Известно, что, когда кучка генералов заговорила о государственном перевороте, они без труда получили на это согласие американского посольства в Сайгоне. Однако Хант стремился найти доказательства более серьезного преступления, совершенного Джоном Кеннеди, который в то время был президентом.
После телефонного звонка Джона Эрлихмана (о котором, впрочем, ему трудно вспомнить) государственный департамент дает бывшему разведчику разрешение просмотреть в архивах всю телеграфную корреспонденцию между Вашингтоном и Генри Кэботом Лоджем, тогдашним послом в Сайгоне. Хант снимает копии с 240 телеграмм, отправленных за интересовавший его период. Коулсон спрашивает его, на какой стадии находится расследование; Хант отвечает, что обнаружил три или четыре телеграммы, ясно указывающие на причастность Вашингтона к государственному перевороту, других компрометирующих фактов не обнаружено. Тогда Коулсон говорит ему (по свидетельству Ханта):
— Не кажется ли вам, что вы могли бы уладить это дело?
— Не без технической помощи, — отвечает бывший агент ЦРУ.
— К сожалению, об этом не может быть речи. Это слишком рискованно. Подумайте, что вы сможете сделать сами.
Черпая силы из этих директив и вооружившись лезвием бритвы и фотокопировальной машиной, Хант принимается за работу в своей конторе в Олд офис билдинг. Результат его трудов: коллекция пополняется двумя достаточно правдоподобными депешами. Одна из них, якобы датированная 29 октября 1963 г. (т. е. за два дня до смерти двух южновьетнамских деятелей) и направленная государственным департаментом Кэботу Лоджу (со всеми необходимыми печатями и шифрами), начинается следующими словами:
С СОЖАЛЕНИЕМ СООБЩАЕМ: СЕГОДНЯШНЕЕ СОВЕЩАНИЕ НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ ПРИНЯЛО РЕШЕНИЕ, ЧТО НИ ВЫ, НИ ХАРКИНС НЕ ДОЛЖНЫ ПОДДЕРЖИВАТЬ ДЬЕМА ИЛИ НХУ, ЕСЛИ ОНИ ПОПРОСЯТ УБЕЖИЩА.
Достаточно ясная картина, нарисованная в угоду Белому дому: образ Джона Кеннеди в окружении его узкого совета, президента, похожего на римского императора, опустившего большой палец руки вниз, отвергающего мольбы бывшего любимца, который перестал нравиться.
На пресс-конференции 16 сентября 1971 г. президент Никсон произнес фразу, которая кое-кого заставила насторожиться:
«Я хотел бы напомнить всем, кого это интересует, что именно благодаря низвержению Дьема и участию в его убийстве мы вошли во Вьетнам».
Впервые подобное обвинение было предъявлено администрации Кеннеди. Однако, за отсутствием доказательств, эта фраза была предана забвению.
Месяц спустя Коулсон вспомнил о намеке главы государства и сказал об этом своему знакомому журналисту — одному из ведущих репортеров «Лайф». «Есть хороший материал»,— добавил он, посоветовав узнать подробности у Говарда Ханта.
Последний, понимая, что его шедевр не лишен недостатков, разрешает журналисту переписать депешу, но не дает ему снять фотокопию. Поэтому журналист, не желающий выдвигать столь серьезное обвинение на основании единственного доказательства, отказывается oт этой информации после многих месяцев безуспешных попыток найти тому подтверждение.
Коулсон опровергнет версию Ханта, заявляя, что он, очевидно, не так понял директивы. Однако он признает, что уже в феврале 1972 года знал, что депеша не была подлинной, хотя он предупредил об этом журналиста лишь год спустя, в то время, когда так или иначе содержимое сейфа Ханта (где находилась сфабрикованная телеграмма) стало основной темой в прессе.
Трудно сказать, знал или не знал президент Никсон о подлоге, совершенном в подвале примыкавшего к Белому дому здания. Можно быть уверенным лишь в одном — в хронологической последовательности событий: в августе Хант при поддержке Белого дома поставил вопрос о допуске его к архивам госдепартамента, в сентябре Никсон произнес упомянутую фразу, а в октябре Коулсон пригласил журналиста „Лайф"»[125].
С самого начала своей работы Хант вошел в контакт с Люсьеном Конэном[126]:
«Буквально накануне моего звонка он оставил службу в армии и собирался уйти с работы в ЦРУ. Во времена УСС мы вместе проходили подготовку перед отъездом на Дальний Восток. Мы отправились туда на одном судне в конце войны... и вместе работали в Китае. В течение нескольких лет мы встречались от случая к случаю, но оставались друзьями»[127].
Хант должен был сообщить текст сфабрикованных телеграмм Конэну, готовившему тогда телевизионную передачу об истоках войны во Вьетнаме.
Нет сомнения, что речь шла о создании помех возможному кандидату на пост президента — Эдварду Кеннеди путем дискредитации его брата, президента Джона Кеннеди. Объект атаки был выбран удачно: сенатор Кеннеди пользовался поддержкой значительной части избирателей-католиков, а речь шла об убийстве Дьема, то есть католика. Хант объяснил это на заседании комиссии Эрвина:
«Тот факт, что президент Кеннеди, будучи католиком, позволил убить другого католика, мог, в случае выдвижения кандидатуры Кеннеди на следующих выборах, повлиять на настроение католиков»[128].
Какова же судьба этих липовых телеграмм? В 1972 году, вскоре после «уотергейта», Джон Дин (советник президента) обнаружил их в личном сейфе Ханта в Белом доме. Дин передал их Патрику Грею (и. о. директора ФБР). Они прекратили свое существование у него дома, сгорев вместе с рождественской елкой в камине...
Однако эта деятельность не была основным занятием Ханта летом 1971 года. Ему необходимо было найти способ дискредитировать Элсберга, и в конце июля Ханту придет в голову блестящая мысль.
Разработка психиатрического заключения
28 июля Хант письменно предложил Коулсону провести серию открытых и секретных операций, с тем чтобы собрать на Даниэла Элсберга досье, способное «дискредитировать его в глазах общественности и подорвать к нему всякое доверие». Кроме того, он просил ЦРУ составить «психиатрическую характеристику» Элсберга, получив от психиатра личную карту его пациента.
Коулсон передал предложение Янгу и Крогу. Получив одобрение Эрлихмана, Янг обратился к начальнику отдела безопасности ЦРУ, попросив подготовить эти данные.
Янг уже был связан с Хелмсом по вопросам некоторых программ Белого дома относительно процедуры классификации и безопасности, и Хелмс дал ему разрешение на прямые контакты с начальником отдела безопасности.
Янг сообщил директору бюро безопасности, что Белый дом запросил сведения о личности Элсберга — сведения, подобные тем, которые ЦРУ составляло на некоторых зарубежных политических деятелей, — чтобы попытаться раскрыть мотивы похищения документов; Эрлихман, сказал он, был лично заинтересован в этом деле. Начальник отдела безопасности ответил, что должен посоветоваться со своим непосредственным начальником.
Несколько дней спустя он имел беседу с Хелмсом, и тот дал свое согласие: запрос Янга вследствие утечки информации, важной с точки зрения национальной безопасности, был приемлем и входил в его компетенцию.
Работа, проведенная ЦРУ, показала, что досье Пентагона содержали сведения о некоторых операциях и связях ЦРУ. Более того, незадолго до этого директор получил отчет, где говорилось, что посольство одной крупной страны располагало полным текстом документа, и, возможно, этот отчет повлиял на его решение. Тем не менее разрешение он дал скрепя сердце. В меморандуме Эрлихмана о подготовке характеристики Янг пишет:
«ЦРУ, разумеется, колебалось, прежде чем решиться на вмешательство во внутренние дела, но, идя навстречу президенту, согласилось действовать» (меморандум от 20 августа 1971 г.).