– Слушай, друг, – сказал Макото, – я… был неправ. Прошу прощения. Я не знал, что ты её внук.

– Ага, – сказала Филис. – Извини нас.

Он не смог заставить себя ничего сказать, лишь кивнул.

Потом разговор продолжился, хотя Дон в нём практически не участвовал, и было съедено ещё много куриных крылышек; первобытный процесс отрывания зубами мяса от костей странным образом помог ему успокоиться. Наконец, принесли счёт. Заплатив свою долю, Макото сказал:

– Пора бежать. – Потом посмотрел на Дона. – Рад знакомству.

Дон сумел ответить ровным голосом:

– Я тоже.

– Мне тоже уже пора, – сказала Филлис. – Завтра с утра встреча с научруком. Галина, ты идёшь?

– Ага, – ответила Галина – единственной слово, которое Дон услышал от неё за весь вечер.

Когда они остались одни, он посмотрел на Ленору.

– Простите, – сказал он.

Она вскинула свои рыжие брови.

– За что? За то, что вы вступились за бабушку, которая не может сама за себя постоять? Вы хороший человек, Дональд Галифакс.

– Я ведь наверняка испортил вам вечер. Простите, что не понравился вашим друзьям, и…

– О, вовсе нет. Ну, разве что Макото. Но пока вы ходили вниз, Филлис сказала, что вы очень галантны.

Он едва успел подхватить падающую челюсть. «Галантный» – не то слово, что ожидаешь услышать от двадцатипятилетней женщины.

– Полагаю, мне уже тоже пора идти, – сказал он.

– Ага, – сказала она. – И мне.

Они двинулись к выходу; Дон нёс в руках два больших пластиковых пакета с бумагами. К его удивлению, на улице было темно; он и не думал, что они просидели в пабе так долго.

– Ну, – сказал он, – было весело, спасибо, но…

Ленора, похоже, тоже была удивлена наступившей темнотой.

– Проводите меня до дома? – спросила она. – Это всего в паре кварталов, но район не сказать, что совсем спокойный.

Дон взглянул на часы.

– Э‑э… конечно. Разумеется.

Она взяла один из пакетов, и они пошли по улице под жизнерадостную болтовню Леноры. Было по‑прежнему жарко и душно, когда они подошли к Эвклид‑авеню, трёхполосной улочке, застроенной древними облупившимися домами. Двое здоровых парней прошли мимо. У одного из них, с поблёскивающей в свете фонарей бритой макушкой, была анимированная татуировка Мрачного Жнеца на бугрящемся правом бицепсе. У другого на лице и руках были лазерные шрамы, которые легко удалялись; он, вероятно, носил их как знаки отличия. Ленора опустила взгляд на потрескавшийся и разбитый тротуар, и Дон последовал её примеру.

– Ну вот, – сказала она примерно через сотню метров. – Пришли.

Они стояли перед ветхим домом с мансардой.

– Неплохое местечко, – сказал он.

Она рассмеялась.

– Трущоба. Но зато дёшево. – Она помолчала, и её лицо посерьёзнело. – Поглядите на себя! Вы весь взмокли, а вам ещё обратно переться до подземки. Заходите. Я дам вам с собой банку диетической колы.

Они вошли в дом; какое‑то животное – возможно, енот – проворно убралось с дороги. Ленора открыла боковую дверь и свела его вниз по лестнице.

Он приготовился к тому, что в квартире будет царить бардак – вспомнились собственные студенческие годы. Но её жилище оказалось чисто прибранным, хотя мебель была разношёрстная, по‑видимому, приобретённая на гаражных распродажах.

– Очень мило, – сказал Дон. – Это…

Её губы вдруг впились в его. Он почувствовал, как её язык прижимается к его губам. Его рот открылся, а пенис моментально затвердел. Внезапно её руки оказались на молнии его шортов и – О Боже!  – она уже на коленях, ласкает его губами… но лишь в течение нескольких восхитительных секунд. Она поднялась на ноги, взяла его за руки и, пятясь и похотливо улыбаясь ему, потянула его в спальню.

Он последовал за ней.

Дон ужасно боялся, что может кончить практически тут же – всё‑таки это было больше возбуждения и стимуляции, чем он видел за многие годы. Но старый друг не подвёл, и они с Ленорой кувыркались на постели, поочерёдно оказываясь сверху, пока он, в конце концов, не кончил.

Он немедленно снова принялся за работу и продолжал до тех пор, пока, наконец, её также не сотряс оргазм.

– Спасибо, – сказала она, улыбаясь ему; они лежали теперь рядом, лицом друг к другу.

Он легко погладил её по щеке кончиками пальцев.

– За что?

– За то, что не остановился, пока я…

Его брови вскинулись вверх.

– Конечно.

– Ты знаешь, далеко не каждый такой… заботливый.

Она была совершенно голая, и свет в комнате был включён. Он с восхищением отметил, что веснушки у неё по всему телу, и что лобковые волосы того же самого медного цвета, что и на голове. Нагота её, похоже, совершенно не стесняла. Теперь, когда всё закончилось, ему хотелось нырнуть под простыню. Но на краю простыни лежала она, так что он не смог бы накрыться, не привлекая к этому действию излишнего внимания. Однако ему было не по себе от того, как она рассматривала его, ероша волосы у него на груди.

– Никаких шрамов, – рассеяно отметила она.

Кожная регенерация избавила Дона от всех старых шрамов.

– Наверное, мне везёт.

– Ну, – сказала Ленора, игриво хлопая его по руке, – сегодня вечером тебе точно повезло.

Он улыбнулся в ответ. Это было изумительно . Нежная и страстная, мягкая и энергичная в одно и то же время. Это было не совсем «переспать с супермоделью» – но очень близко! О, как близко!

Его рука нащупала её сосок, и он слегка повернул его, зажав между большим и указательным пальцами.

– …с бюста бледного Паллады… – сказал он с улыбкой.

Её глаза удивлённо расширились.

– Ты первый, кого я знаю, кто помнит из того стихотворения больше, чем та часть с «никогда». Ты не представляешь, как меня бесит, когда мне цитируют это «никогда, никогда».

Он нежно погладил её грудь и прочитал:

– И сидит, сидит зловещий. Ворон черный. Ворон вещий,

С бюста бледного Паллады не умчится никуда,

Он глядит, уединенный, точно демон полусонный,

Свет струится, тень ложится, на полу дрожит всегда,

И душа моя из тени, что волнуется всегда,

Не восстанет – никогда![133]

– Вау, – тихо сказала Ленора. – У меня ещё не было парней, которые читали бы мне стихи.

– У меня не было девушки, которая чуть было не побила меня в скрэббл.

– И я требую реванша! – сказала она.

Он вскинул брови.

– Сейчас?

– Нет, не сейчас, глупый. – Она придвинулась ближе к нему. – Утром.

– Я… я не могу, – сказал он и почувствовал, как она напряглась. – Я… э‑э… у меня собака.

Она расслабилась.

– О. Ну, ладно.

– Прости, – сказал он. Он имел в виду «прости за враньё», но позволил ей понять это как «прости, что не могу остаться». Он оглядел комнату в поисках часов, отыскал, и его сердце подпрыгнуло.

– Слушай, – сказал он, – я… мне правда уже нужно идти.

– О, конечно, – сказала Ленора не слишком довольным голосом. – Но позвони мне! Я дам тебе номер…

Глава 24

Дон любил вспоминать их с Сарой путешествие в Новую Зеландию в 1992 году. Но в том путешествии был зачат Карл, и его рождение положило конец их совместным поездкам на следующие пару десятков лет: Сара по‑прежнему ездила в разные места на конференции, но Дон всегда оставался дома. Было очень жалко пропустить её поездку в Париж в 2003 на конференцию со стильным названием «Кодирование альтруизма: Искусство и наука сочинения межзвёздных посланий». Но он всё же ездил с ней в Пуэрто‑Рико в 2010 на церемонию отправки официального ответа Земли Сигме Дракона. Его брат Билл присматривал за Карлом и Эмили в их отсутствие.

Город Аресибо расположен примерно в семидесяти пяти минутах езды к западу от Сан‑Хуана, а Обсерватория Аресибо – в десяти милях к югу от него, хотя Дону показалось, что гораздо дальше – так долго они петляли по горным серпантинам. Ландшафт, как им рассказал водитель, был сплошь карстовый: известняк, в котором ветер и вода сотворили бесчисленные трещины, пещеры, подземные реки и провалы. Пещеры Рио‑Камуй, одна из наиболее зрелищных пещерных систем в мире, располагались к юго‑востоку от обсерватории.