После третьего захода с бреющего полета, буквально над самой землей, белогвардейцы в панике разбегаются. Кони обезумели… В камыш, в прибрежную осоку упало несколько десятков врагов. Остальные поодиночке бегут кто куда.
Лишь теперь, взяв курс на аэродром, Васильченко чувствует, как непослушна машина рулю глубины. Видит, что левая плоскость сильно повреждена. На последних каплях горючего мотор еле тянет.
Впоследствии из показаний пленного стало ясно, что переправлявшийся у Большой Лепетихи отряд предназначался для неожиданного удара по Ново-Каменским хуторам с целью ночного нападения на аэродром.
Одним из самых смелых воздушных бойцов группы был В. Ф. Вишняков. Вот как Вася Вишняков, летчик из [135] солдат, учившийся вместе со мной в 1911 году в Севастопольской школе авиации, пошел воевать с белогвардейцами.
На фронте мировой войны за необыкновенную храбрость в воздушных боях он был награжден двумя «георгиями».
Когда после Октябрьской революции старая армия развалилась и началась стихийная демобилизация, прапорщик Вишняков вернулся в свое село.
Какой милой показалась ему после войны родная тверская земля!… Ни с чем не сравнить того чувства наслаждения, с каким он встречал утро, идя за плугом. Как жирен пласт черной, перевернутой лемехом земли, как упруго и мерно тянет лошадь! До чего все это замечательно после фронта!
Но когда началась гражданская война и республику замкнуло железное кольцо интервенции, Вишняков сам пришел на аэродром.
Пришел, как был, как приходили с дальней дороги молодые крестьянские парни: с непокрытой головой, в сатиновой навыпуск, неподпоясанной рубахе, босиком. Новенькие ботинки вместе с узелком болтались на палочке, перекинутой через плечо. Ему не поверили, что он летчик. Я мигнул Василию Федоровичу на свой «ньюпор». Он как был босиком, так и вскочил в кабину.
Когда он прямо со взлета, положив машину на крыле, ввел ее в восходящую спираль, все ахнули. Крутнул пару мертвых петель и сел. Но как! Посадка у него была особенно красива: самолет плавно, почти незаметно снижался, нежно касался колесами земли. И в момент опускания костыля останавливался.
Так Василий Федорович стал летать в нашем 5-м авиаотряде.
…Темный украинский вечер. Ярко потрескивает костер, сдобренный отработанным маслом и ветошью. Вокруг сидят летчики. Комиссар читает письмо ЦК РКП (б). Голос звучит взволнованно и многозначительно:
«В ближайшие дни внимание партии должно быть сосредоточено на Крымском фронте… Каждому рабочему, красноармейцу должно быть разъяснено, что победа над Польшей невозможна без победы над Врангелем. Последний оплот генеральской контрреволюции должен быть уничтожен». [136]
Савин расправляет складки под ремнем гимнастерки (этот жест он всегда повторяет в раздумье).
- Вот я и говорю, дорогие товарищи красвоенлеты! Под корень надо рубить международную контру, как Вишняков, Васильченко, Захаров. А бьют они вот так, - комиссар резко подсекает воздух ладонью и начинает зачитывать донесения пехотных командиров о результатах действий летчиков (за этими сведениями он ездит в штаб Правобережной группы).
Лучшую боевую агитацию придумать трудно. Каждый видит реальную пользу своей работы, ощущает живое дыхание фронта, чувствует глубокую связь с теми, кто сидит в окопах с винтовкой.
В прошлом слесарь, солдат мировой войны; Савин пользуется в отряде общей любовью. Большой житейский опыт и глубокая любовь к партии большевиков помогают ему решать сложнейшие вопросы, ориентироваться в международной обстановке, внутренней жизни страны и фронтовых делах. Он всегда с людьми, и они постоянно чувствуют в нем своего товарища.
В Савине я вижу ближайшего друга и умного политического руководителя. Его дельные советы и работа с личным составом очень помогают мне. Летчики чутко прислушиваются к его словам.
Костер догорает. Большой живой разговор о нашей боевой работе, в который Савин втянул всех после чтения письма ЦК, заканчивается. Нет сомнения, что результат беседы не замедлит сказаться в боевых полетах.
В начале июля по всему фронту развернулась подготовка к наступлению на Врангеля. Правобережной авиации был придан 49-й разведывательный отряд, самолеты и опытные летчики которого во главе с командиром отряда Поляковым значительно повысили боеспособность группы.
В каждый полет летчики-истребители брали две - четыре десятифунтовые бомбы. С малой высоты они обстреливали врага из пулеметов. Ежедневно в воздухе завязывались бои, особенно сильные в районе станции Апостолово - центральной базы снабжения войск правого берега. Барражируя над станцией и вероятными пунктами пролета белогвардейских самолетов, наши летчики смелыми атаками отгоняли воздушного врата, охраняя войска и железнодорожные эшелоны. [137]
В начале августа Красная Армия наступала на всем протяжении Польского фронта. Заканчивались последние приготовления и к наступлению на Врангеля. К этому времени в авиагруппе имелось уже семь «ньюпоров», два «спада» и один разведывательный двухместный самолет. Они вели беспрерывную усиленную разведку левого берега Днепра. 5 августа с опытным летчиком Киш вылетел в качестве наблюдателя командир 52-й стрелковой дивизии. Эта дивизия должна была первой начать новый штурм. Командир поднялся в воздух, чтобы изучить подходы, огневые позиции и оборонительные рубежи врага. В ночь на 7 августа наземные войска начали форсирование Днепра. Как и следовало ожидать, они встретили упорное сопротивление белогвардейцев.
Все самолеты в воздухе. С утра до вечера летчики ведут воздушную разведку. Выполнив задание, они садятся в Бериславе, где помещается штаб Правобережной группы войск, и лично докладывают командующему о результатах разведки.
Непрерывное патрулирование наших истребителей помешало белогвардейским самолетам проникнуть к Бериславу или Каховке. Даже 7 августа, в самый разгар боев, вражеские летчики не сумели сбросить ни одной бомбы на наступавшие части Красной Армии.
В ночь на 8 августа я получил приказание перебросить авиагруппу в Берислав, поближе к штабу и району боев.
Первым открывает боевой счет с нового аэродрома Васильченко, заставивший вражескую батарею прекратить огонь. Два оставшихся орудия противник еле успевает оттянуть с позиций на Большие Маячки. Кроме того, Васильченко разгоняет кавалерийский эскадрон.
Вечером неожиданно налетает буря с дождем. Скорость ветра у земли 25 метров в секунду; бешеные порывы ветра завивают в смерчи прибрежный песок, срывают соломенные крыши хат. Как раз в это время в темном небе появляется самолет Васильченко, возвращающийся из третьего в этот день полета. Его «ньюпор» бросает, как щепку. Он никак не может зайти на посадку.
- Что же это такое… - несколько раз повторяет Савин, не отрывая глаз от борющегося с бурей самолета. Все уверены, что «ньюпор» бросит на землю и от него [138] ничего не останется. Но вот, каким-то непонятным образом, чуть ли не с переворота, самолет ныряет вниз и касается земли. К нему бегут Иван Дацко и комиссар, за ними - остальные. Они хватаются за плоскости, за хвост и держат машину. Из нее вылезает сконфуженно улыбающийся Васильченко.
Никогда, пока буду жив, не забуду этой удивительной посадки!
Стремительное движение красных дивизий к Перекопу испугало врага, и он принимает решение перебросить в район Каховки броневики и конный корпус генерала Барбовича.
В ночь на 10 августа из-под Большого Токмака в глубокой тайне корпус снимается с фронта и форсированным маршем движется в тыл наступающих красных полков. И кто знает, как навернулись бы дела под Каховкой, если бы не авиация.
Утром 10 августа летчик Крекис и летнаб Золотов из центральной авиагруппы обнаружили в районе Веселое - Дека растянувшуюся на 20 километров колонну - конницу с артиллерией и обозами. Через час об этом знал командующий 13-й армией.
И вот 11 и 12 августа по моему приказу Васильченко и Захаров вели разведку. Они полностью подтвердили сообщение летчиков центральной авиагруппы, указав, что колонны движутся не по большакам, а по полевым и проселочным дорогам. Кроме того, установили, что главные силы врага, расположенные в деревне Антоновка, имеют до десяти батарей артиллерии, до двух тысяч сабель и четырех тысяч штыков пехоты на повозках. Таким образом, появление корпуса Барбовича не было для нас неожиданностью.