- Нас, друзья, сюда направили не для того, чтобы мы затягивали переподготовку. Когда немцы напали на нас, мы не просили Гитлера отложить войну: дескать, мы не подготовлены. Воевали и одновременно учились. Вы будете летать уже на этой неделе.

- Иван Алексеевич, если нужно, проведем собрание коммунистов и там…

- Не нужно, не нужно никакого собрания. На собрании мы можем крепкими словами осудить страх, но все равно ничего этим не добьемся. Сделаем так: вы вызовете всех на аэродром. Я сам полечу…

На летном поле снова собрались летчики и техники части. Самолет стоял на том же самом месте, что и самолет Величкова, только в кабине теперь сидел Елдышев. [76] Всех охватило тревожное ожидание. Среди собравшихся шли разговоры, что Иван Алексеевич постарается доказать: происшедшее с командиром соединения - это всего лишь нелепая случайность.

Самолет стремительно пронесся по взлетной полосе и стал набирать высоту. Небо, ясное и лазурное, словно бы специально подготовилось к этому большому празднику и приняло в свои объятия сверкающую металлическую птицу. Откуда же она прилетела? Ведь небо между Средна-горой и Родопами никогда еще не видело ничего подобного; не видели ничего подобного и люди, которые по привычке устремляли взор в небо, когда появлялся аист или ласточка. В тот день они увидели, что прилетела новая гостья - металлическая птица, наполнившая небо неслыханным громом. Гром носился по небосводу, а его источник могли уловить взглядом только самые наблюдательные. И люди увидели реактивный самолет и, еще не зная, что это новый тип самолета, уже собирались на сельских площадях, на улицах и оживленно Обсуждали увиденное.

А на аэродроме царило ликование. Взмывший ввысь самолет пел, как жаворонок - предвестник весны. Но вот офицеры затихли. Самолет повернул к аэродрому, готовясь к посадке. Буквально за одну минуту он спустился из поднебесья, и как раз тогда, когда ему следовало выпустить шасси, снова произошло то чудо, от которого замерло дыхание. Елдышев несколько раз перевернул машину, а потом она понеслась низко над землей. Самолет сделал широкий круг над аэродромом, и только после этого шасси коснулись бетонной дорожки. Буря восторга, вызванная смелостью и искусством Елдышева, всколыхнула летчиков. Все увиденное показалось нам чем-то невероятным, хотя потом мы смогли убедиться сами, что это совсем обыкновенное дело.

Не дожидаясь, пока Елдышев подойдет, мы побежали навстречу. Каждый из нас спешил прикоснуться к герою.

- Иван Алексеевич, ваш полет равнозначен созданию самой великой поэмы! - воскликнул кто-то. - И эта поэма сегодня прозвучала возвышенно!

- Не преувеличивайте, друзья! Любое начало выглядит красиво и величественно. Через неделю, через месяц поэма ничего не будет стоить. Я уже стар, чтобы [77] писать стихи. Вот вы молоды, и от вас мы ждем талантливых поэм, - говорил он, откровенно счастливый и преисполненный любовью к нам.

3

Если призадуматься, то восемь лет - это довольно большой срок. За восемь лет юноши превращаются в мужчин, становятся отцами, но Стефан Ангелов и Соколов, Калудов и Белухов все еще считали, что мы только-только начинаем вкушать плоды своей профессии. Казан-лык остался в прошлом, а настоящая работа, огромная и ответственная, начиналась здесь, в М. Прав оказался Иван Алексеевич: дай молодости крылья и жди чудес! Учитель благоговел перед своими учениками. Огорчительные неприятности, омрачавшие их первые шаги, после того как он прибыл в нашу часть, уже позабылись. Елдышев, ветеран войны, привыкший быть резким и скупым в своих оценках людей, теперь стал даже более щедрым, чем следовало. Иван Алексеевич искренне изумлялся. Прежде он любил болгар, как братьев по крови, за их восторженное и сердечное гостеприимство, но вот с той поры, как ему довелось несколько месяцев поработать среди них, он начал открывать и другие черты в их характере. Выяснилось, что это выносливый, самолюбивый и твердый как кремень народ. Стоит лишь ударить по кремню огнивом, как во все стороны разлетаются искры. Иван Алексеевич думал, что в данном случае он играет роль огнива, и, немало удивленный, замечал, что сколько ни бьешь по кремню, тот не крошится, а только больше высекает искр. Елдышев, герой войны, ставший мудрым философом, теперь с воодушевлением заявлял, что с такими летчиками, как болгарские, он мог бы выдержать и еще одну войну. Они не подведут, не бросят в беде. Как специалист своего дела, он пришел к заключению, что летчики в М. пытаются выработать свой стиль, который соответствует их мужественному характеру.

- Иван Алексеевич, не пытайтесь заставить нас быть более сдержанными. Ведь мы же готовимся не только к парадам и к тому, чтобы нам аплодировали. Нам следует готовиться в условиях, близких к боевым, - мягко спорили с ним командиры. [78]

А он только смеялся и удивлялся их дерзости.

- Ясно, друзья, отныне я перестану сдерживать ваш болгарский темперамент. Мы с вами солдаты и всегда должны думать о том, что наши враги готовы зажечь пламя войны. А на войне нужно уметь не только летать, но и воевать.

И Иван Алексеевич задумался. А подумать было о чем. Вот, например, майор Величков. Он пришел в авиацию в качестве заместителя командира, а потом стал командиром. Первый полет на реактивном самолете едва не стоил ему жизни, но он не отказался от своей профессии. Елдышеву рассказывали, что подобным образом завершился и мой первый полет с инструктором.

Вдруг Елдышев спросил меня:

- Товарищ Симеонов, живы ли твои мать и отец?

- Да, Иван Алексеевич, - не скрывая удивления, ответил я.

- Как же тебе удалось заставить их смириться с тем, что их сын будет летчиком, после того трагического первого полета?

- Иван Алексеевич, я их и не агитировал, поскольку это слишком трудное и безнадежное дело. Просто-напросто они не знают о том, что я стал летчиком.

- Как так не знают? Да ведь ты же летаешь уже восемь лет!

- Иван Алексеевич, если бы ты знал, какая у меня мать, какой это славный человек! Ведь если бы я ей сказал, что летаю, то этим бы убил ее. Много слез выплакала она из-за меня в годы партизанской борьбы, и я не посмел признаться ей в том, что летаю. Она думает, что я работаю техником в авиации.

- Да ты хитрец! - улыбнулся Елдышев. - Нужно это дело исправить. Когда она поймет, что целых восемь лет ты летаешь и все жив и невредим, то ей легче будет примириться с тем, что ты летчик. Советую тебе пригласить ее на наше торжество.

Мне понравился совет Елдышева. Торжество должно было состояться очень скоро. Ждали прибытия официальных гостей из Софии, чтобы показать им, чему научились летчики. Как раз предоставился удобный повод пригласить и маму. Пусть сама увидит, какое это чудо - авиация, и поймет, что она не так уж и страшна. [79]

Ведь в нашем деле любят поговорку: «Кто схватит быка за рога, тот уже не боится его».

Торжество началось рано утром. Как и полагается в подобных случаях, летчики украсили все вокруг знаменами и плакатами, зеленью и цветами. Обстановка создалась праздничная, располагающая к хорошему настроению.

Многочисленные гости, заняв свои места, громко переговаривались и с интересом следили за приготовлениями к полетам. Новые реактивные самолеты стояли стройными рядами, блестели в лучах солнца, а вокруг них хлопотали летчики и техники в рабочих комбинезонах. Их нисколько не смущало присутствие родителей, жен, братьев, сестер, гостей. Начинался тяжелый и напряженный день. Из громкоговорителя доносились то команды, то марши.

Все внимание присутствующих приковал к себе первый самолет. Он стремительно пронесся по взлетной полосе аэродрома и вихрем взвился в небо. Диктор сообщил имя летчика, и сразу же одного пожилого крестьянина окружила толпа. Моя мама стояла немного в стороне от него. Она видела, как этот человек волновался, словно ребенок, как доставал из-за пояса носовой платок и вытирал не ко времени навернувшиеся слезы. Потом примерно то же самое произошло с какой-то женщиной, также, видимо, приехавшей из села. Она пыталась понять смысл всего происходящего вокруг. Люди смотрели в небо, и она не сводила с него взгляда. Люди радовались, и она радовалась. Но боже, что это такое?