Изменить стиль страницы

– А если я напишу ерунду? Набор цифр?

– С тем, что вы напишете, ознакомятся ученые. Если это в какой-то степени ориентирует их, поможет продвинуться в решении каких-то задач, вы получите…

– А до тех пор?

– До тех пор вы будете находиться в обществе Вайолет и вашего покорного слуги.

– А кто же все-таки мой покорный слуга?

Марии Сергеевне показалось, что ее собеседник колеблется, назвать себя или нет. Он действительно колебался. Если эта женщина очутится когда-нибудь на свободе, он не хотел бы, чтобы она знала его имя. Потом подумал: или она согласится на все, что он предлагает, или вообще перестанет существовать, освободить ее уже нельзя ни при каких обстоятельствах. Он ничем, в сущности, не рискует…

– Майор Харбери к вашим услугам, – назвался он.

– Теперь я буду знать, – сказала Мария Сергеевна и повторила: – Майор Харбери. Я запомню вашу фамилию.

– Мы еще подружимся, – пообещал Харбери. – Вы еще будете меня благодарить.

– За похищение?

– За ту жизнь, которая предстоит вам в дальнейшем.

– А вы знаете, какая жизнь предстоит мне в дальнейшем?

Харбери сел поудобнее, достал пачку сигарет, закурил:

– Я вам сейчас опишу…

Мария Сергеевна тоже поудобнее села на кровать, на розовое пушистое одеяло, такое пушистое, каких она не видела до сих пор.

– Не лучше ли, если я сама скажу, какая жизнь мне предстоит? – сказала Мария Сергеевна. – Я представляю ее себе.

Она провела ладонью по одеялу – такое мягкое, что кажется, будто оно и не из шерсти.

– Возможно, мне дадут институт, специально оборудованный научный институт, в котором все будет подчинено только мне. Не так ли, господин майор?

– О да! – подтвердил Харбери. – И не только институт…

– Как-никак я доктор наук, профессор, и притом незаурядный профессор, иначе не стоило бы меня похищать, – сказала Мария Сергеевна. – Значит, я получаю институт. Само собой разумеется, у меня будет машина. Я представляю себе эту машину. Я была на американской выставке. Пожалуй, единственное, что мне там понравилось, так это ваши машины. Значит, роскошная, мощная, большая машина…

– Две, – сказал Харбери. – Даже три. Для деловых поездок, для прогулок и для ваших домашних.

– Пусть две, – согласилась Мария Сергеевна. – Три – это уже чересчур. Две современные комфортабельные машины. Я не очень в них разбираюсь, но, скажем, цвета топленого молока и с сиденьями, обтянутыми светло-желтой кожей.

Она села на кровати поглубже, точно уже находилась в машине и устраивалась в ней поудобнее.

– Значит, две машины. Где-нибудь в пригороде собственный дом. Пять спален, три гостиных, столовая, две веранды, две… нет, три ванные… Цветник. Цветное телевидение. Может быть, даже установка для кондиционирования воздуха…

– Не может быть, а вы будете ее иметь, – сказал Харбери. – Мы не жалеем денег на крупных ученых.

– Отлично, – сказала Мария Сергеевна. – Значит, кондиционирование. Кроме того, я буду получать большие гонорары. Мои книги будут издавать крупные издатели, они не скупятся на оплату больших ученых. Однако наибольший успех выпадет не книгам по математике. Я напишу еще книгу… Назовем это социальной темой. Что-нибудь вроде того, что… Ну, скажем, «Почему я бежала из Советской России». Или – «Закат науки за железным занавесом»…

– Если вы это сделаете, вы разбогатеете, – сказал Харбери. – Мы даже найдем человека, который напишет за вас такую книгу.

– Нет, зачем же, я уж сама это сделаю, – сказала Мария Сергеевна. – А летом, в каникулярное время, поеду отдыхать… Говорят, у вас хорошо во Флориде?

– У нас много хороших мест, – сказал Харбери. – Вам будет из чего выбрать.

– Первоклассные отели, море, прогулки на яхтах… – задумчиво произнесла Мария Сергеевна. – И наконец, вы привезете ко мне мою дочь. Если удалось похитить меня, то уж мою дочь вы сумеете переправить. Ей предстоит блестящая будущность. Туалеты. Развлечения. Брак с каким-нибудь молодым адвокатом или офицером. Таким, как вы, например…

Мария Сергеевна загадочно смотрела на своего собеседника; он верил ей и не верил, но во всем его облике появилась какая-то размягченность.

– Все это вы мне можете гарантировать? – спросила Мария Сергеевна.

– Да, – сказал Харбери.

– Я не обманываюсь?

– Нет, – сказал Харбери.

Мария Сергеевна улыбнулась.

– Это рай. Настоящий американский рай. Как видите, я сумела его нарисовать, майор… Я не ошибаюсь, майор Харбери? В таком раю я обречена блаженствовать?

Да, она улыбнулась!

Сперва Харбери не поверил своим ушам: эта женщина слишком быстро сдавалась, даже в лагерях для перемещенных лиц русские, которых вербовали после войны в иностранную разведку, даже они труднее поддавались на уговоры. Но Ковригина перечислила именно все те блага, какими приманивали за океан иностранных артистов и ученых. Все может быть! Может быть, она и не такой уж преданный своей Родине человек, как ее рисовали.

Харбери полагал, что Ковригина перечисляет условия, на которых согласна перейти на службу к другой стране. Она, конечно, запрашивает… Хотя, кто знает, может быть, она и в самом деле стоит такой цены?

Мария Сергеевна продолжала улыбаться.

– А вы сумеете привезти мою дочь? – спросила она. – Вы не обманываете?

– Можете не сомневаться, – охотно подтвердил Харбери. – Для нашей разведки нет невозможных вещей.

Лицо Марии Сергеевны потемнело.

– А знаете, что сделает моя дочь, – спросила она, – когда вы привезете ее ко мне?

– Бросится к вам в объятия?

– Вы угадали, – сказала Мария Сергеевна. – Но только наполовину. Она действительно бросится… для того, чтобы плюнуть мне в глаза!

Харбери пытливо посмотрел на Марию Сергеевну.

– Я не совсем вас понимаю…

– И не поймете, – с насмешкой произнесла Мария Сергеевна. – Вы предлагаете мне все блага? Вам они представляются верхом человеческого существования? Но вы просто недостаточно осведомлены о моей жизни. Значит, институт, машина, собственный дом, деньги, курорты, туалеты. Что еще вы можете обещать мне? Представьте себе, все это я имела в Москве. Институт у нас такой, что не мы интересуемся вашими открытиями, а вы нашими. Машина… Когда мне бывает нужна машина, я ее получаю, а то, что она не моя, не так уж важно. Не нужен мне и собственный дом с пятью спальнями и десятью гостиными, меня и мою дочь устраивала наша квартира. Мы с дочерью не раз отдыхали и на Кавказе, и в Крыму, где нисколько не хуже, чем на ваших курортах. А что касается туалетов, это просто смешно. Ведь не мы у вас, к примеру, а вы у нас покупаете меха… – Мария Сергеевна горько усмехнулась. – Я не знаю, что вы делали и долго ли жили в России, но вы совсем не знаете советских людей.

Харбери поднял руку, как бы желая остановить свою собеседницу.

– Извините, – сказал он. – Вы умней и сильней, чем я думал. Но есть нечто, от чего и вы не захотите, не сумеете отказаться. Свобода! Свобода, которая есть необходимое состояние всякой души. Истинная и полная свобода.

– О, майор Харбери, вы перешли к другим категориям… Но навряд ли вы преуспеете и здесь. Вероятно, свободу мы тоже понимаем по-разному.

– Свобода духа – вечная и неизменная категория.

– Допустим. Позвольте же вас спросить: вы свободны?

– О да!

– В таком случае выпустите меня отсюда.

– Не могу!

– Но ведь вы же свободны?

– Мне просто невыгодно вас отпускать.

– Что же это за свобода, которая нуждается в подавлении свободы другого?

– Свобода борьбы!

– Или конкуренции. В том мире, который вы представляете, свобода в том и заключается, чтобы лишать свободы других. Свобода сильного.

– Но я и предлагаю вам силу!

– Силу или свободу?

– Средства, которые сделают вас свободной.

– Свободной жить за счет других? Это для меня не свобода. Позвольте вам объяснить. У вас свобода – это свобода для небольшого количества индивидуальностей и за счет массы других индивидуальностей. А у нас свобода для большинства, для всего народа; приобретя свободу, народ наделяет ею всех, кто трудится. Моя свобода вечна и благотворна. Вы же служите тем, кто подавляет свободу, и сами, сами вы не пользуетесь ею ни в малейшей степени…