из Москвы с громадной вороной лошадью. Оказалось, что она была бракованная, и он

купил ее в одном из полков за 25 рублей. Вскоре выяснилось, что она сильно кусалась и

сбрасывала с себя седока. Гиляровский нисколько не смутился этим и решил ее

«выправить» по-своему, понадеявшись на свою физическую силу.

– Вот погоди, – сказал он мне, – ты скоро увидишь, как я буду на ней ездить верхом в

Москву и обратно.

Лошадь поместили в сарайчике, и с той поры только и было слышно, как она стучала

копытами об стены и ревела, да как кричал на нее Гиляровский, стараясь отучить ее от

пороков. Когда он входил к ней и запирал за собой дверь, мне казалось, что она его там

убьет; беспокоилась и Мария Ивановна. Гиляровский же и лошадь поднимали в сарайчике

такой шум, что можно было подумать, будто они дерутся там на кулачки; и действительно,

всякий раз он выходил от своего Буцефала весь потный, с окровавленными руками. Но он

не хотел сознаться, что это искусывала его лошадь, и небрежно говорил:

– Так здорово бил ее, сволочь, по зубам, что даже раскровянил себе руки.

В конце концов пришел какой-то крестьянин и увел лошадь на живодерку.

Гиляровский потерял надежду покататься на ней верхом и отдал ее даром. {116}

Он не прерывал добрых отношений с моим братом Антоном до самой его смерти и

нежно относился ко всем нам. Бывал он у нас и в Мелихове в девяностых годах. Всякий

раз, как он приезжал туда, он так проявлял свою гигантскую силу, что мы приходили в

изумление. Один раз он всех нас усадил в тачку и прокатил по всей усадьбе. Вот что писал

брат Антон А. С. Суворину об этом его посещении Мелихова: «Был у меня Гиляровский.

Что он выделывал! Боже мой! Заездил всех моих кляч, лазил на деревья, пугал собак и,

показывая силу, ломал бревна» (8 апреля 1892 года).

Я не помню Гиляровского, чтобы когда-нибудь он не был молод, как мальчик.

Однажды он чуть не навлек на нас неприятное подозрение. Дело было так. Жил-был в

Москве, в Зарядье, портной Белоусов. У него был сын, Иван Алексеевич, впоследствии

известный поэт и переводчик и член Общества любителей российской словесности. Тогда

он тоже был портным и между делом робко пописывал стишки. Задумал отец женить этого

милейшего Ивана Алексеевича. Сняли дом у какого-то кухмистера, «под Канавою» в

Замоскворечье, позвали оркестр, пригласили знакомых и незнакомых – и стали справлять

свадьбу. Думаю, что гостей было человек более ста. Тогда мой брат Иван Павлович служил

в Мещанском училище66, в котором Белоусов обшивал кое-кого из учителей. Обшивал он,

спасибо ему, тогда и меня. И вот он пригласил к себе на свадьбу всех нас, братьев

Чеховых, но отправились мы трое: Антон, Иван и я. Вместе с нами пошел туда и

Гиляровский.

Там мы познакомились с приятелем жениха Николаем Дмитриевичем Телешовым,

молодым, красивым человеком, который был шафером и танцевал, ни на одну минуту не

расставаясь с шапокляком, в течение всей ночи. Это был известный потом писатель. Когда

мы возвращались уже под утро домой, – братья Антон, {117} Иван и я, Телешов и

Гиляровский, – нам очень захотелось пить. Уже светало. Кое-где попадались ночные типы,

кое-где отпирались лавчонки и извозчичьи трактиры. Когда мы проходили мимо одного из

таких трактиров, брат Антон вдруг предложил:

– Господа, давайте зайдем в этот трактир и выпьем чаю!

Мы вошли. Все пятеро, во фраках, мы уселись за неопрятный стол. Трактир только

что еще просыпался. Одни извозчики, умывшись, молились богу, другие пили чай, а

третьи кольцом окружили нас и стали нас разглядывать. Гиляровский острил и отпускал

словечки. Брат Антон Павлович и Телешов говорили о литературе.

Вдруг один из извозчиков сказал:

– Господа, а безобразят...

Конечно, он был прав, но Гиляровскому захотелось подурачиться, он вскочил с места

и пристально вгляделся в лицо извозчика.

– Постой, постой!– сказал он в шутку. – Это, кажется, мы вместе с тобой бежали с

каторги?

Что тут произошло! Все извозчики повскакали, всполошились, не знали, что им

делать, – хватать ли Гиляровского и вести его в участок, доносить ли на своего же брата –

извозчика или постараться замять всю эту историю. Но дело вскоре уладилось само собой:

Гиляровский сказал какую-то шуточку, угостил извозчиков нюхательным табачком,

моралист-извозчик постарался куда-то скрыться, стали подниматься и мы. Помнит ли об

этом Телешов? Впрочем, он так был увлечен разговором с Антоном Павловичем, что,

вероятно, не обратил на всю эту сцену никакого внимания.

Одновременно с «Будильником» Антон Павлович сотрудничал в 1882 году и у И. И.

Кланга. Кланг был литографом. Вероятно, литография приносила очень мало дохода,

потому что он рисовал посредственные карика-{118}туры, которые помещал во

второстепенных журналах. Впрочем, все тогдашние московские иллюстрированные

журналы были второстепенными. Я так полагаю, что для того, чтобы усилить свои

средства и дать постоянную работу своей литографии, И. И. Кланг затеял в 1882 году

издание большого иллюстрированного художественного журнала «Москва», в котором все

иллюстрации должны были изготовляться в красках. Это была по тогдашнему времени

довольно смелая и оригинальная затея. Были приглашены в качестве художников мой брат

Николай, Н. Богатов, И. Левитан и другие, а к участию в литературном отделе – мой брат

Антон. На первых номерах журнала И. И. Кланг постарался. Они, действительно, для не

особенно требовательного подписчика могли казаться художественными. Некоторые

рисунки в красках были положительно хороши. Брат Николай поместил там, между

прочим, автолитографию со своей громадной картины «Гулянье первого мая в

Сокольниках» и, кроме того, презабавную иллюстрацию «Он выпил», в которой позировал

ему наш старший брат, Александр, действительно страдавший тогда влечением к

алкоголю, но отнюдь не Антон, как это некоторые утверждают в печати. Брат Антон

выступил в «Москве» почему-то не с рассказом, а с рецензией, но затем смилостивился и

дал туда целую повесть «Зеленая коса», которую отлично иллюстрировал брат Николай.

Но недостаток средств для хорошей рекламы и равнодушие публики не дали «Москве»

окрепнуть, и она скоро увяла. По каким-то соображениям И. И. Кланг переименовал ее в

«Волну», но не помогло и это. Дело прекратилось. Я долго ходил в редакцию получать для

Антона причитавшийся ему гонорар, но это не всегда удавалось, так как издатель, по

словам служившего у него в конторе мальчика Вани Бабакина, тотчас же через задний ход

уходил из дому. {119}

Вообще мне часто приходилось получать за брата Антона гонорар. Он вечно был

занят, ему не хватало времени, и я был его постоянным адвокатом. Он даже выдал мне для

этого шуточную доверенность следующего содержания:

«МЕДИЦИНСКОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО

Дано сие Студенту Императорского Московского Университета Михаилу Павловичу

Чехову, 20 лет, православного исповедания, в удостоверение, что он состоит с 1865 года

моим родным братом и уполномочен мною брать в редакциях, в коих я работаю, денег,

сколько ему потребно, что подписом и приложением печати удостоверяю.

Врач А. Чехов.

Москва, 1886 г.

Января 15-го дня».

С этим «медицинским свидетельством» я ходил получать для брата Антона гонорар в

«Новости дня». Ах, что это были за дни тяжкого для меня испытания!.. Бывало, придешь в

редакцию, ждешь-ждешь, когда газетчики принесут выручку.

– Чего вы ждете?– спросит, наконец, издатель.

– Да вот получить три рубля.

– У меня их нет. Может быть, вы билет в театр хотите или новые брюки? Тогда

сходите к портному Аронтрихеру и возьмите у него брюки за мой счет.