– Не скажу, что меня удивляет подобное приглашение, – заметила Ирен, когда мы неслись наверх в новеньком и довольно устрашающем лифте, словно мышки, попавшие в мышеловку. – Странно, однако, что пригласили также и тебя.

И прежде чем она успела объяснить, что имела в виду, лифт остановился и слуга открыл позолоченную решетку. Мы торопливо пошли по длинному коридору, застеленному ковровой дорожкой.

На стук в дверь последовал немедленный ответ. Нашему взору предстал Годфри, здоровый, подтянутый и бодрый, как всегда. Сделав несколько шагов назад, он вежливо отошел от двери, но не пригласил нас войти в комнату. Заглянув к нему в номер, мы поняли почему.

Комната была заставлена пышными цветочными подношениями, громоздящимися в стойках, урнах и вазах, которых было достаточно, чтобы утешить самолюбие даже Сары Бернар. В громадных сосудах красовались коралловые гладиолусы, синие гортензии, пурпурные ирисы, астры медного и шафранового цветов. И все это – на фоне зелени, грозно, как копья, выставившей узкие листья.

Головокружительный запах сотен цветов витал в воздухе.

Ирен устремила на мужа красноречивый взгляд, в котором застыл немой вопрос. Годфри понял, о чем она хотела спросить его:

– Я поступил так, как ты предлагала, хоть мне и пришлось идти против своего желания. Татьяне, достойной всяческого уважения, я послал маленький букет в благодарность за ее вчерашнее гостеприимство.

– Маленький букет, – повторила Ирен. – Но явно весьма убедительный.

Годфри покачал головой и в смущении развел руками.

– Обычный букет, скромный и недорогой, – подтвердил он.

– И что же в нем было? – спросила я, потому что цветы – моя слабость.

Годфри устремил на меня измученный взгляд:

– Всего лишь то, что я послал бы любой леди в знак благодарности: чайные розы, турецкие гвоздики и пармские фиалки.

– Пармские фиалки? – с явной неприязнью переспросила Ирен. – Но это мои любимые цветы.

– Вот почему я вспомнил о них, – пояснил Годфри. – В том, что касается составления букетов, я человек неопытный.

– Зато у Татьяны этого опыта хоть отбавляй! – С этими словами Ирен вошла в комнату и втянула носом воздух, словно недоверчивая кошка.

– Здесь представлены не худшие из даров, – добавил Годфри.

– А что, есть еще? – спросила Ирен, поворачиваясь к нему.

Он молча указал на письменный стол, что едва виднелся между двух громадных букетов ирисов.

Рядом с кучей рваной декоративной оберточной бумаги стояла изысканная шкатулка, собранная из инкрустированного дерева такой экзотической расцветки, что поверхность казалась расписанной искусным живописцем.

Годфри перешел на другую сторону комнаты и, подняв над головой, показал нам самое ценное из присланных сокровищ, сверкавшее звездами вставленных бриллиантов.

Ирен сразу узнала дорогую вещь.

– Яйцо Фаберже! – воскликнула она. – Как же это расточительно с ее стороны! Придется мне уточнить у Нелл подробности вашей беседы, если после якобы невинной встречи ты получаешь такие подарки. Какая несравненная красота! Конечно, я имею в виду яйцо, а не ту, которая его прислала.

Ирен поместила яйцо на его золотую подставку, чтобы мы все смогли в полной мере оценить блестящую эмалевую поверхность, украшенную драгоценностями.

– Татьяна явно не скрывает своих связей с Россией, – заметила она. – Кстати, а где тут спрятано…

Ее пальчики несколько раз пробежались по золотому футляру яйца, а потом я услышала щелчок и полились плавные звуки очаровательной мелодии. Верхняя часть яйца откинулась, и мы увидели пару голубков, сделанных из жемчужных зерен причудливой формы. Птички вдруг ожили, приводимые в движение искусным механизмом.

Ирен смотрела на драгоценное яйцо с откровенным восхищением:

– Татьяна пользуется в Санкт-Петербурге самым серьезным влиянием. Эту игрушку привезли менее суток назад. Хотя… Вначале Татьяна хотела использовать ее с другой целью, но потом изменила решение. – С этими словами Ирен закрыла крохотные резные дверцы, и механизм прекратил свою работу. – Кто-нибудь из вас узнал мелодию?

Мы с Годфри озадаченно посмотрели друг на друга: никто из нас не мог похвалиться серьезными познаниями в музыке.

– «La Cenerentola»[29], главная ария. Ты, конечно, помнишь, Нелл, мой дебют в «Ла Скала», где я пела партию Золушки.

– Помню, но я никогда не слыхала музыку.

– Я бы исполнила для тебя всю оперу целиком, но что-то я не в настроении.

Ирен поставила драгоценное яйцо на стол Годфри с такой осторожностью, словно боялась уколоться.

– Я не могу объяснить… – начал Годфри.

– Зато я могу, – живо перебила его Ирен. – Могу, но не хочу. Прилагалось ли к этому неслыханному подарку сопроводительное письмо?

– Только открытка, где говорилось, что Татьяна надеется увидеть меня в замке на утреннем приеме.

– И ты с ней увидишься, – уверенно сказала Ирен.

– Ты рекомендуешь принять ее предложение? После таких авансов? – с сомнением спросил Годфри.

– Конечно. Нас приглашала только королева, а не король. А теперь любовница Вилли настаивает на встрече с тобой. Ты счастливчик, раз получил возможность, которая превосходит самые смелые ожидания. С чего бы тебе покидать игровое поле именно сейчас?

И снова, не сказав ни слова, мы с Годфри обменялись взглядами. Принимая во внимание темперамент Ирен, она выступила более чем великодушно.

Годфри откашлялся:

– Но Татьяна… Она такая экстравагантная… Может, у нее ко мне есть интерес?

– А почему бы и нет? Ты весьма импозантный мужчина. Конечно же, ты отправишься завтра в замок и повидаешься с ней. Но я думаю…

Мы ждали продолжения фразы, затаив дыхание.

– Я думаю, – беззаботно повторила Ирен, отрывая стебель у пышного пурпурного ириса и вставляя цветок себе в волосы, – что тебе следует сопроводить леди Шерлок по ее делу.

– Но… – начал было Годфри, пораженный донельзя. Вся интрига с фальшивым именем Ирен строилась на том, что Годфри и я были якобы совершенно не знакомы с Ирен и Аллегрой. – Как же я объясню связь между нами?

– Тебе ничего объяснять не придется, – твердо промолвила Ирен. – Я сама поведаю мадам Татьяне, что к чему. Конечно, с присущей мне утонченностью или, вернее сказать, с утонченностью, присущей леди Шерлок.

– О да, конечно-конечно, – пробормотал ее супруг неуверенно.

Не берусь предполагать, какой оборот принял бы разговор, потому что в тот момент раздался стук в дверь, разом положивший конец нашей дискуссии.

Служанка принесла нам записку из замка. То было второе послание за день – день, когда нас ожидали такие приключения, что я взамен с удовольствием вернулась бы на еврейское кладбище и занялась осквернением могилы рабби, усмотрев в этом занятие получше.

Ирен открыла тяжелую шкатулку кремового цвета – в ней передавали личные послания королевы – и громко, с замечательной дикцией прочла короткое письмо: «Приходите немедленно! Произошло событие с ужасным смыслом. Клотильда в отчаянии. Вы должны настоять на личном свидании с королевой. Мне надлежит остаться с ней и, сделав все возможное, позаботиться о ее психическом состоянии. Когда придете, постарайтесь держаться спокойно. Никто ни о чем не должен подозревать! Аллегра».

Мы решили, что сначала Годфри должен позаботиться о цветах и подарках Татьяны. Точнее говоря, так решила Ирен: после того как мы вернулись в живописное и проклятое королевство Богемия, властное поведение стало для нее обычным делом.

– Яйцо стоит почти столько, сколько мои бриллианты от Тиффани, – сказала она, обращаясь к Годфри. – Ты должен найти для него надежное, безопасное место. Я предлагаю банк или, если не удастся, хотя бы гостиничный сейф. Затем надо разумно распорядиться этими цветочными излишествами. А мы пока отправимся во дворец. Что бы ни случилось в замке, невинный визит двух леди не вызовет большого шума. Боюсь, Годфри, – прибавила она с шутливой серьезностью, – какой бы эффект ты ни произвел, Татьяна так или иначе сумеет подпортить твою роль в этой интриге.