Гордон пошел к Азову с пятью тысячами, Лефорт ― с двенадцатью тысячами войск; кроме этого, Шереметев спустился Доном со стрельцами и внушительным казачьим корпусом. Петр был с армией, но только в качестве волонтера. Мы же говорили, что царь поднимался по воинским ступеням, пробуя шпагу в сражениях. Был барабанщиком, солдатом; победитель Азова, он стал капитаном бомбардиров, и в свой триумф он пройдет, перед своим пустым троном лишь в звании капитана бомбардиров.     

Однажды Меншиков, уже генерал-аншеф, откажет ему в звании полковника и вместо него назначит офицера, который больше будет соответствовать этому рангу. Позднее, правда, после победы под Полтавой, он станет генерал-майором. И, наконец, после морского сражения, ― вице-адмиралом. Он признает себя настоящим императором, только победив других, и тем самым одержит победу над самим собой. Однако в этой борьбе он падет, но падет, подобно Эпаминонду[47] в час победы.

Когда он осаждает Азов, умирает его бездетный брат Иван, и вот он ― один хозяин трона. Есть, конечно, еще царевна Софья, но она под надзором.

Петр одержал двойную победу: взял Азов и разбил турецкий флот. После этого, занялся надлежащим обставлением своего триумфа, как прежде в Риме поступали Помпей и Цезарь; он хотел вернуться в Москву, как подобает победителю. Распорядился воздвигнуть триумфальные арки: не для него, но для победы. По его указу, под этими триумфальными арками прошли Шереметев, Гордон, Лефорт, солдаты, победившие на море, ибо это была уже морская держава, какую он и хотел основать; после них ― другие высшие офицеры и сухопутная армия, в которой, как мы сказали, он состоял лишь в чине капитана бомбардиров.

Теперь, после заключения мира с Китаем, турки разгромлены. Он может ехать в Европу. Но прежде нужно оплатить два долга. Он велит доставить на большое озеро, расположенное недалеко от Троице-Сергиева монастыря яхту Брандта. Она и сегодня находится у крепости, рядом с домиком Петра. Потомки называют ее бабушкой русского флота и почитают как реликвию.

Он распорядился написать портрет первого солдата, занесенного в списки Преображенского полка, его полка, который является дедушкой русской армии.  Гравюра с этого портрета хранится еще в императорской Библиотеке. Фамилия солдата Boukhovostoff [Бухвостов].

Наконец, в 1697 году, он уезжает; но так же, как в час своего триумфа, он шел лишь в ранге бомбардира, на сей раз, он включает себя в свиту трех послов. Три посла это ― его адмирал Лефорт, недавно подписавший мирный договор с китайцами Головин и государственный секретарь Vonitzin ― Возницын, продолжительное время ведающий иностранными делами. Свита трех этих послов состояла из четырех первых секретарей, двенадцати дворян, шести пажей и привлеченной из Преображенского полка полусотни солдат охраны с офицерами. У него же были лишь камердинер, ливрейный слуга и карлик.

Стражами Москвы останутся: Гордон и 12 тысяч искателей приключений, отличившихся при осаде Азова, ― как военная власть; да боярин Ромодановский, то есть сама Россия, воплощенная в одном из ее сыновей. Что бы ни случилось, может рассчитывать на двух этих людей; они готовы умереть за него.

Посольство едет через Померанию и Берлин, поворачивает к Виндену, наносит визит Вестфалии и прибывает в Амстердам. Петр приезжает туда на две недели раньше послов, поселяется в доме Индийской Компании, но оказывается, по его мнению, слишком на виду и перебирается в небольшое жилище на верфях адмиралтейства. Наконец, облачившись в форму лоцмана, едет в Саардам и представляется одному корабельному строителю под именем мастера Петра. Время от времени он отлучается в Амстердам, чтобы изучать анатомию у Руиша [Ruych] и физику у Вистена [Wisten]. О его поездке в Англию, обстоятельствах знакомства с Вилльбуа и о том, какими были последствия его знакомства по отношению к императрице Екатерине, мы уже рассказали.

В тот период ему стало известно, что стрельцы, которых он держал на Украине, взбунтовались, благодаря проискам царевны Софьи, бросили свои гарнизоны, двинулись на Москву и в двух сражениях были разбиты Гордоном. В первой встрече с ними они оставили на поле боя семь тысяч трупов, во второй ― восемь тысяч сложили оружие. Петр подпрыгнул от радости: итак, страшное ополчение раздавлено его руками и раздавлено целиком. Он поехал в Москву.

Каким же образом из 35-40 тысяч, а было столько, стрельцов оставалось не более 17-18 тысяч? Их ряды опустошились в результате ловкого расчета Петра. Сначала, бросая их против турок и ставя их непременно в первом ряду, как лучших солдат, он позволил перебить их столько, сколько могли. Правда, офицеры должны были замещать убитых командиров, но Петр, такой строгий даже в мелочах административной власти, закрывал глаза на оголенные участки, что появлялись в этой привилегированной гвардии, а поскольку он всегда платил своим офицерам жалование как за командование 40 тысячами, хотя в их подчинении было не более 17-18 тысяч войск, то офицеры не считали приличным реагировать на обстановку острее, чем царь. Ну и оставляли оголенные участки без внимания; они были вынуждены так поступать.

Петр так спешил в пути, что въезжал в ворота Москвы, когда через другие входили пленные стрельцы. Представился случай раз и навсегда покончить с этими бандитами. Петр его не упустил. Он повелел их судить как воров и убийц. Две тысячи были приговорены к повешению, пять тысяч ― к обезглавливанию. Казнь продолжалась всего день. Царь Петр был скор на руку в делах такого рода. Вот как это происходило.

Семь тысяч осужденных загнали в пояс частокола, вокруг которого поставили две сотни виселиц. Каждая виселица предназначалась для десяти человек. Царь восседал на троне, а на ступенях трона сидели князья, сановники и офицеры его двора. Заключенных выводили по десять человек, и царь их считал. Когда набиралось десять, их вешали и выводили десять других. Таким образом, царь считал до двух тысяч. В 11 часов утра первое отделение казни было окончено. Началось второе, то есть обезглавливание. Приготовления к нему были выполнены с тем же тщанием, что и к повешению, и самый взыскательный режиссер ничего не прибавил бы к ним. Против виселиц поместили не отдельные плахи, но бревна на подкладках, и в таком количестве, чтобы на каждом из них могли обезглавить сто осужденных. Царь велел вывести первую сотню стрельцов. Им он рубил головы собственноручно. Во время занятий по плотницкому делу он научился владеть топором. Закончив, он приказал раздать сто топоров сопровождающим его лицам.

― Ваша очередь, ― сказал он, ― я свое дело сделал, делайте ваше.

Были там великий адмирал и великий канцлер; были там Меншиковы, Апраксины, Долгорукие; может быть, у многих тряслась рука, но ни один не посмел ослушаться. Когда каждый из них отрубил десять-одиннадцать голов, царь их освободил и разрешил передать топоры солдатам, которые на глазах царя и его придворных завершили работу. Пощажен был только один стрелец: красивый молодой человек 20-22 лет по имени Иван и по прозвищу l’Aigle ― Орел. Подходя к плахе, он наткнулся на тело, которое мешало.

― Однако нужно, чтобы ты уступил мне место, ― сказал он, ― потому что теперь моя очередь.

И он отбросил ногой тело казненного. Такое хладнокровие поразило Петра.

― Милую этого! ― крикнул он солдату, который уже занес топор над его головой. И топор завис в воздухе. Это еще не все: Петр сделал его солдатом линейного полка. Там стрелец заслужил офицерский чин и, как следствие, звание дворянина. У его сына Григория, генерала и губернатора Новгорода, было пять сыновей: Иван, Григорий, Алексей, Федор и Владимир. Это были пятеро братьев Орловых. Григорий стал любовником и готовился стать мужем Екатерины. Алексей стал убийцей Петра III и победителем в Чесменском сражении. Таким образом, одному из потомков стрельца, спасенного Петром Великим, назначено было возвести на трон Екатерину Великую!

Вместе с молодым Орлом пощадили трех других стрельцов, но не надолго и для того, чтобы подвергнуть их более тяжкой казни. Ими были три автора воззвания короновать царевну Софью, сестру царя, которая всю свою жизнь плела заговоры против него. Царевна Софья, как мы уже сказали, находилась в заключении. Трех стрельцов повесили на трех виселицах, поставленных против окна ее тюрьмы. Один из них был повешен с воззванием в руке. Виселицу поставили так близко к тюрьме, что его рука, скрючиваясь, протянулась через окно в комнату царевны. Петр приказал, чтобы все так и оставалось до той поры, пока не начнут разлагаться и эта рука, и тело, которому она принадлежала.