Корабль успешно преодолел все противолодочные рубежи, и постепенно уходил все южнее, неторопливо продвигаясь в сторону Бермудских островов. До поры до времени оснований для беспокойства не возникало. Дни текли по повседневному расписанию, вахта сменяла вахту, техника работала без непредвиденных сбоев и поломок. Где-то на тридцатые сутки похода, после очередного сеанса связи на пульт ГЭУ пришел уже одуревший от вынужденного безделья флагмех и, усевшись на топчан, заявил:

— Москва внесла коррективы в планы. Пойдем еще южнее. Думаю, пора переводить холодилки в ПЭЖ. Вызывайте комдива и командира со старшиной турбогруппы в корму.

И дальше все пошло опять же по будничному. Холодилку 9-го отсека перевели на большое кольцо кондиции, холодилку 8-го остановили, и начали готовить ее к работе в пароэжекторном режиме. Не спеша, вдумчиво и не дергаясь. Но уже через сутки оказалось, что работать в ПЭЖе холодилка отказывается категорически. Не хочет и все. Не держит давление, и вообще, образно говоря, показывает турбинистам язык и жеманится, как гимназистка. Турбогруппа во главе с комдивом и примкнувшим к ним флагманским постепенно начала переселяться в 8-й отсек, а весь корабль продолжал жить своей жизнью, еще не представляя, что его ждет дальше. Прошло еще несколько дней. И тут я неожиданно заметил, что проснулся в своей каюте на мокрых простынях, да и сам влажный, как после душа. На корабле стало заметно теплее. Спальный 5-бис отсек и до того не самый прохладный, неожиданно превратился в своего рода предбанник, откуда хотелось куда-нибудь свалить. Заступив на вахту, мы узнали, что за ночь температура забортной воды значительно повысилась, что означало вход корабля в какое-то теплое течение. Потливость, неожиданно навалившаяся не только на экипаж, но и на группу «К», во главе с командиром и ЗКД озадачила и вызвала у них неуемное раздражение. На ковер в центральный пост были незамедлительно вызваны флагманский, механик, комдив, командир турбинной группы и, к нашему изумлению, зачем-то оба управленца.

— Ну что, механические силы, обосрались?!

ЗКД был строг и суров. На его насупленных бровях и грозно топорщившихся усах висели капельки влаги, а со лба и залысины они вообще безостановочно скатывались вниз, орошая лицо и палубу.

— Механик! Что за бл…? У нас что, холодилки вообще не работают?! Я пока обедал, промок весь до исподнего! Докладывайте!

Механик, милейший и интеллигентный человек, у которого самым страшным ругательством было слово «негодяй», начал негромко и спокойно объяснять, что, мол, ввод в пароэжекторный режим — операция сложная, командир группы вообще первый раз это делает, но мы ее все равно запустим, да и предупреждать заранее надо, что идем чуть ли не в тропики… Последнее просто вздыбило ЗКД.

— Кого предупреждать? Вас? Матросов? Может еще и американцам сообщим, куда идем? Механик, вы офицер, вы командир электромеханической боевой части, вы ответственны за готовность корабля к выполнению всех, я повторяю: всех поставленных задач! Даю вам еще шесть часов! Все ясно?

Механик, с каменным лицом выслушавший монолог ЗКД, кивнул головой.

— Так точно, товарищ капитан 1 ранга! Разрешите вопрос?

ЗКД обтер лоб ладонью, брезгливо стряхнув пот на палубу.

— Разрешаю!

— Мы долго еще на юг будем двигаться?

Каперанг, уже стравивший весь негатив и раздражение и превратившийся в более или менее нормального человека, вздохнул.

— С неделю точно… Что, все так плохо, мех?

И тут подал голос молчавший до этого командир:

— А что хорошего? Турбинист молодой, да и вдобавок прикомандированный, техники еще позавчера матросами были, а самих матросов отовсюду собирали до последнего дня. Один старшина команды опытный, но его на два отсека физически не хватает… Да и корабль, загнанный в дупло… Вы и сами в курсе…

Каперанг, слушая командира, механически покачивал головой.

— Да все так! И сам знаю… Если не запустите холодилку, неделька такая будет… Как в молодости…

Потом повернулся к флагманскому.

— Анатольич! Все силы БЧ-5 в корму! Постарайтесь… Пожалуйста…

Прошло два дня. За это время холодильная машина 8-го отсека три раза выходила на рабочий режим, но через пару часов переставала держать давление и валилась. За бортом к этому времени потеплело, как в Сочи в начале сезона. Самыми прохладными местами на корабле стали ракетные отсеки, где климат поддерживался собственными локальными холодилками первый торпедный отсек, в котором всегда было традиционно холодно, и десятый, где греть воздух было попросту нечем. Слава богу, холодильные машины провизионок работали без сбоев, и продовольствие портиться не начало. В остальном корабль был уже не предбанником, а сауной в процессе разогрева. Особенно тяжко приходилось на пультах и боевых постах 3-го отсека, где масса приборов и ламп без охлаждения нагревали воздух внутри выгородок чуть ли не до пятидесяти градусов. А при включении вентилятора на пульте ГЭУ из ветразеля начинал дуть влажный горячий воздух, хотя и забирался он из трюма. Вообще, третьему отсеку, в котором было сконцентрировано все управление кораблем, приходилось несладко. С ним мог сравниться только 5-бис отсек, в котором готовили пищу и спали. В обоих отсеках было, как в хороший летний день на пляже. ЗКД, наконец окончательно осознавший масштабы бедствия, неожиданно проявил глубочайшую человечность и разрешил нести вахту в трусах, являясь одетыми только на развод. Когда по палубам замелькали голые мужские тела в нежно голубых разовых трусах, корабль еще больше стал напоминать общественную баню. Начались обмороки, и наш эскулап носился по отсекам, «оживляя» народ всеми доступными ему средствами и рекомендуя всем побольше пить. Вся турбогруппа просто жила в 8-м отсеке, а флагманский, механик и комдив выбирались оттуда только на вахту. Мы же между вахтами бегали в 9-й отсек, чтобы ополоснуться в трюме забортной водой, которая хоть и немного освежала, но была все же очень теплой. Матросы между вахтами старались спрятаться от жары в трюмах ракетных отсеков, куда их до этого особо и не пускали, а офицеры и мичманы тоже разбредались по кормовым отсекам, ища место попрохладнее. Лично я, по старой памяти, три ночи спал на нижней палубе десятого отсека на ватниках, уступая ватник лишь своему сменщику с пульта ГЭУ.

На третий день этого кошмара по корабельной трансляции прошла странная команда:

— Внимание всему личному составу! У кого есть пятикопеечная советская монета, срочно прибыть с ней в 8-й отсек! Это очень важно! Повторяю! У кого есть пятикопеечная советская монета, срочно прибыть с ней в 8-й отсек!

Вещал сам командир, и это подействовало. Хотя страна и развалилась уже несколько лет назад, на удивление, одна такая монета отыскалась у какого-то матроса. Он примчался в 8-й, зажав ее в руке, после чего, буквально через пару часов, произошло чудо. Жара начала спадать. Медленно, но неуклонно. Из отсечных вентиляторов подул вполне прохладный воздух, а доктор констатировал уменьшение полуобморочных обращений к нему. Холодилка 8-го наконец вышла на рабочий режим и работала так, как и должна была с самого начала.

Корабль остывал около суток. Уже часов через шесть ЗКД приказал экипажу одеться и больше не рассекать по кораблю в трусах с торчащими из заднего кармана сигаретами. Замполит переселился из торпедного отсека в свою каюту, и у него, впрочем, как и у всего экипажа, проснулся зверский аппетит, на несколько дней задавленный нашими «военно-морскими тропиками». Мало-помалу жизнь вошла в привычную колею, и уже через неделю об этих днях вспоминали только в курилке и непременно со смехом. Я тоже смеялся, но только не над этим. После первых двух своих походов я уяснил, что трехмесячное заточение в прочном корпусе очень негативно влияет на мой внешний вид. Живот вырастал огромный до неприличия. Поэтому уже в более зрелом возрасте я старался придерживаться если не жесткой диеты, то хотя бы какого-нибудь разумного ограничения количества поедаемой пищи и ежедневно занимался минут по тридцать-сорок спортом. Вследствие чего вел строгий учет веса, каждые три дня взвешиваясь у доктора в изоляторе и вычерчивая график колебания своих килограммов на стенке в каюте. Так вот, за эти несколько «тропических» дней, во время которых я, естественно, спортом не занимался, дайна пищу практически не налегал, у меня «вылилось» из организма 5,5 килограмма веса вместе с потом, мочой и нервами. А вообще все закончилось по-флотски бодро и без замечаний. По приказу ЗКД, ситуация с холодильной машиной 8-го отсека с самого начала не нашла отражения в вахтенных журналах, и по всем отчетным документам холодилка завелась, как по инструкции, «от ключа».