-- Яблоки, что ли, чистить, не разберешь,-- сказал Фома, посмотрев сначала на машинку, потом на ее владельца.

   Тот и сам рассматривал машинку, вертя ее в руках, как будто в первый раз увидел ее.

   -- А кто ее знает,-- сказал он наконец,-- я взял, думал ручка на веялку годится, а она и туда не подошла.

   -- Ну буде языки-то чесать,-- сказал строго Николай,-- кончай дело, да -- к месту!

   Все, как поденщики после сурового окрика хозяина, принялись за дело, работа вокруг пруда закипела, только слышалось:

   -- Куда ты накрест-то через мою веревку кидаешь, чертова голова! -- кричал один.

   -- А ты отведи свои поплавки. Один уже весь пруд занять хочешь...

   -- Куда ж я их отведу, когда тут мостики, есть у тебя соображение об деле?

   А жбаны кузнеца все плавали горлами вверх.

   -- Вот дьяволы-то навязались. Хоть сам лезь в воду и топи их, оглашенных. Вишь, носятся!

   -- Куда ты, черт, со своими кубышками тут! Что за наказание такое! -- кричал Афоня, торопливо дергая свою веревку.-- За мои зацепил!

   -- Ну, не дай бог, что в середке пустое,-- говорили в толпе.-- Это вот сейчас еще хоть время есть, а как наспех придется, так совсем замотаешься.

   -- Я свой граммофончик закинул, и -- без хлопот,-- сказал Андрюшка, потирая руки, как купец после удачной торговой операции.

   -- Граммофон-то хорошо, -- там нутро тяжелое. А вот эти кубышки...

   -- Я был в слободе, когда туда обыскивать пришли,-- сказал Федор,-- так что там было!.. У них у всех, почесть, эти жбаны. Сыроварня там работала. Как расплылись по всему пруду,-- ну, беда чистая, измучились.

   -- Измучаешься,-- сказал Захар, переводивший свои поплавки, и крикнул на кузнеца: -- Да куда тебя черти несут, ты уж и сюда припутался!

   -- Что ж я сделаю, когда ветром гонит. Давеча туда гнало, теперь назад, пропади они пропадом.

   А с деревни, увидев народ у пруда, бежали ребятишки с кувшинами и ведрами.

   -- Вы куда еще, чумовые, разлетелись! -- крикнули на них мужики.

   -- Рыбки...

   -- Рыбки!.. Только одни бирюльки на уме.

   Ребята озадаченно остановились.

   Когда кто-нибудь, размахавши на руках и сказавши "Господи, благослови", бросал далеко от берега свой груз, мальчишки с кувшинами бросались туда и останавливались в недоумении; глядя озадаченно то на воду, то на бросившего.

   -- Что вы суетесь под ноги! -- кричали на них со всех сторон.

   -- Только начни какое-нибудь дело, так эта саранча и заявится.

   -- Утопил!..-- закричали с плотины.

   Мальчишки бросились туда. Это кузнец ухитрился наконец шестом пригнуть к воде горла жбанов, и они, побулькав, пошли ко дну.

   -- Уморился? -- спросил Федор, глядя с состраданием на него.

   -- Уморишься...-- ответил кузнец, утирая обеими руками фартуком пот с лица, как он утирался в кузнице, когда, кончив ковать раскаленное железо, совал его опять в горн и отходил к двери.

   -- Ну, буде, буде! Кончай,-- сказал Николай.

   Когда все, мокрые, усталые, возвращались вереницей от пруда, встречные останавливались и, посмотрев на мокрых мужиков и ребятишек с кувшинами, спрашивали:

   -- Много поймали?

   -- Много...-- угрюмо отвечал кузнец,-- чтоб тебе так-то пришлось!

ДОМОВОЙ

   Уже восьмой день по утрам и в обед по всей деревне стоял бабий крик и галдеж. Кто-то распорядился, чтобы пастух гонял стадо не на ближнее поле, как до этого, а в дальний лес. Поэтому бабы в обед должны были ходить за две версты по жаре с подойниками доить коров.

   Откуда вышло такое распоряжение, было совершенно неизвестно.

   -- Вот дурная голова-то, ногам покою не дает,-- кричали все,-- целую неделю бегаем, прямо измучились, как собаки.

   -- Да кто это выдумал-то?

   -- Собака его знает. И пастух-то сам не знает. Вякнул, говорит, ктой-то. А кто -- неизвестно.

   И как только приходило время гнать скотину, так со всех концов кричали:

   -- Чтоб у него ноги отсохли, у окаянного!

   -- Да у кого -- у него?

   -- А лихая его знает.

   -- Не гонять коров совсем, вот и все! -- говорили бабы, идя сзади коров и подгоняя их по грязным от навоза бокам хворостинами.-- Что это за мученье такое! А то -- кто приказал,-- неизвестно, зачем приказал -- тоже неизвестно, а они все прут...

   -- А сама-то зачем идешь?..

   -- Что ж я одна изделаю...

   На девятый день бондарь, все время молчавший, вдруг выскочил из избы и с налитыми кровью глазами закричал на свою бабу:

   -- Не гоняй корову!!! Я его, сукина сына, измочалю. Кто это выдумал?!

   -- Кто его знает,-- сказал сосед, сидевший перед своей избой на завалинке; -- может, Семен-плотник, у него корова недойная, ему, конечно, все равно. Он что-то с председателем намедни шел.

   -- Где он, черт?.. Я его сейчас отчитаю.

   И бондарь, как был в фартуке и в валенках, побежал к плотнику. Тот стоял около строящегося амбара над бревном и тесал его по отмеченной мелом черте.

   -- Ты какого же это черта умничаешь! -- крикнул бондарь.-- Только об себе и думает, а об людях не надо?

   Плотник воткнул топор и сел иа бревно верхом, потом высморкался в сторону, утер полой нос и только тогда поднял голову.

   -- Ты что? Ай лихая укусила?

   -- Меня-то не укусила, а вот ты распоряжения дурацкие даешь.

   -- Какие распоряжения?

   -- Какие... У тебя корова недойная?

   -- Ну, недойная.

   -- Ты с председателем намедни шел?

   -- Шел. Что дальше будет?

   -- Говорил?

   -- Говорил...

   -- Так какого же ты черта!

   -- Да об чем говорил-то? Черт! -- крикнул плотник.

   -- Об чем? -- спросил в свою очередь бондарь.

   -- Лесу просил,

   -- Лесу?..

   -- Ну, да.

   -- А коров в лес на весь день не ты приказывал гонять?

   -- Что ж я, начальство, что ли?..

   -- Так какой же это домовой исхитрился? -- спросил озадаченно бондарь.

   -- Черт их знает... это, должно, шорник. Он что-то на жену намедни кричал, когда она коров доить шла.

   -- Так бы и говорил... Умники чертовы! -- кричал бондарь, еще издали увидев шорника, который распялил на кольях горожи шлею и мазал ее дегтем из баклажки.

   Шорник, перестав мазать, оглянулся.

   -- Умники чертовы, что ж у вас голова-то работает? Раз она у вас не так затесана, значит, нечего соваться, куда не спрашивают.

   Шорник воткнул помазок в баклажку.

   -- Об чем разговор?..

   -- Ты на жену намедни кричал?

   -- Я, может, каждый день на нее кричу. Тебе-то какое дело? Да бить еще буду, ежели захочу... И то ты мне не указ.

   -- За что ты на нее кричал?

   -- А ты что, начальство?

   -- Не начальство, а беспорядок из-за вас получается.

   -- Прежде били -- не получался, а теперь только крикнешь -- и получится? Ты еще придешь и скажешь, что я сплю с ней не так... С чего ты привязался-то, скажи на милость?

   -- С того, что из-за вас, чертей, коров за пять верст в лес гонят, бабы с ног сбились, бегамши доить туда.

   -- Я-то при чем?

   -- Как при чем ты?

   -- Да так... Я сам всю глотку ободрал, кричамши, чтоб туда не гоняли.

   -- Так кто же это исхитрился?

   -- Черт их знает. Небось, какой-нибудь домовой с нижней слободы.

   Бондарь побежал на нижнюю слободу, и через несколько времени оттуда послышалась его ругань:

   -- Настроили этих советов чертовых, вот все дуром и идет.

   Потом, хмурый и недовольный, он вернулся и на вопрос шорника, кто дал такое распоряжение, только махнул рукой и сказал:

   -- Никто не знает. Все отказываются. Прямо чисто домовой подшутил.

   -- Что за оказия такая?..-- говорили мужики в недоумении.

   -- Значит, какая-нибудь собака вякнула, вот и пошло дело.