— Лейтена-а-ант… Под суд пойде-е-ешь…
Белов усмехнулся.
— Ага… Дождался… Ты найди нас сначала… Моряков тут навалом…
Микола внезапно подумал, что в словах его лейтенанта есть резон. Еще в Гаджиево им всем в приказном порядке поменяли ленточки на бескозырках с «Северного флота» на «Военно-морской флот», а больше отличий от балтийцев матрос и не видел. Капитан, видимо, что-то решил для себя и нехотя выдавил всего одну фразу:
— Ну-у-у… иди-ит-те… иди-ит-те… Дал-ле-еко не уйдет-те…
Лейтенант повернулся к матросам.
— Товарищи матросы, на сегодня увольнение закончено. Мы возвращаемся в часть.
И напоследок, наклонившись к капитану, командир отсека нагло блефанул.
— Капитан, ты не вызывай толпу своих сразу. У меня на остановке весь оставшийся экипаж нас дожидается. Пока твои приедут, нас тут человек сто будет. Будь здоров!
Сквозь уже изрядно поредевшую толпу расступившихся гражданских, группа прошла быстрым шагом, но как только место столкновения скрылось из виду, лейтенант скомандовал:
— Бегом марш на остановку! Прыгаем в первый же транспорт, который идет в город.
К счастью, вся группа успела вскочить в отходивший трамвай, который, громыхая, минут за десять довез их до города. Микола заметил, что покусывающий губу его командир отсека то и дело оглядывается назад, но погони, похоже, не было. Что там перемкнуло в голове капитана милиции, неясно, но подмогу он не вызвал и план «Перехват» объявлять не стал, видимо, допетрив своим сепаратистским умом, что силовые акции против Вооруженных сил СССР все же проводить еще рановато. Естественно, увольнение было завершено досрочно, и на ближайшей электричке Белов повез всех обратно в Палдиски. Но когда поезд тронулся, лейтенанта, видимо, отпустило, и чтобы раннее возвращение в казарму не показалось подозрительным, он вывел всех в Кейле, где они и вкусили мороженого и местных сосисок с тушеной капустой. Перед окончательным отъездом в Палдиски Белов взял с матросов честное слово, что о происшедшем они никому, даже своим, рассказывать не будут. Моряки пообещали и, к удивлению даже самого Миколы, о событиях в парке Кадриорг не распространялись, хотя удивляться, наверное, и не стоило. Почти все, кто был в этом увольнении, были турби-нистами, из первого дивизиона, и подставлять своего лейтенанта, не побоявшегося конфликта с милицией, не хотели, а стукача среди них не нашлось.
На память о культурных и воспитанных эстонцах у Миколы остались лишь неприятные воспоминания и небольшой шрам под волосами.
А вскоре подошло время покинуть оказавшуюся такой внешне привлекательной, но совершенно негостеприимной Эстонию, и экипаж ракетного подводного крейсера стратегического назначения убыл на место постоянной дислокации. Там сразу же завертелась военно-морская канитель, связанная с приемом корабля, а потом командира Миколиного отсека лейтенанта Белова неожиданно откомандировали в другой экипаж и отправили в автономку.
А потом служба закрутила так, что своего командира отсека матрос Ползунок увидел только через полтора года. Лейтенант уже стал старлеем, 10-м отсеком уже не командовал, а рулил на ПУ ГЭУ корабля одним из управленцев. Потом служба совершила очередной кульбит, и самого Миколу отправили на боевую службу с другим экипажем. Миколе, как человеку сельскому, к одному месту привязанному, такая перемена не очень понравилась, но служба есть служба, и матрос, прихватив на всякий случай свою каску, ушел на другой корабль. После автономки Миколу оставили дослуживать свой срок на другом корабле, и он всего несколько раз и то случайно видел своего бывшего командира, всегда с уважением здороваясь с ним. А потом старший матрос Микола Ползунок был демобилизован, и вернулся уже не просто на Украину, а в Нэзалэжну Украшу…
Прошло 15 лет. Около двадцати часов вечера капитан УМВС Ползунок во главе наряда милиции прибыл в парк И. Франко по сигналу о драке на центральной аллее. Но когда милиционеры подъехали к месту, о драке уже ничего не напоминало, кроме свидетельств немногочисленных очевидцев. Капитан уже собирался дать команду ехать обратно, но из управления сообщили, что совсем рядом, около отеля «Днистер», тоже какой-то конфликт и надо заехать и разобраться на месте. Со слов дежурного, звонила портье гостиницы и сообщила, что в баре на втором этаже гостиницы произошел конфликт между постояльцем и кем-то из местных. Потом ситуация вроде бы мирно разрешилась, но, когда постоялец вышел на улицу прогуляться, его уже ждали несколько человек.
У самого отеля было спокойно, но вот слева от входа, недалеко от входа в бар, было заметно некоторое скопление народа. Милицейская машина подкатила как можно ближе, и милиционеры, подхватив дубинки, выпрыгнули из нее.
У стены, опираясь на нее, стоял тяжело дышащий мужчина, сжимающий в обеих руках по камню. С его губы стекала кровь, капавшая на белоснежный ворот рубашки. Один рукав был надорван, и вообще, выглядел прилично одетый мужчина как после пьяного мордобоя на свадьбе. Напротив стояли три бритоголовых парня, все как один в тяжелых армейских ботинках, полувоенных штанах и черных футболках. Четвертый, одетый в дорогое фирменное шмотье и, судя по всему, не ведающий бытовых проблем, видимо, был их предводителем. Ползунок скривился. Этих «патриотов» по негласному распоряжению властей липший раз трогать не стоило, о чем они прекрасно знали и чем с удовольствием пользовались, постепенно начиная напрягать даже националистически настроенную часть органов правопорядка.
— Эй, хлопщ! Що отут видбуваеться?
Вожак, повернувшись к милиционерам, нагловато растягивая слова, ответил:
— Ааа… Влада. Так… Один москаль нахабнуватий отыскался…
Ползунок поморщился, как от зубной боли.
— Ну да… I ви вчотирьох його на мюце ставите ? Давайте-ка йдггь звщо, поки у вцуцлення не забрал.
Парень с вызывающей неторопливостью и пренебрежением к стоящим перед ним представителям власти достал сигарету и щелкнул позолоченной зажигалкой.
— Ати, каштан, видно, Украшу не любишь… Москал1 не повинш топта-ти нашу землю! Натершлася вже Укра’ша от…
И тут неожиданно подал голос побитый мужчина:
— Это от вас, уродов, она еще натерпится…
Ползунок вздрогнул. Этот голос напомнил что-то очень далекое и полузабытое. Капитан шагнул ближе. У стены, сверкая исподлобья глазами, стоял постаревший, изрядно погрузневший его командир отсека старший лейтенант Белов. Он явно не узнал Ползунка, но это было для Миколы уже совсем неважно. У него как будто щелчком обнулились все годы, прошедшие с его флотской службы, и он вдруг снова ощутил себя просто молодым матросом, стоящим в парке Кадриорг перед толпой, готовой растоптать тебя с твоими товарищами. И это решило все.
Капитан Ползунок рывком выдернул из кобуры табельный Макаров и, передернув затвор, встал рядом с Беловым плечом к плечу.
— Ну що, бандер1вщ, шдходь хоч yci в1дразу! Нас уже двое! Моряки до бою, товариш старший лейтенант!
Двое бывших с Ползунком милиционеров остолбенели. Мало того, что действия командира, по их разумению, были просто безумными, но даже в самых горячих и рискованных ситуациях, которых было немало в их работе, капитан Ползунок никогда на их памяти не вынимал оружие. Они никогда не видели своего всегда спокойного и взвешенного товарища в таком состоянии, а тот, мешая от волнения украинские и русские слова, продолжал кричать, водя перед собой пистолетом:
— Яка мать вас родила, недобитки фашистсыа, бл…! Не украшщ ви! Справжш естонщ! Бегом звщси… Перестреляю!
Военизированные парубки со своим предводителем, увидев пистолет в руках милиционера, неожиданно осознали, что шутки закончились и капитан, кажется, готов начать стрельбу. Причем конкретно по ним. Прицельно и без малейших сомнений. И тут патриотически настроенной молодежи как-то сразу и очень сильно захотелось жить.
— Еяжимо, брати! A i3 цим зрадником ми ще зустршемося…
И четверка, развернувшись, испарилась в темноте самым скорым аллюром, на какой только способны человеческие ноги.