Белогвардейская газета, выходившая в Мелитополе, в первом номере после указанного неприятного происшествия привела заявление господина «правителя и главнокомандующего» о том, что это была случайность, вызванная лишь безумной «наглостью красных летчиков, произведших столь глубокий полет».

20 августа началось наступление Красной Армии на всем врангелевском фронте.

Центральная и Правобережная группы красной авиации работали в эти дни с максимальным напряжением. Ввиду отдаленности наших войск машины летали на полный радиус. Журнал боевых действий Правобережной авиагруппы в эти дни заполнился многочисленными донесениями о глубокой разведке, воздушных боях, бомбометаниях, штурмовке, сбросе агитлитературы.

В небе над Северной Таврией столкнулась в конце августа вся авиация обеих сторон. Господство в воздухе завоевали красные летчики. Над полем боя в момент самых решающих схваток белые самолеты не появлялись, если здесь были наши истребители. И это объяснимо после воздушных боев Николая Васильченко, Якова Гуляева и других.

Общий результат действий красной авиации в Северной Таврии за август весьма внушителен: боевой налет - 900 с лишним часов; сброшено около 1500 авиабомб и 3 тысячи стрел, которые успешно применялись против скоплений живой силы, вызывая страшную панику; израсходовано при наземной штурмовке и в воздушных боях около 70 тысяч пулеметных патронов. Кроме того, в тылу и на позиции врангелевских войск разбросано до 400 килограммов агитационных листовок, разъяснявших белым солдатам, что их сделали «пушечным мясом» иностранных империалистов.

В Правобережной авиагруппе за август больше всех налетал Николай Васильченко: 78 часов. За ним шел Василий Захаров, боевой налет которого составил 61 час.

Наступил сентябрь. Еще ярко светит солнце. Но воды Днепра потемнели. По утрам стало прохладно. Без кожаных курток уже никто не вылетает. [148]

Из- за изношенности матчасти, которая особенно напоминает о себе после каждой большой операции, летают всего два самолета. Почти все машины отправлены на перечистку моторов и ремонт планеров в авиамастерские на станцию Снегиревка. Те «ньюпоры», которые можем отремонтировать сами, оставлены. На них работают все летчики и мотористы.

В связи с отходом красных частей к каховскому плацдарму белая авиация вновь нацелена против войск правого берега. «Белые вороны» замечают отсутствие в воздухе наших самолетов и, видимо, догадываются о причине.

На оставшихся двух самолетах дежурят лучшие летчики: Скаубит, Захаров, Васильченко, Гуляев, Вишняков, Рыков и другие. Разрешаю вылет только по личным заданиям командующего, для отгона врангелевских самолетов, преследующих наши войска, и на охрану понтонной переправы к Каховке. С 1 сентября на каждом из оставшихся «ньюпоров» производится не менее двух - трех вылетов в день.

Есть поговорка: «Чтобы человека узнать, надо с ним пуд соли съесть». Но это на земле, в мирных условиях. Кто летал - знает, что в полете, в бою люди познаются быстрее.

За время боев на перекопском направлении и за каховский плацдарм люди авиагруппы сплотились в единую боевую семью, ближе узнали друг друга.

Вот командир 5-го авиаотряда латыш Скаубит. До мировой войны он был профессиональным борцом. Его могучая фигура и спокойный взгляд полны силы и хладнокровия. Опыт воздушных боев сочетается в нем с командирской грамотностью, с желанием использовать истребители массированно, что он и осуществил, как только у нас стало больше самолетов.

Василий Захаров - участник мировой войны. Как воздушный боец, он отличается молниеносной реакцией, стремлением навязать противнику свою волю, скрутить его по рукам и ногам активными разнообразными атаками. Нет такого задания, которое он не выполнил бы. Его зоркость как воздушного разведчика поразительна. Если он обнаружил батарею противника, то указывает расстояние от ближайшего характерного ориентира с точностью до десятка метров, докладывает, где находятся [149] передки, где укрыты лошади, сколько шагов между отдельно стоящими орудиями.

Борис Рыков - в прошлом студент, выпускник Московской авиашколы, он тих и уравновешен на земле. Но в воздухе, как и Яша Гуляев, преображается. Его воздушный бой отличается азартом, горячностью, смелыми лобовыми атаками. Разогнать строй самолетов врага, неожиданно клюнуть зазевавшегося врангелевского разведчика - его любимое дело. На земле этот светловолосый летчик много времени проводит за ремонтом отказавших моторов. Найти причину неисправности и устранить ее он сможет лучше любого механика. И мотор на его самолете отказывает редко.

Был у нас летчик Киш. С ним я познакомился еще на Елисаветградском аэродроме при несколько странных обстоятельствах.

Это было в начале 1920 года. Я услышал на улице шум. Затем дверь в хату отворилась, и вместе с клубами морозного воздуха ворвалась группа мотористов, окружившая враждебным кольцом не знакомого мне человека.

- Товарищ командир! - докладывает один из мотористов. - Только я ударил по «мандолине» (так тогда называли костыль) - этот тип подкрался сзади да как толкнет. Вот - шапка слетела. Схватил молоток. Махает на меня. - И он показал свой треух. - Мы его привели до вас как подозрительного…

- В Чека его, видать, что контра, - поддакнул кто-то сзади.

Незнакомец в самом деле выглядел необычно. На голове - меховая шапка с кожаным козырьком. Драповая, хорошо сшитая куртка с белыми костяными пуговицами. Серые тщательно отутюженные брюки навыпуск. На ногах остроносые начищенные штиблеты. Черные глаза смотрят не мигая. Суровое лицо окаменело. Он молчит. [150]

- Что вам нужно от моториста, гражданин? - спрашиваю.

- Затшем аэроплян больно делайт? - отвечает, коверкая слова, незнакомец. - Больно нельзя. Лонжерон ломайт… Чепюха, нехорош.

- А вы кто такой?

Гражданин вытягивается, щелкает каблуками. Руки по швам:

- Ревьелюцион венгер летчик Киш!

- Так бы и сказал сразу, - смущенно говорит потерпевший моторист. Он надевает шапку и спрашивает: - Дозвольте идти, товарищ командир? Ведь, верно, когда ударил, молоток, значит, сорвался… малость в сторону…

Проверяю документы Киша. Все верно. Участник мировой войны. Военный летчик. В 1919 году участвовал в венгерской революции. Защищал молодую Советскую власть в Венгрии. После зверского подавления революции бежал в Советскую Россию, чтобы здесь сражаться за социализм, за светлое будущее своей родины. Прибыл в авиагруппу для тренировки в полетах.

Киш немногословен. Но короткие ответы, которые он дает на ломаном русском языке, говорят, что он опытный летчик.

Летал Киш прекрасно. На всех имевшихся у нас типах самолетов продемонстрировал безукоризненную технику пилотирования.

Еще при знакомстве с ним я обратил внимание на то, что он хромает:

- Что у вас с ногой, товарищ Киш?

- Маленький чепюха, - пренебрежительно махнул он рукой.

Ну, чепуха, так чепуха. Все привыкли к тому, что всегда, несмотря на холод, Киш ходит и летает в своих штиблетах. Привыкли и к его хромоте.

Однажды, когда я вылезал из кабины после облета только что отремонтированного «Ньюпор»-17, ко мне подбежал моторист. Это был тот самый, который стукнул молотком по перкалевому фюзеляжу, за что и пострадал от Киша.

- Товарищ командир! Дозвольте доложить! - крикнул он, еще не добежав до меня. - Революционный летчик Киш ногу снял! И как он, бедняга, летает! Фершала надо! [151]

Так мы узнали, что значило у Киша «маленький чепюха».

Оказалось, что после ранения, еще в мировую войну, ему ампутировали ногу выше колена. Ходил Киш на протезе. Так участвовал в венгерской революции. Так летал у нас. От усиленных полетов на истребителе протез натер культю до кровотечения.

- Почему же вы не сказали мне об этом, товарищ Киш? - спросил я укоризненно.

Он был смущен. Первый раз я видел его лицо взволнованным:

- Очшен лублю летайт. Закончать надо белый гвардия в Россия, потом в Венгрия…

Программу тренировочных полетов Киш закончил с оценкой отлично. Он был отозван начальником авиации армии. Я рекомендовал направить Киша на самолеты разведывательного типа, где пилотировать ему было бы легче.