— Еще раз спасибо вам большое за все, — Степан протянул девушке аусвайс для оплаты и задумчиво прикусил губу. — Не могли бы вы глянуть, сколько у меня на балансе? А то только что премиальные свои первые получил и теперь вот сгораю от нетерпения: сколько?

— Не проблема, — терминал на прилавке проглотил «таблетку» аусвайса практически бесшумно и тотчас же выплюнул, словно ему не понравилось угощение. — У вас на счету в настоящий момент одна тысяча шестьсот восемьдесят два имперских рубля и сорок четыре копейки.

— Это много?

— Очень много. Можете кутить смело.

— Нет, не могу, — Степан с серьезным видом принял из рук девушки аусвайс и пару бумажных пакетов с фруктами. — Я женат.

— Ну вот, а говорите, что недавно здесь.

— Так я и правда недавно. Кстати, а хотите я вас с женой познакомлю? Чаю попьем, поболтаем.

— Думаете, откажусь? — она убрала поднос под прилавок и протянула здоровую руку для рукопожатия: — Ильса.

— Очень приятно. Степан, — рука у девушки оказалась на удивление твердой. — Ну тогда я зайду за вами вечером?

— Заходите, конечно. Я в шесть заканчиваю.

— Ну вот и договорились. Ладно, побежал я. Вы уж извините, что так скоро, но дел просто невпроворот.

— Удачи.

Он покинул помещение магазина, чувствуя на себе ее доброжелательный взгляд. Надо же, вот оно как, значит. Уже начал обзаводиться друзьями, знакомыми. Так и прирастают к новому месту, прикипают намертво, что и не отдерешь.

— Кого я вижу! — Юрий, завидя Степана, даже с койки сделал попытку вскочить.

— Куда это ты? А ну лежать!

— Ну вот, сразу видно, командир явился, — подал голос с соседней койки хлипкий мужичонка с повязкой, накрест пересекающей его впалую грудь.

— Командир, кто же еще? Да вы присаживайтесь.

— А что, и присяду, — он вручил Юрию пакеты с фруктами и, подхватив из угла палаты табурет на толстых деревянных ножках, уселся подле кровати больного: — Ну как? Я слышал, ты на поправку идешь.

— Да не ранение это, а так, сплошное недоразумение! Сами посудите, — Юрий высунул из-под одеяла волосатую, словно у сатира, ногу и принялся ею мотылять из стороны в сторону, рискуя сорвать повязку, которая и так, казалось, держалась на одном честном слове. — Домой хочу. В казарму то есть, — поправился он и с удвоенным энтузиазмом продолжил начатое дело, раскачивая своими телодвижениями кровать словно попавшую в бурю шхуну.

— Прекращай, давай, — Степан не без труда утихомирил подчиненного. — Обход был?

— Был обход. Эта выдра очкастая сказала, что выпустит меня отсюда не меньше, чем через неделю.

— Так уж и выдра?

— Выдра самая натуральная. Битый час расспрашивала, чем переболел в детстве, кем работал в своем мире, был женат раньше или нет… Все жилы вытянула, а под конец еще и на неделю в госпитале оставить пригрозила, если буянить не перестану.

Степан ухмылялся. Втайне поражаясь наивности друга:

— Ты не подумал, что она просто знакомство завязать с тобой хочет?

— Кто? Она? — Юрий едва не задохнулся от негодования.

— Она-она! Ты вот попробуй по-хорошему с ней как-то, поласковее. На свидание пригласи. Конфеты, цветы… Если конечно из госпиталя желаешь пораньше выйти.

Юрий задумчиво почесывал пятерней висок, обдумывая новую для себя мысль. Черные, как смоль, брови на его покатом лбу сошлись к переносице, образуя известную букву английского алфавита.

— Ну все, пока. Пора мне, — Степан, видя, что Юрий с головой ушел в собственные мысли и теперь совершенно не обращает на него внимания, бочком протиснулся к двери, махнув напоследок рукой соседу по палате.

У госпиталя он нос к носу столкнулся с Дмитрием и Женей. Обрадовано облапил обоих, Женю даже в щеку поцеловал — уж очень шло ей короткое пепельно-серое платье, плотно облегающее ладно скроенную фигурку.

— Ну как там наш Козлоходик? — Женя до сих пор так и не смогла заставить себя забыть прозвище, метко данное Юрию Улушей.

— Буянит. Домой просится. Говорит: жизнь без вас ему в тягость, а, значит, и незачем влачить свое жалкое, бессмысленное существование.

— Все шутите? — зардевшись от поцелуя Степана, она теперь не знала куда девать руки.

— А вы зайдите, проверьте. Вижу, что и гостинцы ему принесли?

— Ага, принесли, — прогнусавил Бавин, баюкая в руке внушительных размеров сверток, в котором угадывались уже знакомые Степану округлости.

— Правильно. Кляйнберны — фрукты хорошие и чрезвычайно полезные для молодого, растущего организма, — он изобразил шутливый полупоклон Диме, галантно поцеловал руку вконец растерявшейся Жене и поспешил удалиться, оставив их в полнейшем недоумении.

Вот так. А теперь к Нюре. И желательно прибавить скорости, чтобы успеть вовремя к обеду. Точнее нет: теперь уже к ужину. Степан и не заметил, как быстро пролетело время. Только сейчас он вспомнил, что пригласил в гости свою новую знакомую — Ильсу из продуктового магазина. Раскрыл луковицу часов и обомлел: без пятнадцати шесть.

— Так вот вы где! Я уже грешным делом подумала, что вы позабыли о своем приглашении, — Ильса стояла неподалеку от здания магазина, прислонившись спиной к раскидистой пальме с узловатым, сплошь покрытым шарообразными вздутиями, стволом.

— Простите, совсем забегался, — Степан остановился, с трудом переводя дух, затем взял под локоть девушку и повел ее по боковой аллее в сторону контрольно-пропускного пункта. — Мы в Сусанинке живем. Это совсем рядом.

— Могли бы и не говорить, — полной грудью вдыхая посвежевший к вечеру воздух, Ильса откровенно наслаждалась прогулкой.

Впрочем, вечер и вправду был великолепен. Закат окрасил небеса в огненно-красный цвет, суля к завтрашнему утру сильный восточный ветер. Уходящее солнце уже не слепило: лишь ласково касалось лиц двух путников, которые молча брели по аллее, вбирая в себя чарующую прелесть готовящегося ко сну удивительного, неповторимого мира.

Первой нарушила молчание Ильса:

— Скажите, вы счастливы?

Счастлив ли он? Пожалуй, что да, счастлив. Степан так и не ответил ей, слегка озадаченный странностью заданного вопроса.

Она поняла его молчание по-своему:

— Я тоже. Удивлены?

— Не очень. Счастье — достаточно аморфная субстанция. Никогда не узнаешь, глядя на человека, счастлив он или всего лишь делает вид, что счастлив, зачастую не признаваясь в этом даже самому себе.

Их беседу прервал солдат у контрольно-пропускного пункта, бесцеремонно затребовавший аусвайсы для осуществления идентификации личностей. Дальше они шли уже молча и лишь подходя к дому Ильса спросила с легким смущением в голосе:

— А ваша жена не обидится на то, что вы вот так, без предупреждения, привели в дом совершенно постороннюю женщину?

— Ну почему сразу постороннюю? — Степан сделал большие глаза. — Мы же с вами кляйнберны вместе ели!

Нюра копалась на огороде, увлеченно выпалывая из гороховой грядки редкий бурьян. Завидев девушку рядом со Степаном, она напряглась поначалу, затем лицо ее озарилось радостной улыбкой:

— Ильса, какими судьбами?

— С мужем твоим сегодня познакомилась, он и пригласил в гости. Чаю грозился налить и женой-красавицей похвастать. Ты же знаешь, мужики это дело любят.

— Ага, любят. Раньше за ним правда такого не водилось. Да вы проходите в дом, я сейчас.

Степан усадил гостью за стол, а сам принялся растапливать печь. Дело не клеилось. Дрова, будучи совершенно сухими, упорно не хотели разгораться.

Ильса деликатно кашлянула в кулак:

— Простите, что вмешиваюсь, но не могли бы вы вон ту заслонку открыть? А то тяги не будет.

— Какую заслонку?

— Эту, — приблизившись к печи, она стала на цыпочки и потянула на себя едва заметную округлую рукоять, что располагалась у самого потолка на дымоходе. — Вот так.

Действительно: пламя разгорелось почти сразу, с неуемной жадностью поглощая сухие, как порох, дрова. Степан выругался сквозь зубы и вдруг ощутил на своем плече узкую ладонь Ильсы. Развернулся резко, словно ошпаренный, и встретился с ее холодным, оценивающим взглядом.