— Кто такие, Ашот Аракелович? Почему ерундой занимаются в рабочее время?

Само собой, эта встреча была запланирована, и начальник училища со вздохом ответил: — Отстающие по физической подготовке, Дмитрий Федорович. Такие еще встречаются. Это дополнительные занятия, товарищ маршал!

Министр одобрительно хмыкнул, и процессия понеслась дальше. Останавливаясь то тут, то там, кортеж добрался до лаборатории ИР-100. Там уже четвертый час упакованные в пластиковые защитные костюмы, такие же бахилы и все остальное защитное имущество ждали очередные «встречные пареньки». Эта группа изображала лабораторную работу на действующем реакторе и за четыре часа полной боевой готовности в пластиковой обертке вспотела до тех мест, которые в принципе потеть не могут. Реактор министру понравился, особенно неземной вид работающих специалистов. Выслушав объяснения нашего адмирала, министр скомандовал: — Поехали дальше!

И процессия направилась в учебный корпус.

На нашем боевом посту мы извелись окончательно. Во избежание эксцессов, командование позапирало все двери в коридорах. И когда на втором часу ожидания наши мочевые пузыри подали сигнал аварийной защиты, оказалось, что идти-то некуда. Хоть в штаны. И тоже нельзя! Министр увидит. А все гальюны под замком. Представляю, если бы Дмитрия Федоровича самого пробрало, а некуда! Дотерпев до зубовного скрежета, мы плюнули на последствия и на ураганной скорости сгоняли на улицу, где на косогоре выжали из себя все, что могли. Мы успели, катастрофы не произошло. И когда уже отчаялись дождаться министра, откуда-то из-за колонн тенью прошмыгнул начальник строевой части и шепотом предупредил: — Идут! — И испарился.

В конце коридора послышался рокот. Мы выдвинулись на заранее определенные позиции. Устинов быстро вошел в фойе. За ним катилась такая толпа! Мама родная! Человек пятьдесят, не меньше. Я запомнил только нашего главкома Горшкова, первого секретаря Крымского обкома, ну и, естественно, нашего начальника училища. Остальные слились в сплошную полосу погон и золота. Министр, как по сценарию, подошел к нам и поздоровался: — Здравствуйте, товарищи курсанты.

Припомнив тренировки, мы во все свои глотки гаркнули:

— Здравия желаем, товарищ Маршсоветсоюза!!!

Устинова аж качнуло. Он улыбнулся и протянул руку. Пожимая ее, мы представились: — Товарищ Маршал Советского Союза, главный старшина Белов.

— Товарищ Маршал Советского Союза, старшина 2 статьи Боровиков.

Рука у Устинова была вялая и чуть влажная. Нездоровая, одним словом. Хотя сам он выглядел бодряком. Министр на секунду задумался и спросил: — Как учитесь, ребята?

— Отлично, товарищ Маршал Советского Союза!

— Молодцы!

— Рады стараться, товарищ…

Министр нас перебил:

— Что вы так громко кричите? Я не глухой!

Получив не запланированную сценарием фразу, мы запнулись. Но, по-моему, все же мы учили ответы, а министр — вопросы. Потому что, еще раз улыбнувшись, министр с чуть заметной ехидцей спросил: — Где служить хотите?

Почуяв, что события вошли в колею, мы радостно и громогласно возопили: — Где Родина прикажет, товарищ Маршал Советского Союза!!!

— Молодцы! — снова сказал министр и, повернувшись к главкому, бросил: — Пошли!

И весь эскадрон застучал по паркету в сторону режимных кафедр. Мы остались стоять в фойе, потные, голодные, не курившие часа четыре и безумно довольные, что все наконец закончилось.

Всем участвовавшим после объявили благодарность. Наш училищный фотограф, фиксировавший всю встречу от начала и до конца, заработал неплохие деньги. За фотографии с министром обороны с тех, кто принимал участие во встрече, он просто брал тройную цену. Возражающих не было. Кто не хочет иметь на память такой снимок? АУсгинов через несколько месяцев умер. Все-таки нездоровое было у него рукопожатие…

Человек, решивший остаться холостяком, может быть, и дурак, но ему не так часто напоминают об этом, как женатому.

Старинная английская поговорка

Да простят меня те, без которых жизнь была бы скучна и пресна, но речь пойдет о вас, женщины. Точнее, о некоторых представителях вашего прекрасного пола. Проглотите обиду! Ведь то, что вы прочитаете, вовсе не о вас, а о ком-то далеком, не имеющем к вам никакого отношения.

В чем-чем, но в практичности и жестком реализме любая женщина даст огромную фору любому мужику. В те далекие и уже былинные времена быть женой военного моряка считалось престижно и надежно. Будущее обеспечено как минимум на хорошем среднем уровне. Отбор кандидатов в мужья начинался чуть ли не на первом курсе. И на то были причины. Севастополь во все времена и совершенно справедливо слыл городом моряков. Будущие приморские красавицы с пеленок видели белые фуражки и бескозырки на улицах, красавцев моряков во всех укромных уголках города, корабли, море и все остальное. Тяга к военному передавалась уже на генетическом уровне от мам и бабушек, в юности уже прошедших все эти этапы. А если прибавить ко всему этому, что чуть ли не каждый второй мужской житель города был или бывшим моряком, или непосредственно связан с флотом, то внутренняя поддержка отцами своих чад была не меньше маминой. Но помимо многочисленных случаев искренней любви и привязанности, которые, слава тебе господи, еще не перевелись, многие браки ковались молодыми красавицами целенаправленно и частенько чисто иезуитскими методами.

Самый простой вариант, опробованный, пожалуй, представителями женского пола всех стран и народов, был груб и действен. После непродолжительного романа с объятиями и поцелуями на косогоре училища и на скамейках Приморского бульвара весь процесс постепенно перетекал в квартиру юной соблазнительницы. Где, в конце концов, истосковавшийся курсантский организм и получал доступ к телу. Далее все шло традиционно: слезы, сопли, я беременна, я боюсь, я сказала маме, папе, бабушке, дедушке, врачу и твоему командиру. Все! Клиент готов. Откажешься — вылетишь из училища. А если к этому времени ты успел обзавестись партбилетом, лучше молча беги, покупай кольца. Простым изгнанием из училища не обойдешься.

Так рождались семьи. На удивление, подчас неплохие и крепкие. Были и более изощренные варианты, с многоходовыми комбинациями, игрой на грани фола, передачей объекта менее разборчивым подругам для проверки и познания, короче постепенным и фундаментальным насаживанием на крючок. Один мой сокурсник бабником был знатным. Любил всех, везде и как мог. На заре учебы, на первом курсе, он пережил один малозаметный роман с серенькой молоденькой девчоночкой. Правда, с отличной фигуркой. Пережил и забыл. Но она не забыла. И умудрилась единственной из покинутых остаться ему другом. Последующие четыре года она ничем не выдавала своего замысла, отстранено наблюдала за всеми любовными похождениями своего избранника, потихоньку ссужала его деньгами, себя блюла. В связях, порочащих ее, замечена не была. Он сдуру принимал это за чисто дружеские отношения, в голову лишнего не брал. Девчушка же далеко заходящих подруг отшивала тихо и аккуратно, и они покидали моего товарища словно ошпаренные. Перед самой стажировкой через очередную пассию она передала ему записку с просьбой отдать долги, она, дескать, уезжает учиться, да и он скоро уедет на флот. Наш сердцеед подсчитал все и схватился за сердце. Мужик он был честный, но увлекающийся. Долги отдавал, если помнил. Девчонка просчитала все наверняка. Банкрот-любовник, помнивший адрес кредитора еще с первого курса, отправился вечерком выяснить свои финансовые проблемы, да там и остался, Что там было, как события развивались — не знаю. Знаю, что долг был ого-го! И отдать его он не мог, даже с первой офицерской получки. Я эту пару всю свою службу в нашем Гаджиево наблюдал, неплохая семья получилась!

Были и просто анекдоты, рождаемые неугомонными энтузиастами военно-политических органов. Эти блюстители половой чистоты курсантских рядов выдавали такое!