В 2 ч. 5 мин. дня путь очистился. Дали ход. Курьезная подробность: на станции у поезда задержалось, отстав от процессии, изрядное количество серых папах, которые столпились на платформе у адмиральского вагона. Увидев адмирала в окне, кричали "ура!", устроили овацию. Вот тут и пойми что-нибудь!..

   На следующей станции от путейцев, справившихся по телеграфу, узнали, что в Чите все обошлось благополучно. Губернатор (ген. Холщевников) принял манифестантов и с балкона держал им речь. Уступая просьбам, освободил с гауптвахты офицеров, арестованных за участие в митингах, и согласился на учреждение совета выборных от всех сословий, в котором сам был председателем. Шутя, говорили: "Президент Читинской республики". -- Умно поступил. Если бы его ухлопали и власть перешла бы в руки какого-нибудь "комитета" -- армия Линевича была бы отрезана от России".

   "24 ноября. -- Идем без особых приключений и довольно бойко (в среднем сорок верст в час). Около 1 ч. дня пришли на станцию Мысовая, где имели случай пообедать "в настоящую" -- великолепные щи и гусь. В разгар пиршества явился едущий с нами помощник начальника движения и сообщил, что с 2 ч. дня начинается забастовка. Пойдут только поезда с запасными. -- "Хотя адмирала, кажется, разрешено пропустить, -- добавил он конфиденциальным тоном, -- скоро убедимся: подадут паровоз -- значит, поедем".

   Сведения его оказались верными. В 2 ч. 20 мин. дня нам подали паровоз. -- Далеко ли уедем? Как долго будем пользоваться этим любезным отношением? Забастовка -- всероссийская. Требование -- помилование инженера Соколова, приговоренного в Кушке к смертной казни.

   7 ч. вечера. -- Помощник начальника движения говорит, что не застряли единственно благодаря присутствию адмирала. Наш поезд объявлен "воинским". Все прочие задержаны. Бог даст, под той же фирмой пойдем и дальше.

   9 ч. вечера. -- На Кругобайкальской дороге. Небо разъяснило. Чудная лунная ночь. Дорога не просто красива, а прямо пугает своей красотой. Порой, когда слева -- стена гор, а справа -- невидимый из окна обрыв, и, скренившись на закруглении, словно заглядывая в бездну, поезд мчится над зеркальной поверхностью озера -- жутко...

   На станции (?) у южной оконечности Байкала достали петербургские газеты от 10 и 11 ноября. Давно их не видели. Читаешь -- и глазам не веришь... Что там поезд! Кажется, сама Россия мчится куда-то, скренившись над бездной... Лопни ось, подломись шпала -- и все рухнет!..

   На той же станции меняли паровоз и бригаду. К нам сел (застрявший здесь) ревизор движения. Довелось быть свидетелем любопытной сценки:

   Ревизор движения (направляясь к вагону и обращаясь к группе служащих и рабочих). -- Ну, что? доеду до места? жив буду?

   Голоса (дружественно и ободрительно). -- Поезжайте, Александр Александрович! Пока что, будьте спокойны! "Такого" распоряжения еще не получено...

   В 11 ч. 25 мин. пришли на станцию Байкал. Последние три часа, не отрываясь, простоял у окна, любуясь дорогой.

   25 ноября. -- Вчера на станции Байкал вполне оценили то обстоятельство, что железнодорожная забастовка не распространяется на буфеты... Правда, вместо зала первого класса -- какой-то грязный сарай, но какие закуски! Два года не видел ничего подобного (Возможно, что этот восторг объясняется именно двумя годами на пище, преимущественно консервированной).

   Придя в вагон, заснул, как удав. Не слышал ни прихода в Иркутск, ни свистков и толчков при переводе нашего вагона с одних путей на другие.

   С забастовкой ничего не разберешь. Не то есть, не то нет. Во всяком случае, правильное движение прекратилось, хотя обещают, что завтра пойдет последний (?) экспресс и наш вагон прицепят к нему.

   Публика разбежалась -- посмотреть город, узнать новости, а главное (так я думаю) -- хорошо позавтракать и пообедать. В вагоне остались только увечные. Попытка добыть пищу из станционного буфета через проводника успехом не увенчалась. Вокзал буквально набит пассажирами и их багажом. Порядок должен был бы поддерживаться воинским караулом, но большинство часовых -- сильно "поддавши"; начальства не видно вовсе. Посланному сказали: "Не до тебя тут! Пусть сами приходят!" -- Пришлось двинуться в поход (неблизкий и нелегкий). Вид у меня был самый "товарищеский" -- мерлушковая шапка, купленная во Владивостоке, изумительного покроя пальто-сак, сшитое японцем в Сасебо, а на ногах -- теплые калоши, похожие на водолазные башмаки; к тому же, более месяца не стрижен; бреду с трудом, опираясь на палку. Удачно проник не только в зал, но даже за стойку буфета. Хозяин, видимо, принял меня за "услужающего". Быстро сговорились, даже совместно составили меню, а когда я (в ожидании будущего) выпил рюмку водки, закусил балыком и хотел заплатить, то буфетчик дружески хлопнул меня по плечу и сказал: "Что за счеты!" -- Не стал спорить.

   Под вечер (уже стемнело) приезжала жена губернатора (генерал-майора Кайгородова) и долго что-то рассказывала адмиралу. Видимо, сильно взволнована. О чем говорили -- не знаю".

   "26 ноября. -- Наши рассказывают какие-то анекдоты о вчерашних впечатлениях. В городе никто не знает, что будет завтра, и даже нельзя дать себе отчета, где находишься -- в Российской Империи, или в штате Всероссийской Федерации, или в совершенно самостоятельной Иркутской республике?

   Адмиралу (опять-таки, когда стемнело) прислали экипаж (вероятно, результат вчерашнего визита), и он поехал к Кутайсову (генерал-губернатору) и к Кайгородову (губернатору). Вернувшись, рассказал кое-что: оба совершенно лишены всякой власти. Единственная их опора -- батальон (не знаю, какого полка -- синие погоны и цифра 36), присланный Линевичем, -- волнуется. Офицеры принимают участие в митингах. Нижние чины неохотно несут охранную службу. Заявили, что если 30-го их не отправят дальше, на родину, то они за порядок не ручаются. О местных войсках -- говорить нечего. Телеграммы идут через цензуру забастовочного комитета. Власти совершенно отрезаны и от Петербурга, и от Линевича. Веселенькое положение...

   Сегодня -- праздник Св. Иннокентия, патрона Иркутска.

   Еще вчера вся водка была раскуплена. Предстоит великое пьянство. Опасаются, не разыгрался бы на этой почве всеобщий погром.

   В 8 ч. 32 мин. вечера благополучно поехали дальше".

Глава XII

Воинские поезда с запасными. -- По сю сторону Урала. -- Неожиданный оборот дел. -- Под флагом адмирала. -- Петербург. -- С больной головы на здоровую. -- Попытка бороться. -- На отдыхе. -- Письмо приятеля. -- Цена крови

   Двадцать седьмого ноября. -- В 2 ч. дня на станции Тулун опять собралась около поезда толпа солдат и рабочих. Прислали депутатов просить, чтобы адмирал, хоть в окне, им показался. Он (несмотря на мороз --18) вышел на площадку. Спрашивали его: правда ли, что из России не хотели посылать ему подкреплений? правда ли, что небогатовский отряд в бою вовсе не участвовал, а держался далеко сзади? -- Адмирал отвечал коротко и определенно. -- "Измены-то не было?" -- выкрикнул вдруг чей-то пронзительный голос... И чувствовалось, что для всей толпы этот вопрос -- самый мучительный... -- "Не было измены! Сила не взяла, да Бог счастья не дал!" -- решительно отозвался адмирал и, поклонившись, пошел к себе. Вслед ему неслись сочувственные крики: "Дай Бог здоровья! Век прожить! Старик, а кровь проливал! Не то, что наши! У вас иначе -- сам в первую голову!" -- Поезд тронулся, сопровождаемый громовым "ура".

   "28 ноября. -- В первом часу дня пришли в Каинск. Ясно. Мороз --22.

   Около 5 ч. вечера на разъезде Уярск догнали буйствующий эшелон запасных, которые не пустили нас вперед, объявив, что им "нужнее". Станционное начальство терроризовано. Рассказывали, что вчера было еще хуже. У эшелона повредился паровоз. Потребовали отобрать паровоз от нагнавшего их почтового поезда, потому что "нас тут больше тысячи -- все разнесем".