай. Когда‑нибудь мы научимся имитировать реальность так хорошо, что она станет неотличимой от… собственно, от реальности, правильно?

– Один из моих любимых писателей как‑то сказал: «Виртуальная реальность – это не более чем воздушный поцелуй, только сильно раздутый».

Она фыркнула, потом продолжила:

– А достаточно сложная виртуальная реальность будет моделировать живых существ настолько хорошо, что они будут считать, что они и вправду живые.

– Полагаю, так, – сказал он.

– Наверняка. Ты видел игру «The Sims», в которую Карл любит играть? Моделирование реальности, на которое мы способны уже сегодня, поразительно, а ведь цифровыми компьютерами мы пользуемся всего сколько? Шестьдесят пять лет. Вообрази, какую реальность ты сможешь смоделировать, имея в своём распоряжении в тысячу, миллион, миллиард раз бо́льшие вычислительные ресурсы – которые у нас, и у любой технологически развитой расы, в конце концов появятся. И снова – где ты проведёшь границу между жизнью и не‑жизнью? Какими правами обладают смоделированные формы жизни? С такими моральными проблемами должны будут столкнуться все разумные расы.

К ним приближалась другая пара, тоже, видимо, совершающая прогулку. Дон улыбнулся им, проходя мимо.

– Фактически, – продолжила Сара, – можно утверждать, что существуют кое‑какие свидетельства в пользу того, что мы сами – именно такие цифровые модели.

– Я весь внимание.

– В нашей вселенной существует минимально возможное расстояние. Планковская длина: 1,6×10 метров, или 10^‑35‑20 размера протона; ты не можешь измерить расстояние меньше этого, предположительно, из‑за квантовых эффектов.

– Так.

– И, – продолжала она, – если хорошо подумать, то должен существовать и наименьший отрезок времени: раз частица света должна находиться либо в планковской ячейке А, либо в соседней с ней планковской ячейке B, то время, которое требуется ей, чтобы переместиться из одной ячейки в другую – время, за которое фотон перескакивает из этой ячейки планковского размера в ту ячейку планковского размера – это наименьший возможный период времени. И этот период – планковское время – равняется 10^‑43 секунды.

– Часы Короткого Сейчас, – скаламбурил Дон

– Именно! Но задумайся о том, что это означает. Мы живём во вселенной, слепленной из маленьких дискретных кусочков пространства, которая стареет на маленькие дискретные кусочки времени за раз – то есть, во вселенной, где существуют пикселы пространства и такты времени. На самом базовом, фундаментальном уровне мы – цифровые существа.

– Квантовая физика не как базовая природа реальности, а как побочный эффект – как это можно назвать? – побочный эффект уровня детализации смоделированного мира. – Он сделал потрясённое лицо. – Круто.

– Спасибо, – сказала она. – Но из этого следует, что наш мир, со всеми его пикселами пространства и времени, может быть ничем иным, как игрой «The Sims» какой‑нибудь очень продвинутой цивилизации – а из этого следует, что где‑то существует программист.

– Хотел бы я знать адрес его е‑мэйла, – сказал Дон. – Я бы обратился за технической поддержкой.

– Ага, только помни, что если сорвёшь печать со вселенной, то лишаешься права на возврат денег. – Они свернули за угол. – И, возвращаясь к вопросу о сотворении вселенных, с помощью ускорителей частиц мы когда‑нибудь сможем создавать дочерние вселенные, отпочковывая их от нашей. Конечно, мы не сможем создать полновесную вселенную, со звёздами и галактиками; мы создадим лишь соответствующую сингулярность, как та, из которой наша вселенная получилась в результате Большего Взрыва, а новая вселенная разовьётся из неё сама. Физика утверждает, что такое возможно, и я подозреваю, что практическая реализация – это лишь вопрос времени.

– Понятно, – сказал Дон. – Если сделать шаг назад, то может оказаться, что мы живём во вселенной, созданной учёным из какой‑то родительской вселенной с помощью ускорителя частиц?

– Именно! – сказала Сара. – Как ты знаешь, я люблю следить за идущими в Штатах дебатами по поводу преподавания эволюции и разумного замысла. Я‑то, как тебе известно, эволюционист – но я не согласна с аргументами, которые приводят эволюционисты. Они продолжают утверждать, что наука не может принять сверхъестественных причин, имея фактически в виду, что любое научное объяснение по определению должно ограничиваться причинами, принадлежащими этой вселенной.

– И что же в этом неправильно?

– Да всё неправильно, – сказала она. – Это определение научности не даёт нам прийти к выводу о том, что мы есть продукт труда других учёных, работающих в реальности за пределами нашей. Это оставляет нас с нелепым «научным» мировоззрением, которое с одной стороны допускает, что мы рано или поздно научимся создавать идеально смоделированные реальности или дочерние вселенные, но с другой стороны не способно признать, что мы сами можем жить в одной из таких штук.

– Может быть, учёных не интересует этот вопрос просто потому, что он на самом деле не даёт никаких ответов, – сказал Дон. – Думаю, кто‑нибудь вроде Ричарда Докинза мог бы сказать: ну и что, что нас создали какие‑то другие разумные существа? Это не даёт ответа на вопрос о том, откуда взялись они сами.

– Но наука – и, в частности, теория эволюции, за которую Докинз стоит горой – это, в основном, прослеживание генеалогий и заполнение недостающих звеньев. Если взглянуть на эволюцию пошире, то можно сказать, что вопрос о том, действительно ли птицы произошли от динозавров, нелеп и не стоит усилий, так же, как вопрос о том, была ли Люси нашим предком, потому что единственный по‑настоящему интересный вопрос – это откуда взялся наш самый первый предок, общий предок всех живых существ. Это неверно; это один из очень интересных вопросов, но не единственный, на который стоит искать ответ. Живём ли мы в искусственно созданной вселенной – этот вопрос интересен сам по себе, и он достоин внимания учёных. И если создатель и правда существует, или раса разумных становится таким создателем сама, это немедленно поднимает моральный вопрос о том, какую ответственность и обязательства несут создания перед своим создателем и несут ли вообще, а также обратную, которой, по моему мнению, уделяется совершенно недостаточно внимания: об ответственности и обязательствах нашего возможного создателя перед нами .

Дон сделал широкий шаг в сторону и уставился в тёмное небо.

– Эй, Господи, – сказал он, – целься точнее…

– Нет, серьёзно, – сказала Сара, – технологии дают виду способность предотвращать появление жизни, создавать жизнь, забирать жизнь в масштабах больших и малых; технологии же в конечном итоге дадут нам способности, которые мы бы назвали божественными, и, пусть даже наука в её современном определении и неспособна этого увидеть, из этого вытекает возможность того, что мы сами есть результат деятельности какого‑то другого существа, которое уже в силу того факта, что он создал нас, также заслуживает называться Богом. Это не значит, что мы должны ему поклоняться – но это значит, что нам и любой другой технологически развитой цивилизации придётся отвечать на вопросы, связанные с возможностью быть Богом и возможностью оказаться детьми Бога.

Они перебежали через дорогу перед приближающейся машиной.

– И что же, инопланетяне с Сигмы Дракона написали нам, чтобы спросить у нас совета? – сказал Дон. – В таком случае, помоги им небо.

Глава 26

Сара говорила, что одной из привлекательных сторон возвращения молодости является возможность прочесть все великие книги. Дон не назвал бы книгу, которую сейчас читал, великой – это был триллер того типа, что во времена его молодости выставляли в аптеках на крутящихся стендах – однако ему доставляла радость сама возможность снова читать, не напрягая глаза и не пользуясь при этом костылями.