- Внимание, внимание! - раздался голос диктора. - Сейчас вы увидите фигуры высшего пилотажа в исполнении Симеона Симеонова.

Сердце матери сжалось. Может, она ослышалась? Мать схватила за руку стоящего рядом с ней военнослужащего и нетерпеливо спросила:

- Эй, сынок, что там сказали, кто полетит?

- Полетит Симеон Симеонов, тетя.

- Но как это так? - заволновалась она. - Что, у вас здесь два Симеона Симеонова, что ли? Мой сын тоже Симеонов, только он техник.

- У нас только один Симеонов, - окружили ее офицеры. - Да ты, часом, не мать ли его? [80]

- Сынки, да что вы такое говорите? Он же техник, он же мне говорил, что он техник! - запричитала мать.

- Значит, не хотел тебя пугать! Ну, не плачь же! Радуйся, разве не видишь, что он летает, как сокол?

Но мать уже не видела ничего ни на земле, ни в небе. Ей хотелось лишь одного: чтобы как можно скорее закончилось это бесконечное и изнурительное торжество, чтобы увидеть меня и отругать за хитрость. Уже и вырос, и возмужал, а все таким же остался! Раньше, в годы Сопротивления, я был занят революционной деятельностью в Габрово и Казанлыкском округе, а она, бедная, последней узнавала о том, в каких опасных операциях я принимал участие. Так вот и сейчас. Значит, уже восемь лет сын летает? Если бы она знала, больше бы седых прядей появилось в ее волосах. Пожалуй, даже лучше, что ничего не знала. Но все равно это мне так не сойдет. Она еще меня отругает, она еще такого мне наговорит…

Но когда мама увидела, что я иду ей навстречу и так подкупающе улыбаюсь, вся обида в ее душе растаяла. Да я и сам догадался, что она меня простила, и подошел к ней уже не боясь, все еще по-детски восторженный и озорной.

- Смейся, смейся, негодяй! - решила все-таки отругать меня мать. - Думаешь, что если ты вырос такой большой, так я не смогу тебя поколотить, да? Техником, говоришь, работаешь?

- Теперь ты все знаешь. Если решила меня бить, то бей здесь, перед всеми!

- Тебя? Да разве такого летчика и командира можно бить?

- Я рад, мама, что ты сама убедилась: самолеты - это умные машины и летать на них вовсе не страшно. Это делает человека гордым, наполняет его огромным чувством достоинства и заставляет постоянно стремиться как можно лучше выполнить свой долг!

- Вижу, вижу, но ты себя побереги! Все-таки на земле совсем другое дело! Разве там, наверху, не страшно, когда взглянешь вниз? Ведь высоко же!

- Зато как прекрасно, мама! Будь ты помоложе, посадил бы тебя в самолет, чтобы и ты посмотрела. Увидела бы Шейново, горы Стара-Планины… [81]

Торжества отшумели, и сразу же потянулась бесконечная вереница будней, наполненных самыми разнообразными событиями. Накануне Девятого сентября в Софию вызвали многих летчиков и вручили им ордена, а на праздничной демонстрации в военно-воздушном параде впервые участвовали и реактивные самолеты.

Корреспондентам, заранее подготовившим свои репортажи, пришлось дополнительно включать в них новые абзацы. Наша работа в небе характеризовалась не цифрами, и, может быть, поэтому их вставки пестрели поэтическими искрами.

Сразу же после праздника в М. совершенно неожиданно прибыл генерал Захариев. Никто не был предупрежден об этом, никто даже не догадывался о причинах его приезда. Вот почему мы, командиры, порядком взволновались.

По настроению, которое командующий и не скрывал, мы догадывались, что он прибыл с радостной вестью. Но с какой? Командирам было приказано немедленно явиться в кабинет Величкова. Их не пришлось долго искать, и через минуту люди заполнили кабинет. Командующий рассказал, какое впечатление произвели реактивные самолеты на членов правительства и Политбюро. Все мы решили, что он прибыл для того, чтобы рассказать нам о том, какой большой эффект произвело наше участие в параде. По-видимому, и он, специалист в этой области, тоже пришел в восхищение: в самом деле, казалось чудом за такой короткий срок подготовить летчиков для полетов на реактивных самолетах.

Никто из нас, в сущности, так и не понял, что началось совещание, одно из тех необычных совещаний, которые командующий так хорошо умел проводить - по-деловому и плодотворно. Он продолжал говорить своим мягким, добродушным голосом:

- Назрел момент для создания и других таких же авиационных частей, как ваша…

- Наконец-то становится ясно, зачем он прибыл, - прошептал мне Стефан Ангелов.

- Наши кадры и техника готовы к выполнению ответственной задачи, - продолжал командующий. - Вот почему я привез приказ министра народной обороны. Будут созданы две части - одна здесь и одна в К. В К. вы отправитесь на «яках», а в М. прибудут новые самолеты [82] МиГ-15. Вы сами понимаете, что вас ждет еще более тяжелый, упорный труд. А те из вас, кому предстоит летать на МиГ-15, пусть знают, что это в полном смысле слова реактивные самолеты, еще более совершенные и скоростные, чем «яки».

Слова командующего заставили нас взволноваться. Ведь мы пока еще не услышали самого главного: кто остается в М. и кто переедет в К.?

- Командирами частей назначаются Величков и Симеонов.-И генерал Захариев тут же повернулся к сидящему рядом с ним Величкову: - Тебе придется перебраться в К. Знаю, знаю, что помимо романтики в нашей службе есть и нечто весьма неприятное. Это наш кочевой образ жизни: сегодня здесь разобьем табор, завтра - в другом месте. Что же делать? Такова судьба летчика!

После совещания Стефан Ангелов догнал меня в коридоре.

- Ну, поздравляю! - обнял он меня. - Нужно обмыть назначение, как и положено.

- Ты не сердишься, что придется переезжать в К.? Я знаю, как трудно и неприятно перебираться на новое место. А там, безусловно, начнутся всякие неурядицы.

- Если и начнутся, то ты с ними справишься. Ты же будешь моим командиром, - засмеялся Стефан.

- Но и ты ведь парень не промах. Знаю, браток, что тебе будет нелегко. Раньше, когда мы жили холостяками, то не тужили, а теперь и о себе нужно думать, и о детях.

- Начинаешь читать мне мораль? Будь спокоен. Моя жена обещала, что никогда не станет жаловаться на нашу кочевую жизнь.

* * *

Деление нашей части началось сразу же, на следующий день. Нелегко было людям, прожившим вместе не один год, расставаться. А какая жизнь у летчиков?! Вместе с ними переезжают и семьи, и сразу же начинаются вечные неурядицы с квартирами, со снабжением. Но жены летчиков, видимо, именно поэтому и становятся женами летчиков, что умеют стойко и молчаливо переносить все невзгоды и безропотно следовать за своими мужьями.

Уже в первую неделю Стефан дал о себе знать из К. [83]

Он не жаловался, он вообще не имел привычки хныкать, но в своем письме нарисовал безрадостную картину, которую застало его подразделение на новом месте. Там ему пришлось заботиться о множестве вещей: о квартирах, магазинах, дорогах и бог знает о чем еще. «Голова идет кругом, браток, но все же как-нибудь справлюсь. Сейчас чувствую себя не командиром, а мальчиком на побегушках. А ты, безусловно, надерешь мне уши, если моя работа с «мигами» начнет хромать…»

Надеру ему уши! Я улыбнулся, читая это письмо, отнюдь не служебного характера. «А мне кто надерет уши? - думал я. - Разве мне здесь легче?» Работа так завертела меня, закружила, что никак не удавалось выкроить минутку свободного времени, чтобы ответить Стефану. Ну да ничего, скоро слетаю к нему, тогда и поговорим. Работа напирала, словно накопившаяся за плотиной вода. Хорошо, что рядом со мной был такой сведущий человек, как Елдышев, иначе я мог бы совсем запутаться. А мне предстояло в самом скором времени отправиться на совещание в министерство с предложением о материально-техническом обеспечении новых самолетов. Мы подсчитывали, вычисляли, сосредоточивая свое внимание на самых мельчайших подробностях. На совещании могли быть внесены и другие предложения, кое-кто мог попытаться оспорить наши.