– Это замечательное место, – говорил он, – но должен вас предупредить – у них есть раздражающая привычка класть в гамбургеры ломтик свёклы и… о, гляньте‑ка! – У обочины была припаркована машина. Он указал на её бело‑синий номерной знак: PQHO‑294, со стилизованной короной вместо дефиса, как это принято в Онтарио. – Qoph.

Брови Ленор вспрыгнули на лоб.

– Название еврейской буквы! – радостно воскликнула она. – Вы играете в скрэббл? – Каждый серьёзный игрок в скрэббл помнит наизусть горстку полезных слов, в которых есть «Q», но отсутствует «U».

Он улыбнулся.

– О да!

– Я тоже, – сказала Ленора. – Всегда практикуюсь на номерных знаках. Пару недель назад видела две стоящие рядом машины с анаграммами «barf» и «crap»[123] на номерах. Потом весь день ухохатывалась.

Они продолжили путь, снова заговорив о Новой Зеландии, и к тому времени, как добрались до ресторана, уже практически исчерпали тему – Дон рассказал всё, что знал. «Герцог Йоркский» оказался двухэтажным баром‑рестораном на тихой улочке к северу от Блур‑стрит. В других зданиях на этой улице – респектабельных отреставрированных особняках – похоже, размещались офисы дорогих адвокатов и финансовых консультантов. Их провели в кабинку у задней стены первого этажа и усадили там. Из колонок доносилась рок‑музыка – или как там современные дети называют то, что слушают. К счастью, в ресторане был кондиционер.

Неподалёку от них был столик, за которым сидели трое мужчин. Официантка примерно Ленориных лет и почти такая же симпатичная, одетая в тесный топ с очень низким вырезом, принимала у них заказ – они просили к еде бутылку вина.

– Красное или белое? – спросил один из мужчин, глядя на остальных.

– Красное, – ответил тот, что сидел слева от него, и тот, что справа повторил: – Красное.

Первый вскинул голову к официантке и изрёк:

– Я услышал красное.

Ленора перегнулась через стол и прошептала Дону, указав в сторону этой троицы кивком головы:

– Вау! У него, должно быть, синестезия[124].

Дон восхищённо рассмеялся.

Та же самая официантка подошла и к ним. Она была высокой и широкоплечей, с шоколадно‑коричневой кожей и иссиня‑чёрными волосами до пояса.

– Что будете за… о, Ленни! Я тебя и не узнала, дорогуша.

Ленора виновато улыбнулась Дону.

– Я тут подрабатываю два раза в неделю.

У него перед глазами вдруг возникла картина Леноры, одетой как официантка, у которой на бэджике на груди значилось «Гэбби». Гэбби, прижав руку к крутому бедру, секунду оценивающе осматривала его.

– И кто он? – спросила она с напускной серьёзностью, словно спутник Леноры обязан был пройти её проверку.

– Это мой знакомый, Дон.

– Здравствуйте, – сказал он. – Приятно познакомиться.

– Мне тоже, – ответила Гэбби и снова обратилась к Леноре. – Увидимся в субботу в банке?

– Обязательно.

Габби приняла у них заказ на напитки. Ленора заказала бокал белого вина; Дон – свою всегдашнюю диетическую колу. Он был рад, что компании «Пепсико» и «Кока‑кола» наконец‑то объединились; он терпеть не мог эту дурацкую игру в «Пепси подойдёт?» в заведениях, где кока‑колу не подавали.

– Итак, – сказал он, когда Гэбби ушла, – вы помогаете грабить банки?

Ленора выглядела немного смущённой.

– На самом деле это продуктовый банк[125]. Гэбби там работает постоянно, а я – в основном по субботам. – Она помолчала, а потом добавила, немного неловко, будто считала, что должна объяснить это подробнее: – Когда работаешь в ресторане, то видишь, как много выбрасывается еды, а люди по‑прежнему голодают.

Он отвёл взгляд, задумавшись над тем, сколько людей – да что там, сколько миллионов людей можно было накормить на те деньги, что были потрачены на его омоложение.

Ленора и правда оказалась, как отмечал раньше его автоответчик, весьма разговорчивой, и он удовлетворился ролью слушателя её болтовни; это было безопаснее, чем говорить что‑либо самому. У неё было такое живое лицо и такой выразительный голос, что он, казалось, мог слушать её часами. Но иногда он всё же делал попытки поддержать разговор.

– Значит, вам нравится «Onderdonk»? – спросил он ёё, указывая на надпись на футболке.

– О, это полный отвал башки, – ответила она. Он понятия не имел, хорошо это или плохо, и поэтому постарался сделать нейтральное лицо. – А вам? – продолжала Ленора. – Какие группы вам нравятся?

Вот чёрт , подумал Дон. Как он подставился. Коллективы его юности – «Electric Light Orchestra», «Wings», «Supertramp», «April Wine» – для неё пустой звук, а названия какого‑нибудь из современных он не смог бы вспомнить под страхом расстрела.

– Я… э‑э… – И тут на него снизошло озарение и он ткнул в настенный динамик, имея в виду группу, которая сейчас играла – хоть и не знал ни её названия, ни названия песни.

Но она кивнула.

– «Гиперцвет», – сказала она. – Небоверх.

Дон постарался не изменяться в лице. Одно из этих слов было, вероятно, названием группы; второе выражало положительную реакцию. Если бы это она указала на динамик, в котором играла бы, скажем, «Call Me» – популярный шлягер его студенческих лет, он бы сначала идентифицировал исполнителя, а потом бы добавил: «Блонди. Круто». Поэтому он предположил, что «Гиперцвет» – название коллектива, а «небоверх» – одобрительное высказывание. Словно инопланетный язык расшифровываю , подумал он. Сара гордилась бы.

– Кто‑нибудь ещё? – спросила Ленора.

– Гмм… – Через секунду лихорадочных раздумий он сказал: – «Битлз».

– Да ладно! – воскликнула она. – Я их обожаю! А какая у вас любимая песня?

– «Yesterday».

Она пробормотала что‑то восхищённое.

– В наши дни, – сказал он, – «Битлз» – довольно необычное увлечение. – Он тут же пожалел о сказанном; в конце концов, «ливерпульская шестёрка» как раз сейчас могла переживать период возрождения интереса. Когда он учился, среди студентов был невероятно популярен Хамфри Богарт, а его великим фильмам уже тогда было почти полвека.

Но она энергично закивала.

– Это точно. Среди моих знакомых практически никто о них не слышал.

– А вы как на них набрели?

Она странно на него посмотрела; он что, употребил какое‑то устаревшее выражение? Но она, должно быть, всё же поняла, о чём он спрашивает, потому что ответила:

– У моего дедушки была их целая коллекция.

Ох.

– Он их ставил всякий раз, как я к нему приезжала в детстве, – продолжала она. – У него была древняя стереосистема – это было его хобби – и целая стопка этих нейлоновых штук.

Ему понадобилась секунда, чтобы сообразить: она имеет в виду винил. Но поправлять людей по пустякам невежливо – его дедушка так ему говорил.

И всё же, думал Дон, должно же быть что‑то, что они могли бы обсуждать, не ставя его в невыгодное положение. Конечно, они могли бы поговорить о том, кого они оба знают: о Саре. Разве не об этом обычно разговаривают незнакомцы? Но он не смог бы вынести ещё одного упоминания его «бабушки».

Гэбби вернулась с напитками и приняла заказ на еду. Дон заказал салат под названием «голубой стейк» – нарезанный ломтиками стейк с зеленью, посыпанный тёртым голубым сыром. Ленора, которая даже не заглянула в меню – работая здесь, она, должно быть, выучила его наизусть – взяла фиш‑энд‑чипс.

Дон обожал обсуждать политику, но воздерживался от неё в разговорах с людьми, с которыми только что познакомился. Однако приближались провинциальные выборы, а поскольку она из Британской Колумбии, то вряд ли у неё успели сформироваться политические предпочтения о том, что делается здесь, в Онтарио; вероятно, эта тема вполне безопасна.

– Кто, по‑вашему, победит в эту пятницу? – спросил Дон.

– Я всегда голосую за НДП, – сказала она.

Это вызвало у него улыбку. Он вспомнил собственные социалистические симпатии студенческих лет. Однако его впечатлило то, что Ленора разбирается в текущей политической ситуации. А если копнуть историю?