- Знаешь, Георгий, - рассказывал потом Веневидов, - прилетели мы на место. Холод собачий, к сорока подходит. И мало того, ветер хлещет так, что еле держишься на ногах. Летчики тут молодцы, если на земле минус сорок, представляешь, сколько там, на высоте! Никакие комбинезоны и унты не помогут, да и много на себя не накрутишь, работать надо! Ребята рассказывали, что шасси при заходе на посадку невозможно было выпустить - смазку мороз прихватывал. Ну ладно, отвлекся я. Выгрузили мы установки, осмотрелись. Нас ждали. Видно, разговор был, что новое какое-то оружие привезли… Мы, конечно, сразу за дело. По ночам работать не в новинку, а тут тем более - время не терпит. Груздев походил возле СБ, посмотрел и начал. За ним другие подключились. В общем, два СБ оборудовали. Осталось немного: проверить, как будет в бою. Наконец улетели. Честно тебе скажу, места себе не находил - все думал, а ну как что-нибудь не так… Вдруг кто-то кричит:

- Летят!

- Я выскочил наружу, в чем был, только шапку прихватил. Считаю, сколько их, родимых, летит. Один, два… пять… девять! Все целы, все вернулись. Стали мы тут обниматься на радостях. Летчики тоже подоспели, благодарят. Потом рассказали, как бой проходил. Летят они, как обычно, тремя звеньями. Видят, финский истребитель торопится, за ним еще. Идут спокойно, даже нахально, зашли к нашим сзади, и тут сработала МВ-2. Один финский истребитель сбили сразу, в начале атаки, а второй стал маневрировать и удрал в неизвестном направлении. Так что все в порядке. Молодцы ребята, да и мы тоже не зря работали…

Командование ВВС прислало на наш завод просьбу срочно сделать и установить на самолетах 10 турелей МВ-3 и 10 МВ-2 с перископами. Командование Северо-Западного фронта обратилось к члену Главного военного совета Красной Армии А. А. Жданову с просьбой срочно заменить на самолетах СБ и ДБ-3 нижние люковые установки, а также верхние турели.

А. А. Жданов возбудил ходатайство перед И. В. Сталиным о замене всех установок на самолетах бомбардировочного типа установками МВ-2 и МВ-3. Правительством [119] было принято решение на всех отечественных самолетах бомбардировочного типа СБ и ДБ-3 поставить наши верхние и нижние установки.

В январе 1940 года И. В. Сталин вызвал к себе директора нашего завода М. С. Жезлова и поставил перед ним задачу в кратчайшие сроки изготовить по 300 штук установок для самолетов СБ и ДБ-3.

Жезлов ответил, что при полном напряжении завод выпускает в месяц около 100 нижних установок старого типа, без оптической части, а к изготовлению верхних пока вообще не приступал.

- Прошу дать возможность обсудить этот вопрос у нас на заводе, - сказал Жезлов.

Сталин разрешил.

В обсуждении участвовал весь коллектив завода. Было принято обязательство изготовить не 600, а 800 установок.

Прошел месяц. Завод перевыполнил взятое обязательство, освоил новую продукцию и перевел ее на поточное производство. Он выпустил тысячу двести установок (по 600 штук того и другого типа), несмотря на трудность освоения новых изделий и зависимость от смежных организаций, которые поставляли различные элементы, входящие в конструкцию этих устройств.

Именно в тот период мне и Веневидову вручили орден Трудового Красного Знамени. К этому времени мы получили около 20 авторских свидетельств на различные изобретения в области стрелково-пушечного и бомбардировочного вооружения самолетов, и большая часть из них была уже реализована.

* * *

В марте 1940 года успешно закончились военные действия на Карельском перешейке. Мой друг и соавтор И. В. Веневидов вернулся в Москву. Завод ритмично набирал темпы выпуска серийной продукции, а мы на базе уже проверенного принципа действия перешли к установкам под оружие более крупного калибра. Они тоже выдержали государственные испытания с положительными результатами.

Большое внимание уделяли мы эксплуатационным и боевым требованиям, но в то же время нас часто критиковали [120] конструкторы самолетов за то, что колпаки в какой-то степени влияли на аэродинамическое сопротивление самолетов. И все же эти потери не имели решающего значения, ведь обеспечивалась защита самолетов и находящихся в них экипажей.

Вместе с конструкторами-самолетчиками мы находили рациональные решения, идя на взаимные компромиссы и увязки.

Работа на заводе захватила нас полностью. Мы с Иваном Васильевичем часто задерживались в КБ до глубокой ночи. Время летело незаметно, и мы, увлекаясь, забывали об отдыхе…

Очень трудно бывает оторваться от начатого интересного дела. И я и Веневидов работали без отдыха. И однажды, когда возвращались в КБ из Наркомата авиационной промышленности, где был неприятный разговор, я заметил, что Иван Васильевич все время прикладывает руку к сердцу.

- Что с тобой? - забеспокоился я. - Тебе плохо?

- Нет, все в порядке, - коротко ответил он. - А когда машина подошла к проходной завода, Веневидов побелел и потерял сознание.

Врачи констатировали переутомление и строго-настрого приказали обоим заняться здоровьем (я тоже по временам с трудом держался на ногах).

Конечно, мы с Веневидовым учитывали советы и пожелания медиков и даже старались их выполнять. Но удавалось это только отчасти. Шла большая работа. Нас очень заинтересовала проблема борьбы авиации с танками. Этому вопросу уделяли большое внимание в ВВС, ею, как мы знали, давно занимались авиаконструктор С. В. Ильюшин и другие. Сергей Владимирович так же, как и мы, сделал вывод, что самым эффективным оружием против танков могут стать самолеты. Николай Николаевич Поликарпов тоже занимался этими вопросами, но его самолеты по ряду причин не выдержали испытаний. Наша идея была иной.

Заниматься решением этой задачи в течение дня нам было некогда: непрерывно шли срочные задания. Поэтому и приходилось оставаться после работы, забывая о запретах медицины. В опустевшем КБ наступала тишина, но не та рабочая тишина, которая царила днем, а какая-то другая, в которой словно бы витали новые мысли и идеи. [121]

Много вариантов было перебрано и обсуждено, прежде чем мы нашли наивыгоднейшую эволюцию самолета и оружия, при которой танк будет находиться наиболее продолжительное время под обстрелом. Затем разработали комбинированную систему пушечного и бомбардировочного вооружения, действовавшую по заранее устанавливаемой программе.

Когда решение нас удовлетворило, мы подготовили макет, пригласили директора завода и попросили его высказать свое мнение. Михаил Сергеевич всегда охотно откликался на такие просьбы. Самым тщательным образом он осмотрел макет, дотошно изучил чертежи и схемы.

- Идея интересна. Такой еще не было, - сделал он вывод.

- Вся беда в том, что наша конструкция пока не может быть эффективно использована ни на одном самолете, - с горечью признался я. - Придется прорабатывать схему нового самолета.

Посоветовавшись с директором, мы решили государственные испытания этой системы проводить на одном из существующих самолетов, приспособив его для нашей цели, и параллельно прорабатывать схему нового самолета, специально предназначенного для нашего устройства.

Наша конструкция успешно выдержала госиспытания. А когда были завершены расчеты и выполнена общая конструктивная схема самолета, мы послали все материалы в Научно-технический совет авиапромышленности. Пока там рассматривали это предложение, директор завода пригласил Народного комиссара авиационной промышленности Алексея Ивановича Шахурина посмотреть макет самолета с нашей установкой.

Заключение наркома было лаконичным:

- Вы меня покорили, - сказал он.

Шахурин уехал, обещав доложить о нашем проекте в правительстве…

* * *

Прошло много дней, но никаких сигналов от Наркома авиапромышленности Шахурина не поступало. Мы с Иваном Васильевичем были заняты по горло: на заводе шел серийный выпуск наших турелей. [122]