Изменить стиль страницы

— Разумеется. Все, что в моих силах.

— Мне нужно узнать, где именно содержат мою жену.

— Я же сказал: все, что в МОИХ силах, — адвокат раздраженно передернул плечами, удивляясь скудоумию назойливого клиента. — В каком именно месте содержится под стражей ваша жена — не дано узнать никому. Да и не допустят вас к ней ни под каким видом.

— А вот это уже мне решать. Так скажете или нет? Контора Службы Безопасности хотя бы где находится?

— Простите, ничем не могу вам помочь.

Город… Абстрактное сообщество. Смесь трех культур, трех заведомо чуждых друг другу идеологий. Степан брел по улицам, безучастно глядя по сторонам. Врал ли ему старик? Скорее всего — нет. Сейчас, в данный момент, он поделать действительно ничего не мог. Или мог? А что если обратиться к Ильсе? Наверняка у нее со времен службы остались какие-то связи. Да и его отношением к геноциду сиртей интересовалась она явно неспроста.

— Извозчик!

Карета, подкатившая на зов Степана, выглядела вполне прилично. Основным же ее достоинством являлись лошади: все как на подбор породистые, не взмыленные. По всему было видно, что возница только сейчас заступил на смену, и Степан являлся первым его клиентом.

— Сусанинка где находится, знаешь?

— Знаем, бывали, — бородатый мужик, восседающий на козлах, ничуть не удивился его вопросу. — За треху докачу, если пожелаете.

— В два часа уложимся?

— Нет, за два часа никак. В три еще куда ни шло да и то выйдет вам не меньше червонца. По рукам?

Степан спорить не стал — просто махнул рукой, забрался в карету, в которой было неожиданно прохладно, и устало прикрыл глаза. Карета тронулась с места и резво понеслась по улицам, ловко маневрируя среди таких же, как и она, экипажей.

За городом возница разогнал ее еще больше, благо движение было не столь оживленным. Только сейчас Степан вспомнил, что в гостинице остались их с Нюрой вещи. Вернуться? А, впрочем, Бог с ними. Нюра наверняка простит и поймет. А теперь спать. Кто знает, что ждет его в будущем, и когда в следующий раз найдется время и место для того, чтобы преклонить голову.

Время близилось к полудню, когда из-за поворота вынырнули первые дома деревни. По просьбе Степана возница доставил его к самым воротам тренировочного лагеря, вполне искренне пожелав удачи да не забыв при этом снять с его счета червонец за добросовестно предоставленные услуги. «Нюра. Как она там? Жива ли?» — эти мысли не давали покоя Степану всю дорогу и сейчас, когда он чуть ли не бежал по лагерной аллее, бились в его голове, словно птицы о прутья железной клетки.

Ильса оказалась на месте. Все так же стояла за прилавком, стирая с него несуществующие пятна смоченной в воде тряпкой. На влетевшего в магазин Степана глянула, поначалу, холодно и даже с некоей долей неприязни.

— Нюру арестовали! — он выдохнул эту новость одним махом и умоляющими глазами уставился на Ильсу.

— Когда? — голос девушки остался невозмутимым и звучал вполне обыденно. Лишь нервное подрагивание пальцев на единственной уцелевшей руке выдавало охватившее ее волнение.

— Вчера, под вечер. В императорском дворце во время бала, — Степан затараторил скороговоркой, чувствуя, что если сейчас не выговорится, то просто умрет, задохнувшись от навалившегося на его плечи горя. — Она встретилась с каким-то незнакомцем и передала в его руки сверток.

— Дальше, — с каждым словом Степана лицо Ильсы омрачалось все больше и больше.

— Дальше их арестовали.

— Со свертком что?

— Дался тебе этот сверток! — он уже почти кричал: — Ильса, Нюра арестована! Нюра!!!

— Я еще раз повторяю свой вопрос и, поверь, спрашиваю отнюдь не из праздного любопытства: сверток при аресте был изъят или им удалось от него вовремя избавиться?

— Был, кажется. Да нет, точно был. Они забрали его с собой. Это важно?

— Более чем, — теперь уже девушка не скрывала своей тревоги. — Сиди здесь, в подсобке. Жди моего прихода, — Ильса кивком головы указала на дверь по правую сторону от прилавка. — Можешь поесть, если захочешь. На столе пакет с продуктами.

Затем, не теряя времени и даже не глядя на убитого горем Степана, она вышла и закрыла входные двери магазина на ключ, не позабыв при этом мимоходом перевернуть табличку на «закрыто». Степан бездумно проводил взглядом ее удаляющуюся прямую, как стрела, спину и, не видя более причин оставаться в торговом зале, проследовал в скромных размеров подсобку, вмещающую в себя узкий кухонный стол да покрытую шерстяным полосатым пледом армейскую койку. Пакет с продуктами, как и говорила Ильса, стоял на столе. Есть решительно не хотелось. Хотелось просто упасть на койку и, укрывшись с головой пледом, забыться во сне, уходя от кошмаров окружающей действительности. Что Степан в общем-то и сделал, впрочем, не особо надеясь на удачу. И вправду: сон упрямо не шел к нему. Он какое-то время сверлил глазами потолок, затем, поняв, что заснуть не удастся, поднялся с койки, распаковал пакет с продуктами и принялся бездумно поглощать его содержимое, порой даже не осознавая, что именно он ест.

Ильса вернулась поздним вечером, когда Степан, совсем умаявшись от безделья, мерил из конца в конец шагами крошечное помещение подсобки.

— Нюра жива, — тут же, с порога, сообщила Ильса и едва не отдала Богу душу от его медвежьих объятий.

— Жива? Где она? Сколько ее продержат?

— Где ее содержат узнать не удалось. Да и не радуйся ты особо: ей дали пожизненное заключение с конфискацией имущества. Дом ваш уже опечатан, так что первое время поживешь у меня.

— Пожизненное заключение… — Степан проговорил эти слова вслух. Чтож, он вытащит оттуда Нюру, чего бы это ему не стоило. Вот только оружие свое он оставил дома. Нехорошо это, неправильно. И переодеться бы не мешало. До чертиков осточертел этот клоунский наряд, а самое главное — туфли.

— Ты куда? — Ильса, завидев приготовления Степана, была изрядно удивлена.

— Домой сходить надо. Вещи кое-какие забрать.

— Ваш дом опечатан. Я же тебе говорила.

— Меня это не волнует. Ильса, — Степан подошел к ней впритык, и они какое-то время молча изучали друг друга, словно стремясь прочесть то, что было сокрыто в их мыслях. Первым подал свой голос Степан: — скажи, твои люди могут помочь мне освободить Нюру?

— Мои люди?

— Сопротивление, оппозиция. Мне без разницы, как вы себя позиционируете. Важен результат.

— Почему ты решил, что я принадлежу к оппозиции? — говорила она совершенно спокойно. Так, словно речь шла о чем-то вполне обыденном.

— Домыслы, догадки. Называй, как хочешь. Ну так как?

— Прости, но это невозможно.

— Так я и думал. Чтож, до скорого, — он тихо затворил за собой дверь и остановился на пороге, ожидая, пока глаза не привыкнут к вечернему полумраку. Следом за ним вышла и Ильса.

— Что ты теперь будешь делать? — голос ее был тих и печален.

— А у меня есть выбор?

— Выбор всегда есть.

— К сиртям пойду. Дела у меня там.

Какие у него могут быть дела с сиртями, Ильса расспрашивать не стала, и Степан, в общем-то, был благодарен ей за это. Он и сам не до конца уяснил, чего именно он хочет добиться, покинув территорию, контролируемую Империей. В одном он был уверен на все сто процентов: ему необходимо найти Улушу, а там, учитывая ее экстраординарные способности, глядишь, и удастся освободить из заточения Нюру. Вот только как ее найти на этом бескрайнем материке? Да и согласится ли? Он думал над этим всю дорогу и едва не пропустил дом, который он совсем недавно мог по праву называть своим. Ильса не обманула: ворота и входные двери были тщательно опечатаны. При ближайшем рассмотрении оказалось, что и окна — тоже. Впрочем, когда его это останавливало?

Степан, крадучись, пробрался в комнату и замер, когда тихо скрипнула половица. К счастью, все его предосторожности оказались излишни: в доме никого не было. Парабеллум, две коробки патронов к нему и шашку он сразу же отложил на кровать. Затем занялся одеждой и обувью: снял туфли, стащил с себя надоевший костюм и облачился в то, что показалось ему наиболее подходящим — широкую льняную рубаху и столь же свободного кроя брюки, надо полагать, из гардероба покойного отца Нюры. И штаны, и рубаха были изрядно поношенными, однако Степан, критически оглядев себя в зеркале, остался вполне доволен. Сейчас он выглядел в точности как сирть, не отличишь. Наряд его дополнили добротные армейские ботинки, с которыми, взвесив все за и против, он расставаться все-таки не пожелал.