Ну а дальше началось то, что офицеры и мичманы называли дурдомом. В этот самый свой первый выход в море Микола понял, что как ни крути, а легче всех в море все же матросу. Офицеры и мичманы всегда на виду, а матрос в корме может и на вахте вздремнуть, и в трюме побакланить запрятанными после погрузки припасами, да и помыться всегда можно, а не только в воскресенье. Актому, что работать приходилось много, Микола относился, на удивление, спокойно, не в пример многим другим матросам, преимущественно призванным на срочную службу из городов. Да и командир отсека ему попался, по мнению всех, вполне достойный. Белов по пустякам не придирался и, будучи офицером молодым, совершенно не гнушался спрашивать о том, чего не знает, и вместе с Ползунком до крови оббивал коленки, проползая в самые недоступные места их самого маленького на корабле отсека. Плюс ко всему лейтенант был человеком веселым и очень начитанным, так что все длительные и часто бессмысленные тревоги проходили у них в отсеке в интересных беседах между приборками и отработками, командир отсека рассказывал много такого, о чем матросы да и старшина отсека мичман Кашбаев никогда не слышали и самостоятельно, наверное, никогда бы не узнали. Именно от Белова в морях Микола впервые услышал об острове Пасхи, инопланетянах, террасах Баальбека, да и про всю историю подводного флота лейтенант рассказывал интересно и увлекательно, начиная от Ефима Никонова и заканчивая легендарным Маринеско и первопроходцами атомного флота.
После всего этого было даже неудобно каким-нибудь образом подставить своего командира отсека, которого и так из-за его лейтенантского звания командование дрючило по полной программе. Поэтому и на приборку, и на тревоги матросы прибывали вовремя, в курилке старались не попадаться и убирались в отсеке, как у себя дома.
Так день за днем проходил сначала первый выход в море, потом второй, третий. Экипаж перестали ругать, постепенно начали похваливать, а уж после ракетной стрельбы, закончившейся планово удачно, вообще вручили какой-то там приз Главкома.
А потом экипаж сдал корабль, и командование, поразмыслив, пришло к выводу, что пора бы подковать личный состав подводного крейсера еще и теоретически. И срочно, практически в пожарном порядке, выслало экипаж в Эстонию, в Палдиски, где располагался учебный центр кораблей их проекта.
Микола, которому и Львов с Северодвинском после его деревни каза-лисьчутьли не гигантскими мегаполисами, поездку в Эстонию воспринял как настоящий подарок судьбы, а по большому счету просто как выезд за границу. Впрочем, и все матросы корабля с удовольствием предвкушали возможность увидеть настоящую жизнь, вместо сопок и пирсов, хотя бы из-за забора. Да и какой забор может сдержать настоящего матроса Северного флота? Поэтому сборы экипажа в промерзающей казарме проходили немного по другому сценарию, чем выезд куда-либо в другое место. Моряки носились по соседним казармам, выпрашивая у друзей новые гюйсы, форменки и ботинки, надеясь хоть разок, но щегольнуть новенькой формой, гуляя по брусчатке старого Таллина. Да и сами начальники, начиная от старшин команд и заканчивая командиром корабля, целую неделю строили, строили и строили матросов, проверяя форму одежды так, словно им предстояло участвовать в параде на Красной площади. Наконец, нервная суматоха подошла к завершению, и экипаж тронулся в путь.
Сама дорога мало чем запомнилась Миколе, разве только тем, что в поезде умудрились напиться почти все матросы, за исключением самых молодых. Сам Ползунок, памятуя о Северодвинске, пить под одеялом не стал, поскольку уж больно товарный вид имели молодые проводницы их состава, и Микола резонно опасался того, что половой налетчик снова проснется в нем в самый ненужный момент. Другие бойцы оказались не такими сдержанными, вследствие чего полночи в плацкартных вагонах шли разборки офицерского состава с проводницами, с некоторых из которых наиболее любвеобильных матросов снимали прямо с полуспущенными сатиновыми трусами. Истины ради следует заметить, что многие пышнотелые проводницы были совсем не против такой формы общения, однако их высокоморальная бригадирша, сделав обход состава, подняла тревогу. Тотчас из своих купе были вызваны офицеры и мичманы в огромном количестве, которые, как оказалось, тоже отмечали отъезд из северных краев, а оттого, будучи неожиданно оторванными от душевных купейных застолий, вели себя нервно и мягкостью в обращении не отличались. Разбирательства то затухая, то снова разгораясь, шли почти до самого утра, но Миколу совсем не волновали, так как он спал сном праведника на верхней полке, и снился ему, как ни странно, свой, теперь уже родной, 10-й отсек…
Рано утром по прибытии в Питер, прямо на перроне Московского вокзала, командир устроил построение, на котором сразу пять матросов получили по десять суток ареста, одного старшину разжаловали, а офицерам и мичманам, отведя тех в сторону, командир минут десять что-то очень сердито выговаривал, яростно жестикулируя. Поезд на Таллин был только вечером, и экипаж сначала переехал на Финский вокзал, откуда офицеров и мичманов отпустили на весь день, оставив, правда, кое-кого с матросами. А потом был многочасовой экскурсионный поход по Ленинграду. Город Миколу, конечно, впечатлил своим размахом и какой-то неземной монументальностью, но ему, выросшему на зеленейших привольных просторах Украины, Питер все же показался каким-то неуютным и холодным, и для себя Микола решил, что никогда бы в нем жить не остался. К вечеру экипаж собрался на вокзале, и загрузившись в вагоны, уже рано утром все были в Таллине, где пересели на электричку, и через час оказались в Палдиски, небольшом городишке.
Ползунку показалось, что он даже поменьше Гаджиево, так как состоял из одного громадного учебного центра с казарменным городком и собственно самого поселка, тоже на четверть состоящего из офицерских гостиниц и зданий, имеющих то или иное отношение к центру подводников. Об увольнениях тут можно было сразу забыть. Дело в том, что поселок находился в зоне, куда и местных жителей пускали только по пропускам, а военнослужащих выпускали только по отпускным билетам. В сам поселок матросов в магазин выводили группами. Пока первую неделю личный состав обживался в казарме, привыкал к новому распорядку дня и, по сути, выдерживал карантин вместе с оргпериодом, вопрос о поездках в Таллин у моряков не возникал. Но вот когда все устаканилось, режим учебы и нарядов стал понятен и прозрачен, матросы стали атаковать своих начальников просьбами об экскурсиях в столицу Эстонии. Замполит, посовещавшись с командиром, «добро» на эти мероприятия дал, правда, только в составе группы и в сопровождении офицеров и мичманов. И в первое же воскресенье матросы в количестве 26 человек, с двумя офицерами и двумя мичманами, отутюженные и подстриженные, убыли в Таллин. С тех пор это мероприятие проводилось каждый выходной неукоснительно, благо моряки вели себя, на удивление, дисциплинированно и повода для прекращения экскурсий не давали.
Два раза побывал Ползунок в Таллине за первый месяц и был в восторге от него в отличие от Ленинграда. Этот полусредневековый, полусовремен-ный город с непривычными, но удивительно красивыми домами и улочками казался Миколе городком из сказок братьев Гримм. Даже люди, говорившие на русском языке со странной, похожей на заикание тягучестью и подчеркнутой вежливостью, казались матросу какими-то выходцами из прочитанных в школе книг. А вот в третье увольнение, когда их группу повез в парк Кадриорг командир его 10-го отсека лейтенант Белов, и произошел тот случай…
В программу любой экскурсии в парк Кадриорг входило посещение памятника броненосцу «Русалка», погибшему в здешних водах еще при царе-батюшке. А уж организованное посещение парка личным составом ВМФ с этого памятника и начиналось. Несмотря на раннее субботнее утро, народу в парке было уже довольно много. И бегающих по аллеям спортсменов, и чистеньких бабушек и дедушек, гуляющих под ручку, и просто праздношатающихся обывателей. В этот выходной день группа матросов, выехавшая в город из Палдиски, была сравнительно небольшой, всего 12 человек, и поэтому старший был всего один, лейтенант Белов. Еще в электричке моряки договорились с ним, что в Кадриорге побудут недолго, так как там уже бывали, а потом поедут в Старый город, где и посидеть с мороженым можно, и просто поглазеть есть на что. Слава богу, Белов хоть и был всего лишь с лейтенантскими погонами, но нарушить волю заместителя командира по политчасти не убоялся, и уже в электричке, выслушав пожелания матросов, объявил свой план проведения выходного дня. Из всего ранее заявленного в нем остался лишь парк Кадриорг, что несказанно обрадовало моряков, желавших поглазеть на городских девиц и, может быть, — чем черт не шутит! — хлебнуть где-нибудь пивка, если лейтенант варежку раззявит. Обозрев памятник броненосцу и выслушав краткий рассказ лейтенанта о его бесславной гибели, группа только было направилась к близлежащей аллее, как откуда-то сбоку раздался довольной громкий хоровой крик: