– О боже, – сказала я.
– Что случилось, Нелл?
Мне не хватило духу признаться, как ужасно я себя почувствовала из-за того, что Годфри даже издалека беспокоится обо мне, в то время как я сижу себе в Париже и пытаюсь доказать, будто Шерлок Холмс и есть Джек-потрошитель, и ни капли не скучаю по своему дорогому другу.
– Годфри благополучно добрался.
– Я поняла это по почтовому штемпелю.
– Он пошлет тебе письмо со следующего же почтамта.
– Надеюсь. А что он пишет в этом?
– Только то, что несчастные суеверные жители Праги по-прежнему сплетничают, будто злобный Голем снова объявился в городе. Также Годфри пишет, что у него скоро будут деловые встречи.
– Они касаются замка?
– Я… так поняла, что да.
– Жаль, что мы не можем послать тебя, чтобы описать все события непосредственно на месте, но здесь от твоих талантов гораздо больше пользы.
– Правда?
– Конечно. – Она улыбнулась и лениво намотала длинный каштановый локон на палец.
Элизабет смотрела на нее во все глаза, как и я. Если примадонна ведет себя так благодушно, жди беды.
– Я определилась с планом сражений. – Ирен отодвинула свой кофе, словно вдруг осознав всю горечь ужасного напитка. – Ты можешь закончить свой поздний завтрак, Нелл, – добавила она, бросая взгляд на мою пустую тарелку. – Но как только доешь, мы разделим наши силы и рассеемся, как голуби по мостовым Парижа.
– Рассеемся? – спросила я робко.
– Мы с Пинк направимся к Эйфелевой башне и к иностранным павильонам Всемирной выставки, чтобы разузнать об индейцах.
– А я? – спросила я еще более робко, потому как уже было понятно, что рисковать мне предстояло в одиночку, самостоятельно и вновь без сопровождения.
– Обратно в бордель, разузнать как можно больше об этом siège d’amour[82].
– Они не захотят меня слушать или не ответят на вопросы, которые могут у меня возникнуть.
– Глупости. Я верю в твою способность убеждать, Нелл. Тебе нужно лишь узнать имя создателя… кресла и адрес его мастерской. Они знают, что в прошлый раз ты приходила со мной и что я – мы – работаем на людей, занимающих слишком высокое положение, чтобы можно было их игнорировать.
– Они и не вспомнят, что раньше я была с тобой, Ирен! Меня никогда не помнят. Мне придется подвергнуться унижению, будучи выставленной за дверь дома с дурной репутацией!
Подруга молча рассматривала меня несколько долгих мгновений:
– Если ты действительно не желаешь идти в одиночку, есть альтернатива.
– Правда?
– Сомневаюсь, что она покажется тебе более приятной.
– Что угодно! Я согласна взять в спутники даже инспектора ле Виллара, если придется! Знаю, что ты способна убедить его, Ирен.
– О, у нас нет необходимости подвергать тебя столь суровому испытанию.
– Тогда ты наверняка думаешь о Саре Бернар. Но ты же знаешь, что я ее терпеть не могу, хоть она и твоя подруга. – Я вздохнула и села так прямо, будто пила чай в присутствии королевы. – Но я, так и быть, потерплю ее, если она расчистит путь для моих неловких вопросов в том ужасном месте.
– Нет, я бы никогда не отправила тебя туда в компании особы, которая и без этого кажется тебе скандальной.
– Я чувствую облегчение. Но кто остается?
– Совершенно никого, вот почему, боюсь, придется вновь привлечь к нашему делу Шерлока Холмса.
– Его! Но он может быть… – Я вовремя осеклась и взглянула на Элизабет. Она следила за нашим разговором жадным стреляющим взглядом кошки, увлеченной порханием канарейки в клетке. – Он может оказаться конкурентом в нашем расследовании. Мы же не хотим ставить его в известность о наших действиях.
– Вот почему я уже послала записку в его гостиницу, советуя ему ожидать тебя с некоей уликой, которая его, возможно, заинтересует.
– Уликой? Какой уликой? Разве что с доказательством твоего умопомешательства и моего полного замешательства.
– Ба! Нелл, это всего лишь небольшая тренировка, – пальцы правой руки Ирен наигрывали беззвучное глиссандо на безупречно чистой скатерти, – по использованию конкурента в наших целях. Ты принесешь ему емкость с той субстанцией, которую мы подобрали на ковре в… мм… доме свиданий.
Она искоса глянула на Элизабет, избегая слова «бордель», хотя девушка все равно соизволила покраснеть. Мне уже становилось интересно, действительно ли Элизабет так стыдлива или краснеет исключительно от досады.
– Полагаю, – продолжила Ирен, – что мистер Холмс не способен устоять даже перед самой малой уликой, поэтому содержимое твоего игольника должно занять его на некоторое время. А я уверена, что он достаточно известный авторитет, чтобы попросить его помощи, когда ты будешь выспрашивать у Мадам подробности о siège d’amour.
– Я уже начинаю думать, Ирен, что мне лучше самостоятельно справиться с этой задачей.
Она покачала головой:
– Не стоит опасаться, что ты снабдишь сведениями нашего главного противника. Судя по тому, что ты рассказала о вашей вчерашней беседе, он уже признал, что от нас мало толку. Что еще мы можем обнаружить, кроме странного кресла? Одной только Мэри Джейн – или Мари Жаннетт, как она себя почему-то называла, – было разрешено умереть в собственной кровати: единственная жертва Потрошителя, убитая в помещении и лежащая на спине. Таким же образом были убиты и две женщины в Париже: в помещении и на спине. Лондонская полиция считает, что Потрошитель тут уже ни при чем: убийство Мэри Джейн Келли настолько превосходит его предшествующие зверства, что они думают, будто злодей или убил себя, или совершенно спятил и был заключен в сумасшедший дом.
Однако они недооценивают чудовищность этого монстра. Я думаю, что убийство Келли только возбудило его вкус к дальнейшим злодеяниям. – Подруга улыбнулась и протянула мне булочку с маслом. – А теперь завтракай!
Конечно, у меня не было аппетита после всех разговоров об убийствах.
– Тебе понадобятся силы, – заверила меня примадонна, – если ты намерена перехитрить Шерлока Холмса в его собственной игре.
По крайней мере, я знала дорогу к его гостинице, насколько бы ни было неприличным подобное знание и само путешествие. И по крайней мере, я уже ездила одна в омнибусе. И до того мне было непривычно сидеть в одиночестве среди французской болтовни и едва различимого запаха конского навоза, что я начала время от времени подслушивать разговоры вокруг себя. Фрагменты предложений ярко вспыхивали, словно камешки на дне мелкого ручья под солнечными лучами. Сначала слова прятались в общей мешанине чужих звуков, среди которых попадалась только пара понятных мне сочетаний, но как только я узнавала их и переводила на английский, иностранные фразы складывались в понятную речь.
Я старалась не думать о том, как Ирен и Элизабет изучают павильоны Всемирной выставки и, в частности, шоу «Дикий Запад» мистера Буффало Билла.
Буффало Билл! Одно только имя показывало всю незрелость и смехотворность американских нравов. Что это за имя для человека, на изображениях которого присутствуют длинные седые волосы и снежно-белая козлиная бородка, как у какого-нибудь тщедушного Санта-Клауса?
Представьте, чтобы какого-то англичанина звали… Херефорд[83] Гарри! Или Гернси[84] Годфри! От одной только мысли я засмеялась, в результате чего другие пассажиры прервали болтовню и уставились на меня.
Я взяла себя в руки, достав носовой платок и сделав вид, что чихаю. А потом я подумала о Джерсийской Лилии, Лилли Лэнгтри, хотя уж ее-то я, конечно, никогда раньше не представляла коровой[85]!
И на меня вновь накатили волны смеха.
На встречу я оделась почти с такой же тщательностью, с какой обычно наряжается Ирен. Мой дорожный костюм из золотистого вельветина с похожим на плотную вязку тиснением и отделкой из черного атласа на юбке и жакете заявлял обо мне как о серьезной деловой женщине. Лиф и рукава блузки были отделаны кружевной, но без вычурности, оборкой. К поясу я пристегнула меньше брелоков, чем обычно. Они болтались на виду на шатлене длиной почти в два фута вместе с маленькой записной книжкой, оправленной в серебро, – самой заметной деталью.