По просьбе Ханта, переданной Коулсоном, Эрлихман 7 июля позвонил генералу Роберту Кашману, который тогда был заместителем директора ЦРУ. Согласно записям, сделанным в ходе этого разговора секретаршей Кашмана, Эрлихман сообщил ему, что президент возложил на Ханта специальную миссию, связанную с некоторыми вопросами безопасности, в связи с чем ему понадобится, вероятно, установить контакт с Кашманом, и что последний может считать, что в большей или меньшей степени он «уже имеет carte blanche»[116]. Эрлихман в своих показаниях заявил, что не помнит о телефонном разговоре с Кашманом относительно Ханта и не думает, что вообще имел такой телефонный разговор.
Генерал Роберт Кашман был только что назначен заместителем директора ЦРУ. Являясь кадровым военно-морским офицером, в период с 1967 по 1969 год он командовал во Вьетнаме силами, расположенными непоссредственно к югу от 17-й параллели (до 163 тыс. американских солдат). Кашман не соглашался с тактикой пассивной обороны, которую отстаивал его главнокомандующий. В течение четырех лет (1955—1958 гг.) Кашман был главным советником по вопросам национальной безопасности вице-президента Никсона, с которым с тех пор его связывали близкие отношения.
8 июля в ходе очередного обычного совещания Кашман проинформировал ядро руководящих сотрудников ЦРУ о новых функциях Ханта в Белом доме; на этом совещании присутствовал директор ЦРУ Ричард Хелмс. Кроме того, Камшан проинформировал начальника отдела безопасности, ибо эта миссия входила в сферу его компетенции. Возможно, в свою очередь, начальник позвонил по телефону в кабинет Ханта, чтобы установить с ним контакт.
22 июля 1971 г. состоялась встреча Ханта с Кашманом в помещении ЦРУ. Хант знал генерала со времени его работы в ЦРУ и попросил поговорить с ним без свидетелей. Этот разговор был записан на спрятанной в кабинете аппаратуре. Кашман нередко записывал разговоры во время таких встреч, но ему трудно было объяснить, почему он так поступил в этом конкретном случае.
Когда Кашмана спросили об этом во время явки для дачи показаний перед комиссией Эрвина, он заявил следующее:
Вопрос: Почему вы сделали запись этого разговора?
Кашман: Я записал этот разговор, чтобы сохранить его в памяти, ибо Хант желал, чтобы в кабинете никого не было. Когда Хант явился, он попросил меня, чтобы мы беседовали без свидетелей. Вскоре я включил аппаратуру, поэтому не было необходимости делать записи[117].
При этом бросается в глаза не то обстоятельство, что беседа оказалась записанной на пленку, а то, что магнитофонная пленка не была уничтожена.
В 1971 году в помещении ЦРУ была установлена совершенная записывающая аппаратура. В конце января 1973 года, несколько дней спустя после того, как сенатор Мэнсфилд направил письмо Ричарду Хелмсу о сохранении всех относящихся к уотергейтскому делу документов, и незадолго до того, как тот оставил службу в ЦРУ, было отдано распоряжение об уничтожении всех магнитофонных пленок с записью разговоров на уровне руководства ЦРУ. Так впервые в истории ЦРУ был полностью уничтожен соответствующий архив[118]. Как выявится впоследствии, комиссия затронет этот вопрос, но от этого он нисколько не станет яснее.
Кашман завершил службу в ЦРУ в 1971 году. С момента появления в ЦРУ сохранились записи только двух его разговоров: один — от 22 июля с Хантом. По ошибке или специально? «Обстоятельства, связанные с записями разговоров бывшего заместителя директора Кашмана, по меньшей мере странные» («Minority Report»). Дело в том, что в ответ на неоднократные просьбы комиссии Эрвина ЦРУ указывало на эти две единственные записи двух единственных бесед, где речь шла об «уотергейте», причем в очень завуалированной форме.
Ниже приводятся пространные фрагменты из разговора от 22 июля — любопытная смесь душевных банальностей и профессиональной подозрительности:
Хант: Мы могли бы увидеться наедине? Кашман: Ну да, разумеется[119].
X.: Большое спасибо. Белый дом возложил на меня очень деликатную миссию. Она заключается в том, чтобы наведаться к одному субъекту, политические взгляды которого нам мало известны, и получить о нем соответствующие сведения. Именно с этой целью меня попросили связаться с вами. Не могли бы вы помочь мне получить две вещи: фальшивые документы, которые понадобятся для «прикрытия»[120], и соответствующую маскировку для осуществления синхронной операции — вход и выход.
К.: Почему бы нет...
X.: Мы по возможности будем держать это в тайне. Не знаю, как вы или ваши агенты намерены осуществить это, но я предпочел бы встретиться с кем-либо в надежном месте (заметьте: именно в этот момент пролетает самолет, из-за чего слова еле слышны) ...маскировка. Мы собираемся приступить в субботу или в воскресенье, как можно скорее, завтра после обеда[121]. Если кто-нибудь смог бы сделать это завтра после обеда, это было бы великолепно. Я вас видел как-то на днях на церемонии открытия мемориала Уизнера[122] — знаете, мемориальной доски, которая установлена там внизу. Простите мое дерзкое замечание, вы, кажется, немного похудели.
К.: Да, немного похудел. Раз на раз не приходится. Худею от того, что больше не пью и стал меньше есть. Это сущий ад, когда обедаешь в посольствах. Но это ведь от того, что решил похудеть.
X.: Мне это знакомо. У меня такая же проблема. И странное дело: чего мне больше всего не хватает с тех пор, как я вышел в отставку, так это гимнастического зала, к которому я так привык. Обычно я приходил за пятнадцать минут до появления директора, мы немножко разминались, и это позволяло мне всегда быть в форме. Дело в том, что потом я больше не ощущал голода, чтобы заморить червячка. Возвращаясь вечером домой, я так уставал, что не ощущал больше жажды. Поэтому мне этого так недостает.
К.: Ну, а меня в этом зале не увидишь. Я привык к прогулкам, по полчаса каждое утро. У себя. Будешь дожидаться, когда, наконец, наступит послеобеденное время, чувствуешь большую усталость. Я уже приближаюсь к такому критическому возрасту, когда, вернувшись домой пешком, по вечерам еще могу поработать в своей мастерской, немножко повозиться в саду, но при этом я не испытываю ни малейшего желания бегать.
X.: Я понимаю, что вы хотите сказать.
К.: Шеф меня просто удивляет (речь, конечно, идет о Ричарде Хелмсе), вы знаете, он продолжает заниматься спортом. Встает примерно в 5 час. или 5 час. 30 мин. В такую рань я, например, умру, но не встану. В этот час меня не заставишь заниматься физкультурой.
X.: Это верно. А я по утрам стараюсь проделывать гимнастические упражнения, только я в них, признаться, не очень верю...
К.: Скажите, я могу с вами связаться в Белом доме? Чтобы вам сообщить, к кому обратиться...
X.: Разумеется... Там можно будет появиться? Думаете, это возможно уже завтра после обеда?
К.: Да, я постараюсь. Правда, я еще ни с кем не говорил об этом. Думаю, можно будет обо всем договориться. Лично я до сих пор в таких делах ни разу не участвовал, занимался совсем другим делом.
X.: Но Эрлихман сказал, что вы были...
К.: Да, он мне звонил. Я хочу сказать, что не занимался секретными операциями, так что не знаю, способны ли они действовать быстро, но я думаю, что да[123].
X.: Мне известно, что они могут.
К.: Я тоже думаю, что да...
X.: Мне, однако, требуется некоторая маскировка.
К.: Что же вам нужно? Это первое, о чем они вас спросят.
X.: Что мне понадобится, подождите, что же? Мне понадобятся просто водительское удостоверение и старые обрывки бумаги, чтобы рассовать по карманам.
К.: Водительское удостоверение...
X.: Водительское удостоверение любого государства, все равно какого; и еще какие-нибудь грязные мелкие предметы, которые можно сунуть в карманы, в общем, всякая всячина, которая бывает у каждого в кармане.
К.: На какую фамилию, вам тоже все равно?
X.: На имя Эдвард и больше ничего...
116
Это выражение в ходе разговора было произнесено по-французски.
117
«Свидетельские показания от 2 августа 1973 г.».
118
"Minority Report on CIA. Involvement, Senate select Committee on presidential Campaign Activities".
119
Заметим, что записывающая аппаратура уже включена.
120
Фальшивые документы для «прикрытия», которые могут выдержать любую проверку, даже выдавшими их учреждениями.
121
Разговор был записан в четверг.
122
Фрэнк Уизнер был одним из отцов-основателей ЦРУ, руководил Управлением стратегических служб во время войны; был директором Управления координации политики до слияния этой организации с ЦРУ в 1951 году; заместитель Аллена Даллеса в Оперативном управлении; затем начальник Оперативного управления, когда Даллес стал директором ЦРУ.
123
Ему не придется долго оставаться заместителем Хелмса. Еще до конца года он получит назначение главнокомандующим корпусом морской пехоты.