Рядом с ним бежал Саша. Тоже напрямик, как и он, невзирая на шипы, бьющие по незащищенным участкам кожи, оставляя на ветвях окровавленные красно-зеленые клочья байковой рубахи.
— Ты в порядке? — Степан склонился над телом Саши, с тревогой вслушиваясь в его натужное, хриплое дыхание.
Губы ребенка побелели. До Степана только сейчас начало доходить, что состояние его попутчика вызвано не только их вынужденным бегом с препятствиями на расстояние около полутора десятков метров. За время, которое они провели здесь, у поваленного дерева с переточенным вредителями трухлявым стволом, дыхание должно было давно нормализоваться. Но этого не случилось. Почему? ОН ЕЛ ПЛОД!!! Сейчас Степан отчетливо вспомнил этот момент. Медленно, но верно лицо Саши покрывала мертвенная бледность. Дыхание уже едва прослушивалось. Он просто раскрывал рот, словно выброшенная на берег рыба, да судорожно тянулся к правому карману брюк. Рука его при этом то и дело соскальзывала, царапала ногтями землю и вновь начинала свой путь, чтобы затем снова бессильно упасть на влажную от утренней росы траву.
«Карман!» — повинуясь внезапному наитию Степан положил на бедро ребенка руку и тотчас же ощутил сокрытый под брючной тканью продолговатый предмет. Добраться до него было делом нескольких мгновений. И минуты не прошло, а он держал уже в руках белый цилиндр с полустертой этикеткой. Не мешкая, поднес его ко рту Саши раструбом вперед и нажал на выступающую сверху крышку баллончика большим пальцем. Это сработало. Струя аэрозоля, пущенная в рот Саши, делала свое дело довольно быстро. Вскоре он уже не задыхался, щеки залил здоровый румянец.
— Почему ты не сказал? — присев на корточки, Степан рассеянно вертел в руках баллончик ингалятора.
— Вы не спрашивали.
Чтож, и то верно.
— Выходит плод здесь ни при чем?
— Нет, астма у меня врожденная, — Саша с трудом приоткрыл глаза и с вызовом глянул на своего спасителя: — А если бы и сказал — это что-то изменило? Вы бы меня в лесу бросили?
— Нет конечно! — Степан даже оторопел от такого нелепого заявления. — Но если бы я был предупрежден, то дело, возможно, не зашло бы так далеко, и ты не лежал бы сейчас вот так на земле. Приступы часто бывают?
— Не очень.
Видя, что его оппонент начинает потихоньку закипать, Степан ухмыльнулся и поинтересовался с ехидцей в голосе:
— Огурец-то хоть вкусный был?
— Вкууусный, — губы Саши тронула легкая улыбка. — Хотите попробовать? Я его где-то по дороге бросил.
— Нет уж, извольте. Мы люди простые, на колбасе перебьемся, — сказал — и в задумчивости уставился на Сашу: — А ну-ка, эксперт по внеземным растительным формам жизни, проинформируй-ка меня — вонь эта когда выветрится?
Саша замолчал, прикидывая что-то в уме. Наконец, после недолгих раздумий, выдал:
— Через неделю. Может две. Пока плоды на дереве не переспеют. Но нас это не должно волновать. Главное не прокалывать те наросты на кожуре, о которых я вас предупреждал.
Во время их отсутствия, к счастью, никто на поклажу не позарился. Степан мельком проверил содержимое рюкзака, закинул его на плечи и, преодолев сопротивление колючих до безобразия ветвей, выбрался к ожидавшему его Саше. Уходили медленно, не торопясь. Вонь, как ни странно, теперь уже особого беспокойства не доставляла: то ли принюхались, то ли попросту приняли ее, как должное. Есть — ну и пускай будет. Нам, дескать, наплевать. Впрочем, чем дальше они отходили, тем она становилась все менее ощутимой. А через некоторое время исчезла вовсе.
В течение последующих двух суток ничего существенного с ними не приключилось. На ночлег останавливались все в таких же колючих кустарниках, охранно-оборонительные функции которых Степан теперь уже успел ощутить сполна. Пару раз потревожили невиданных ими ранее животных. Те, к сожалению, сразу же исчезли из поля зрения. Быстроногие, приземистые, коренастые, испещренные вдоль и поперек серовато-грязными полосами, с длинной гривой из спутанных рыжих волос, свисающей едва ли не до самой земли, они чем-то напомнили Степану диких монгольских лошадей.
На третьи сутки появился и повод для беспокойства: исчезли ориентиры. Согласно карте, которую Степан запомнил от и до, именно на том месте, на котором они сейчас стояли, должна была нести свои воды небольшая река. Не Дунай конечно, не Днепр, но, тем не менее, не заметить ее просто невозможно. А еще левее, километрах примерно в трех, всенепременно обязан был обнаружиться и дорожный тракт, и мост через эту самую реку. Как быть и в чем прокол? Анализируя в уме весь пройденный ими путь, он досадливо поморщился: гиблых по определению, а то и просто труднопроходимых мест встречалось более чем достаточно. На каком именно отрезке пути дало брешь его хваленое чувство направления, сейчас уже и не скажешь. Впрочем, а может все не так уж и плохо?
— Саша, — подозвал он паренька, и тот немедленно отвлекся от созерцания крупного мохноногого паука, сварганившего паутину буквально перед его носом. И паук, и Саша рассматривали друг друга уже достаточно долго.
— Да. Что случилось?
— Похоже, мы потерялись. Смотри сюда. Вот здесь… — он присел на корточки, смахнул в сторону пласт сухих листьев вперемешку с прелыми и, вооружившись прутиком, принялся рисовать на земле тот участок карты, на котором, по его мнению, они должны были находиться, — река. Рядом, вот в этом месте — мост и дорога. Уяснил?
— Да, вроде бы. А где это?
— ЭТО, — Степан сделал ударение на первом слове и ткнул прутиком ближе к реке, — как раз то место, где мы сейчас стоим.
— Не вижу я здесь никакой реки.
— Правильно. Потому что ее нет. Мы либо слегка отклонились от маршрута либо… забрели вообще невесть куда.
— Теперь понятно. Ты предлагаешь походить поблизости и поискать реку?
Степан, пряча улыбку, согласно кивнул. Паренек впервые назвал его на ты!
— Хорошо, я согласен.
— Ну вот и славно.
Слегка размяв затекшие от долгого сидения на корточках ноги, они двинулись гуськом через рощу стройных высоких деревьев с матово поблескивающей при солнечном свете белесой корой. Кроны их облюбовала стая пестрокрылых птиц. Завидев путников, они устроили такой переполох, что Степан с Сашей, поневоле, ускорили шаг. Через некоторое время вышли к подлеску. Далее, насколько хватало взгляда, простиралась пустошь, буйно поросшая степными травами вперемешку с низкорослыми корявыми кустарниками. А чуть правее — рукой подать — змеилась та самая искомая дорога.
— Ну слава тебе, Господи! Не ошибся я значит. Ну разве что самую малость, — поправился Степан. Ликованию его не было предела. Приподнятое настроение передалось и Саше:
— Это та самая дорога?
— Она, родимая.
— И куда она ведет?
Вопрос, заданный с наивной детской непосредственностью, поставил его, что называется, в тупик.
— К поселку Галицино, кажется. И дальше — к линии фронта, — только сейчас он вспомнил, что так и не рассказал ничего Саше о том, как плачевно закончилась его счастливая семейная жизнь с Нюрой. И о своих дальнейших планах умалчивал и по сей день. — Погоди, давай присядем.
Там же, в подлеске, он развязал тесемки рюкзака, извлек часть его содержимого и расположил на импровизированном столе из свежесорванных неподалеку крупных листьев какого-то лопуховидного растения. Вытащил бутыль с водой, поставил посреди «стола» и сделал приглашающий жест рукой. Паренька не пришлось долго упрашивать: кольцо домашней колбасы (запасы хлеба давным-давно подошли к концу) таяло буквально на глазах. Степан же тем временем прикидывал так и этак каким образом поведать о своих планах касаемо его, Сашиной, дальнейшей судьбы. Решил не врать — ни к чему это, лучше уж вывалить всю правду-матку на голову пацана, а там уж будь что будет.
— Помнишь я тебе рассказывал про свою свадьбу? — начал он издалека.
— На Нюре? Конечно помню!
— Ну ладно, слушай тогда, — и он пересказал от начала до конца все те события, которые произошли с ним после свадьбы. Арест Нюры на балу, его метания по городу в попытке ее спасти. Трибунал, приговор, пожизненное заключение. Затем, сам того не заметив, перескочил на встреченную им в свое время сиртю, Улушу, с ее экстраординарными способностями. Долго и сбивчиво пояснял, что именно она может помочь ему вызволить Нюру, и ее надо обязательно найти. Саша даже жевать перестал. Слушал крайне внимательно с серьезным, «взрослым» выражением на лице.