Изменить стиль страницы

Теперь «Udet Boje» стоял на краю овального 50-метрового островка – моту-оно Бегеф.

Высокая мачта над его рубкой служила опорой для ротора ветряка-электрогенератора. Центральную часть суши, значительно приподнятую с помощью большой песочницы, сделанной из пластиковых полос – ограждений, занимал типичный корейский огород: грядки с тыквами, кукурузой и бататом… Сейчас Пак Хва по-хозяйски осматривала состояние этой флоры, а Дженифер и Оками Йоко сидели на циновке на палубе буя Luftwaffe и по запросу подавали кореянке разные агротехнические инструменты.

– Слушай, Хва, – сказала австралийка, глядя, как девушка поливает растения водой из шланга, присоединенного к насосу, входной патрубок которого опущен прямо в океан около берега, – в огороде все овощи генетически-модифицированные, верно?

– Ага. Это коммунистические овощи. Мы их привезли с Элаусестере.

– Мы туда летали рожать, – добавила Йоко, – а поскольку у Хва фермерская жилка…

– У меня это в генах, – подтвердила Хва. – Я там сразу выбрала то, что надо для тут.

– А как ты относишься к коммунизму? – Спросила Дженифер.

– Хорошая игра, – сказала кореянка. – Прикольно. Креативно. По ходу, так.

– Я не только про элаусестерских комми, – уточнила австралийка, – я про саму идею.

– Это, типа, намек, на Норд-Корею, так, Дженни?

– Ну, в какой-то мере да, – призналась австралийка.

Кореянка аккуратно выдернула из грядки клубень батата килограмма на три, быстро помыла его под струей воды из шланга и бросила в корзину.

– Намек… Пф!.. Вот что я тебе скажу, гло: это разные идеи.

– Точно! – поддержала Йоко. – Зря их называют одним и тем же словом.

– Но и та, и другая происходит от марксизма, – заметила Дженифер.

– Вся научная политэкономия происходит от марксизма, – парировала японка.

– ОК, – австралийка решительно кивнула. – Но, я вообще-то хотела спросить не про коммунизм, а про японо-корейский конфликт на море. Что вы об этом думаете?

– Прилетели три дурака, каждый со свитой, – ответила Хва, – о чем тут думать?

– По ходу, есть о чем, – возразила Йоко, – интересно: зачем это Наллэ Шуангу?

– Наллэ Шуанг такой хитрый, что хрен поймешь, – проворчала кореянка, аккуратно обрывая с приземистого куста стручки красного перца, – вдруг ему надо было по секретному делу приехать на Улиси, а тут повод? Легенда, как говорят в Гестапо.

Дженифер удивленно развела руками.

– Извините, девчонки, но я не верю, что эта война вам совсем безразлична.

– Типа, по-твоему, должен заговорить голос крови? – иронично спросила Йоко.

– Я не знаю, – австралийка пожала плечами, – просто и мне, и австралийским ребятам, которые нас смотрят online, хочется знать: влияет ли этот конфликт на Меганезию, на страну, где много и корейцев, и японцев, и где недалеко до конфликтной акватории.

– А у тебя что, камера включена? – Полюбопытствовала Хва.

– Да, конечно. Я специально её повесила так, чтобы все были в кадре.

– Ага! Тогда я хочу выразить свое возмущение всем японцам. И японским японцам, и нашим, и тем, которые живут в Австралии. Японцы! Как у вас поднялась рука начать класть в роллы сыр «Филадельфия»? Это позор! Это издевательство над продуктом!

Йоко картинно закрыла лицо руками и громко всхлипнула.

– Это ужасно! Лучшая подруга выбрала самое больное место, и ткнула. А ведь это мы, японские ама, придумали подводные очки. Вы, хэнио, юзаете наши очки и ни разу не сказали «спасибо», но докопались к сыру «Филадельфия» в наших роллах! Блин!!!

– Ты – моя лучшая подруга, – легко согласилась Хва. – Но прикинь, подводные очки изобрели бы по-любому, может быть чуть позже. А вот сыр в роллы…

– Включи мозг, Хва! – Перебила японка. – Этот сыр в роллы тоже стали бы класть по-любому. Не мы, так янки начали бы класть туда этот сыр! Потому что глобализация!

Возникла пауза, а потом, обе ныряльщицы оглушительно заржали, хлопая в ладоши.

– Девчонки, а если серьезно? – Спросила Дженифер.

– А если серьезно, – сказала Йоко, – то вчера утром мы за завтраком переключали TV-каналы и попали на «NHK General TV», Токио. А там, как бы, пропаганда: «Каждый японец, где бы он ни был и чем бы не занимался, должен быть готов отдать жизнь за Ямато, священную родину, землю богов…». Бла-бла-бла. А после этой ботвы диктор зачитал приказ: всем парням от 18 до 23 лет прийти на призывные пункты в армию.

– В Корее, наверное, тоже объявлена частичная мобилизация, – заметила Дженифер.

– Там не надо объявлять, – сообщила Хва, – Всех парней забирают в армию, даже если никакой войны нет. В Южной Корее забирают в 20 лет, а в Северной – в 17 лет. А в 23 года и там, и там отпускают домой. А вот моему биопапе не повезло. Он умер в этой армии. Без всякой войны. Типа, несчастный случай на учениях. Мама говорит: он был замечательный парень, веселый, умный, но немного нескладный. Может потому и не повезло. А я родилась уже здесь, в 5-м году Хартии.

– Мы с Хва ровесницы, – добавила японка. – А, кстати, император Пу Лунг У толково придумал. Объявил, что император Хидзахито – самозванец, правительство – фэйк, а парням предлагается ехать на освобожденную территорию Цин Чао, где обеспечена защита и возможность выбрать занятие по своим склонностям и в своих интересах.

Пак Хва, поднимаясь по трапу с корзиной в руке, кивнула и добавила.

– Пу Лунг У слизал тему с приглашения Конвента Меганезии. С того, по которому на Улиси приехала Тётя Шимо. А моя мама приехала в финале координатуры Накамура. Прикинь, Джени: делать бизнес, который тебе нравится, под безусловной защитой от произвола, от навязанной иерархии, от ограничительных уловок плутократии…

– Хва, – перебила Йоко, – ты непонятно объясняешь. Надо конкретно. Джени, как ты думаешь, почему ама в Японии не стали юзать дыхательные аппараты?

– Это было бы против традиции, – не задумываясь ответила австралийка.

– Да? А почему они стали нырять не голыми, а в одежде? Это тоже против традиции.

– Хм… – Дженифер растерянно пожала плечами. – …Ну тогда не знаю. А почему?

– Потому, гло, что власти запретили ама нырять голыми. Типа, по новым меркам, это непристойно. И ама пришлось работать в майке и шортах. Сто нырков в день. Если ныряешь голая, и погода прохладная, то в лодке мгновенно надела сухой шерстяной свитер. Согрелась, сняла свитер и снова нырнула. Но если на тебе мокрая тряпка…

Дженифер представила себе рабочий процесс и утвердительно кивнула.

– Ясно. Но почему ныряльщицы не начали применять современное оборудование?

– Всё элементарно, – ответила ей Хва. – Для хэнио в Корее и для ама в Японии было запрещено diving-equipment. Типа, чтобы ныряльщицы не ободрали с шельфа всех моллюсков. И было введено обязательное лицензирование ныряльщиц. Лицензия доставалась непросто и обходилась недёшево, и плюс ещё контроль чиновников по экологии… Короче, в начале нашего века сделали всё, чтобы задавить ныряльщиц.

– Но ведь природные ресурсы шельфа действительно не безграничны, – осторожно заметила Дженифер, – наверное, эту зону моря надо было как-то защищать…

– …Причем именно от ныряльщиц, – иронично перебила кореянка, – а не от морских концернов, чьи траулеры обдирали с шельфа все до самой скальной поверхности. И понятно, почему. Прикинь, Джени: из 20 тысяч ныряльщиц, работавших когда-то на Чеджу, ни одна не засылала денег в кассу правящей партии. А концерны засылали, поэтому их траулеры были безвредны для шельфа, а руки ныряльщиц оказывались страшной экологической угрозой! И по этой же причине ныряльщицам разрешалось промышлять только весной и осенью, когда вода холодная, а не летом. Классно, а?

– Конечно, это бесчестная конкуренция, – согласилась австралийка. – Я не знала.