Носильщики поставили клетку у главных ворот дворца и удалились, прежде чем часовые смогли остановить их. Позвали дежурного офицера.

Поправляя форменный пояс, молодой лейтенант поспешил к воротам, и просветлел, увидев клетку.

— Его Высочество ждали эту… эту посылку, — проговорил он, выделяя четверых своих подчиненных доставить клетку генерал-губернатору.

Дон Мануэль пребывал в отличном расположении духа, когда вернулся в свои покои после ежедневного визита к слонам. Оба были почти белого цвета, исключительно умными и великолепно выдрессированными. Ему пришлось выложить за них целое состояние, но он ни на секунду не пожалел о своем приобретении.

Клетка покоилась на полу гостиной, а четыре солдата, доставивших ее, при появлении генерал-губернатора вытянулись по стойке смирно.

— Это еще что такое? — спросил маркиз, затем вспомнил. — Ничего. Вы свободны.

Получив команду, пехотинцы отдали честь и, чеканя шаг, вышли из комнаты.

Долгое время маркиз де Брака смотрел на задернутые занавески клетки, потирая руки и облизывая губы. Затем протянул руку к звонку и дернул за веревку.

Появился слуга и поклонился.

— Ты один на моей половине, Чанг? — спросил дон Мануэль.

— Да, Ваше Высочество.

— Очень хорошо. Положи мне новый халат и домашние туфли. Быстро-быстро! Затем убирайся отсюда, и если ты или кто-то другой из слуг появитесь прежде, чем я позвоню, я тебя повешу.

Чанг поспешно вышел и направился в спальню хозяина. Там положил на кровать новый расшитый шелковый халат и строго под ним поставил на пол пару домашних туфель. Затем удалился.

Дон Мануэль закрыл дверь, затем задумчиво снял со стены кнут. Если эта тварь вздумает брыкаться или ослушается, ее быстро научат знать свое место. Шагнув вперед и улыбаясь, маркиз де Брага раздвинул занавески. От изумления у него отвисла челюсть.

На полу клетки, абсолютно голый, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту лежал Брэкфорд Уокер.

Кейлеб Кушинг был подвержен морской болезни, так же как и один из его спутников, поэтому Джонатан не гнал клипер полным ходом, и плавание до Китая заняло времени на три недели больше, чем планировалось. Несмотря на стремление как можно скорее достичь Кантона, чтобы востребовать заем, выданный Молиндой Брэкфорду Уокеру, Джонатан чувствовал себя обязанным позаботиться об удобстве находившихся на борту дипломатов.

Лайцзе-лу втайне также испытывала облегчение. Хотя она ничего не говорила мужу про частые приступы болезни. Пока боль была терпимой.

Дети, разумеется, наслаждались плаванием. Каждый день Джулиан и Дэвид получали уроки под руководством боцмана, а Джонатан, который на этот раз решил не брать на себя командование кораблем, проводил долгие часы, обучая ребят навигации. Они проводили измерения с помощью приборов, наносили на карту пройденный кораблем путь и под его руководством изучали правила мореплавания. Он учил их как вести корабль при перемене ветра, и они были частыми гостями на капитанском мостике, куда их приглашал Илайджа Уилбор, получивший лицензию капитана.

Маленькая Джейд иногда надувала губки, потому что не участвовала в занятиях мальчиков, зато она много времени проводила с матерью в долгих разговорах. По настоянию маленькой девочки Хэрмони сопровождал семью в поездке, и Джейд бегала с собакой по палубе. Члены экипажа быстро поняли, что неразумно говорить девочке, пока она сама не прикажет собаке спокойно сидеть подле нее. Хэрмони ревностно охранял ее и не подпускал к ней никого без специального ее разрешения.

Наконец после четырех месяцев, проведенных в море, матрос, находившийся на топ-мачте, увидел каменный форт, стоявший на страже гавани порта Тяньцзинь. Долгое путешествие подходило к концу. Дежурный офицер форта заметил вымпел с изображением Древа жизни, и императорский флаг, реявший на флагштоке, был чуть приспущен в знак приветствия; пушки форта были столь древними, что приветственный залп мог оказаться небезопасным. Судно встало на якорь в бухте, и комендант форта поднялся на борт договориться о приготовлениях для сопровождения семейства Рейкхеллов в Пекин. Кейлеб Кушинг и два его помощника, как и предполагалось, оставались здесь, пока Джонатан и Лайцзе-лу обговорят с императором Даогуаном и принцессой Ань Мень условия встречи с ними. Дипломатам разрешили свободно перемещаться по Тяньцзину днем, но на ночь обязали возвращаться на борт клипера.

Перед тем как тронуться в путь, Небесному императору направили посыльного сообщить о приезде семьи Рейкхеллов и Ву-лин, готовой немедленно приступить к исполнению обязанностей переводчика. Девушка чрезвычайно волновалась, она выглядела очень повзрослевшей, когда сходила на берег в чонсаме, который сама вместе с Лайцзе-лу сшила за время плавания. Джонатан немало удивился, заметив, как молодые офицеры из присланного им императорского эскорта заинтересованно поглядывали на нее. Жена оказалась права, когда говорила, что Ву-лин, когда они доберутся до Запретного города, придется выдержать осаду претендентов на руку и сердце.

На этот раз эскорт, сопровождавший их в Пекин, был больше прежнего, потому что начальник гарнизона настоял, чтобы дополнительный отряд кавалеристов сопровождал дар королевы Виктории и многочисленные ящики с книгами и образцами промышленных товаров, которые Рейкхеллы везли в подарок императору и тем его приближенным, которым предстояло приобщить Китай к современному миру.

Всем гостям предоставили лошадей. Для Лайцзе-лу и Ву-лин приготовили удобные седла специальной конструкции. Дети ехали на монгольских пони, а Хэрмони, то и дело перебегая от одного к другому, радостно семенил рядом. Джулиан и Дэвид практиковались на мандаринском наречии в беседах с офицерами эскорта, Джейд копировала старших мальчиков. Хэрмони ни на секунду не оставлял детей без опеки и не позволял никому приближаться к ним без их разрешения, в том числе и начальнику эскорта.

Ву-лин испытывала благоговейный трепет, когда кавалькада достигла Пекина и, минуя одну высокую стену за другой, начали углубляться в самое сердце города, достигнув, наконец, границ Запретного города, где прибывшим гостям отвели отдельное великолепное здание, окруженное со всех сторон чудесным садом. Огромный штат слуг был предоставлен в их распоряжение.

Тотчас же по приезде Лайцзе-лу приняла ванну и переоделась, не зная точно в какой момент ждать приглашения в расположенный по соседству дворец. Предчувствие не обмануло ее: она накладывала последние штрихи косметики, когда в огромную спальню, которую она делила с Джонатаном, постучал посыльный и передал, что принцесса Ань Мень ждет гостей.

Вслед за парой и сопровождавшими их посыльными через небольшую калитку в высокой и массивной стене проследовали несколько носильщиков. Гостей провели в одну из внутренних зал императорского дворца, где ни Лайцзе-лу, ни Джонатану не доводилось бывать прежде. Стены были облицованы массивными плитами полированного мрамора, густой ковер покрывал большую часть пола, обстановку составляли многочисленные диваны, кресла, трехногие скамеечки, на столах в изобилии стояли многочисленные произведения резного искусства, в том числе редчайшие изделия из нефрита. Джонатану невольно пришла в голову мысль, что подобное исключение сделано специально для него. До сих пор ни один иностранец не посещал жилых помещений императорской семьи.

Распахнулась дверь, и принцесса Ань Мень вошла в комнату, одетая в скромный чонсам из темного расшитого замысловатыми узорами шелка.

— Добро пожаловать в мой дом! — пригласила она, заключая в объятия Лайцзе-лу и протягивая руку Джонатану для пожатия на западный манер.

За принцессой следовал брат, выглядевший как обычно невзрачно в своем халате из черного шелка. Лишь неизменный головной убор, усыпанный жемчугами, указывал на его высокое положение. Было совершенно очевидно, что он в высшей степени рад видеть гостей, но несмотря на широкую улыбку, сиявшую на его лице, жизненно важным продолжало оставаться условие оставаться скрытым, поэтому он не заговорил с ними, а тихо устроился в стороне.