Довольный результатом воздушного боя, Гуляев на бреющем полете подходит к Каховке. Красноармейцы машут ему шлемами, надетыми на штыки винтовок. [143]

После посадки в машине находят несколько пробоин. Рука летчика лишь оцарапана пулей.

…Мы сидим на аэродроме. Часть боя видели с земли, остальное только что рассказал Гуляев. Небольшого роста, он кажется маленьким, когда сидит вот так, сгорбившись, покачивая между ног планшетку.

- Значит, сейчас я немного расплатился с ними за комиссара, - говорит он. - Но главный счет еще впереди, под Перекопом.

Под влиянием только что законченного боя и горького известия о гибели Савина Яков Яковлевич вдруг продолжает:

- А ведь товарищ Ленин предупреждал, что так и будет.

- Как? - спрашивает Васильченко, удивленный таким поворотом разговора.

- А так, - говорит, сверкнув большими глазами, Гуляев, - если пошел в наступление на врага, не останавливайся, иди вперед, бей до конца, на трудности не смотри.

- Яков Яковлевич, ты так говоришь, будто Ильича сам видел, - замечает кто-то из летчиков. - Может, вправду это было?

- Было, - сказал Гуляев тихо. - Имел я большое счастье слушать товарища Ленина.

Обступили Гуляева плотнее. Неужели он, наш Яша, видел Ленина?

- Расскажите, Яков Яковлевич, - прошу я.

Яша прокашлялся и начал:

- Случилось это, помню хорошо, до расстрела июльской демонстрации в Петрограде. Вы знаете, я механиком был в Гатчинской школе авиации. Так вот, пришли к нам в школу матросы. «Мы делегация, - говорят, - от Балтики. К Ильичу идем. А вторые сутки ничего не ели. Покормите, братцы…»

Я аж загорелся:

- Как к Ильичу?

- Да, к товарищу Ленину, - говорят.

- Возьмите от нас одного!

- Да иди хоть ты, если комитет тебя направит.

Комитет направил. Накормили мы братков тройной порцией пшенной каши с маслом, и пошел я с ними. [144]

Приехали на паровике в Питер. Потом - прямо к дворцу Кшесинской, к большевикам…

Голос Гуляева звучит взволнованно. Он никогда так много не говорил. Кругом тишина, на него внимательно смотрят десятки глаз.

- Во дворце у двери пост. Старший матрос показал мандат. Прошли мы. Нас - сразу в большую комнату с зелеными стенами. Народу много. Люстра висит огромная. Тут меня и стукнула думка: все матросы, один я в серой шинели. Вдруг товарищ Ленин спросит: «А вы здесь по какому праву?» Пришел Свердлов и хорошо так поговорил с нами. Я немного успокоился. Но все-таки нет-нет, да и вспомню: вдруг спросит?

Неожиданно в боковую дверь вошел человек. Лоб большой, глаза зоркие, движенья быстрые.

- Здравствуйте, товарищи революционные матросы! - сказал. - А я вас давненько жду!

- Здравствуйте, товарищ Ленин! - отвечаем мы.

Он сразу стал разговаривать со старшим матросом и со всеми нами.

Я как только его увидел, успокоился: такой не спросит: «Вы по какому праву?»

Потом Владимир Ильич говорил с нами. Многого не помню, но кое-что врезалось крепко.

- Злостные у нас враги, - сказал Ильич. - Неверно было бы думать, что завоевание пролетариатом власти кончилось. События развиваются с головокружительной быстротой… Биться надо до конца, революционно, поднимая массы. Лозунг «Вся власть Советам!» победит. (Яков Яковлевич говорил медленно, как бы вспоминая точные слова.)

И уже прощаясь с нами, Ильич сказал:

- Если пошел в наступление на врага - не останавливайся, иди вперед, бей до конца, на трудности не смотри.

Вот как было дело. А сегодня бил меня врангелевский летнаб из пулемета в упор. И я его бил. И помнил слова товарища Ленина. Сейчас все это говорю потому, что комиссара нашего жаль, - закончил Гуляев.

Летчики задумались над его рассказом.

Как волны в бурю, накатывались врангелевские полки на каховский плацдарм. Но он устоял. Помогла [145] прибывшая из Сибири закаленная в боях с Колчаком 51-я стрелковая дивизия во главе с товарищем Блюхером.

Смелыми воздушными боями и ценными разведывательными полетами Правобережная авиагруппа заслужила уважение командования, ее стали называть «глаза командарма».

20 августа 1920 года началось наступление Красной Армии на Северную Таврию.

3. В Северной Таврии

Это случилось в Мелитополе.

В светлое июльское утро «правитель Юга России и главнокомандующий» генерал-лейтенант барон Врангель проснулся в чудесном настроении. Спал он мало, но зато в ночь подписал окончательно продуманную директиву о начале наступления на Орехов и Александровск. Эта операция должна сорвать все планы красных, а главное, содействовать прорыву десантов на Кубань.

Вся Северная Таврия в его руках! Он верил в себя, в свою дивную счастливую звезду! Он объединил разбитые силы белой гвардии, вновь вдохнул в нее жизнь после разгрома. Он главнокомандующий! Он «надежда» России! Он «железный Врангель», как писали иностранные газеты и как он сам называл себя наедине.

Душ в штабном вагоне освежил. Ласковая забота личного парикмахера окончательно отшлифовала прекрасное настроение.

Да, сегодня приятный день. Он должен ехать на городскую площадь для вручения наград господам офицерам лучшего полка конного корпуса Бабиева. Это они, его «белые орлы», отличились в Таврии. Они начнут и новое наступление. После встречи с ним - пойдут в бой.

Барон последний раз стоит перед большим зеркалом: его высокая фигура в черкеске с газырями и в белоснежной папахе, длинный серебряный кинжал, висящий на наборном кавказском ремешке, должны импонировать конному офицерскому полку.

Воистину счастливый день! В тот момент, когда он подходит к своему серо-стальному английскому автомобилю, подбегает дежурный адъютант. Лицо его сияет:

- Господин главнокомандующий! Разрешите вручить. Только что получено из Севастополя. [146]

Врангель читает телеграмму, быстро пробегая строчки:

«Заявление… палате депутатов… президента Франции… Мильерана 20 июля с. г. тчк я позволю себе указать на положение Врангеля в Крыму, который… мужественно, при счастливо складывающихся обстоятельствах ведет успешную борьбу с большевиками тчк…Образовалось настоящее правительство…»

Барон гордо поднимает голову. Его длинное лицо улыбается, глаза выражают удовольствие:

- Это признание правительства. Это поддержка. Это победа! Благодарю вас, господин штабс-капитан!

В сопровождении эскадрона личного конвоя автомобиль Врангеля въезжает на центральную площадь Мелитополя.

В струнку вытянулись безукоризненные ряды офицерской кавалерии. Красиво подобраны масти коней. Сияют золотом трубы оркестра. Справа публика, которая изображает «народ, приветствующий нового вождя России».

И в ту минуту, когда машина выкатывается на площадь, происходит что-то странное: изящный строй всадников ломается, кони взмывают на дыбы, разбегается публика. Врангель удивленно оглядывается. Какой-то пожилой «цивильный», господин из «народа», упавший при поспешном бегстве, с ужасом смотрит вверх.

Барон вскидывает голову. От удивления и гнева его брови прыгают на лоб. Следом за его авто над площадью проносится самолет с красными звездами. Вот почему мечутся фронтовые кони, знающие, что означает рокот сверху!

Длинная пулеметная очередь с красного «сопвича» мигом рассеивает скопление военных и гражданских лиц. К тому же в центре площади с грохотом взрывается авиабомба.

Глаза барона остекленели. Не отрывая взгляда от заходящего в повторную атаку самолета, Врангель стеком тычет шофера в спину. Тот сам рад скорее покинуть злополучную площадь. Роскошный автомобиль сворачивает в первый попавшийся переулок и на полном ходу мчится назад, к вокзалу, к поезду главнокомандующего. А в городе рвутся бомбы и строчит сверху пулемет.

Ну и досталось же в тот день начальнику врангелевской [147] авиации генералу Ткачеву! Зато от души смеялись мы, узнав о переполохе, наделанном одним «сопвичем» из 48-го авиаотряда. Полет этот выполнили летчик Маляренко и летнаб Фрадкин.