Чему вообще надо учиться — не перечислить, да и надо ли… Суть в том, что любое завоевание агробиологии не убавляет, а увеличивает роль человека на поле, обязывает во всем тянуться до того концентрата знания и таланта, каким является новый сорт, велит быть настолько же сметливей, быстрее, свободнее в своих решениях и действиях, насколько новинка превышает обслуживающий сорт. «Дикт» может становиться гибче, может сменить язык погонялы на деликатную речь с «вы» и «пожалуйста» — от этого он не потеряет мертвящей силы. Селекция, в силу явной сложности избавленная в работе от «дикта», оторвалась от южной агротехники, и нету пока, нету, к счастью, признаков, что легко даст себя догнать. Югу сказочно везет на селекционные таланты, и можно надеяться, что даже тягчайшая потеря — кончина «пшеничного батька» Павла Пантелеймоновича Лукьяненко — не поведет к потере нашего мирового лидерства в белых озимых хлебах.

Что ж надо? А оно сказано.

Надо научиться ценить науку. Отвергать «коммунистическое» чванство дилетантов и бюрократов. Надо научиться работать систематично. Используя свой же опыт, свою же практику!

Вы знаете Рябошапко? Николая Николаевича Рябошапко из Щербаней? Большого напора человек. Редкий тактик. Как он говорит с телефонистками! «Любочка, сердце мое, я тебя сразу по голосу, шоб ты была здорова сто лет… А, мое здоровье дороже? Спасыби тоби, голубе, умница ты моя, дай скоренько Николаев…» В добывании он всепроникающ, как вирус, если позволено так сказать о солидном человеке, и нет тех дверей от Одессы до самого Киева, из каких бы он уходил с пустыми руками. Кто вбил в титул плотину для сухой балки и заставил солнце Щербаней вставать из воды? У кого улица сверкает асфальтом, а над нею ртутные светильники? Кто первым в районе отгрохал консервный завод и гонит консервы из той зелени, что возами гибла? А депутата кто заставил раскошелиться на террасы по Лысому бугру — вон ореховый сад растет? Все Рябошапко.

А скажите теперь, чем в доставании своем — боже ж ты мой, шестнадцать лет ходил по острию ножа! — чем в добывании он гордится больше всего? Не угадаете.

Выкрал агронома. Да того самого — Гуляка Василия Ивановича, один же главный агроном в Щербанях. В черном пиджаке, с усиками… Да так вот и выкрал. Ночью подогнал ЗИЛ, погрузил ложки-плошки — и к себе. Ну, не силком, не джигит же невесту — договорились. Он давно на Гуляка глаз положил. Досье собрал. Что начинал Гуляк в Шевченковской, первой в стране, МТС, в каких чинах потом ходил, почему в управлении осел — все до капли было известно. Из своего района за ним наблюдал — характер, взгляд, манера. И охаживал долго, говорил ласковей, чем с телефонистками. И той же зарей, как приехали, поселил в коттедж у озера — в два этажа, редкий генерал-отставник такую дачу строит. И «Волгу» пригнал: «Работайте, дорогой Василий Иванович, а я буду страховать».

Нашли. «Исключим из партии». — «Меня-то за что — за подбор кадров? Тогда уж Василия Ивановича». Потянули Гуляка. Выяснилось — беспартийный. Ну, председатель — тридцатитысячник, то-се, область все же одна — отстали.

За Щербанями слава недородов прямо вековая. Еще газета «Искра» писала — голь перекатная, нужда и голодуха. Колхоз тоже перебивался с соломы на полову. Теперь тут такие урожаи: сорт «Кавказ» показывал и 52, и 75 центнеров. Но клейковина очень слаба, перешли на одесские, те несут приплату за качество — не за казацкие ж усы и тонкие речи дают председателю шифер и светильники. «Николай Николаевич, нужен ток для семян», — залили асфальтом. «Николай Николаевич, стерневые сеялки…» Три раза мотался — добыл. «Николай Николаевич, полив, «фрегаты»… Тут повезло, мелиораторам понадобился участок для испытаний, председатель подвернулся в нужный час, и миллион колхозу — бух! Шуршат росяными метлами новые поливалки, приятно слушать.

В том генеральском дому летними ночами свет почти не горит — нету Василия Ивановича. Но если молодежь заведет у того дома транзисторы, председатель построжится: «Сынки, сынки, тут-то зачем? Может, Василий Иванович отдыхает».

Ругаться агроном не умеет, если надо — председатель едет сам. Рябошапко Н. Н. — председатель колхоза имени Кирова Николаевской области УССР.

Все может измениться, все.

Через другой-третий десяток лет черноземный юг, возможно, вовсе откажется от плуга. У Ивана Щербака поле тринадцать лет не пашется, а азот в почве самый высокий, как и белок в хлебе с той клетки. Владимир Первицкий сколько — пять или больше — урожаев кукурузы снял без пахоты?

Может, уже не сотней центнеров будут определять хороший сбор, а килограммами. Скажем, 750 кило содержания белка с гектара. Ведь дают же и у нас короткие «мексиканки» уже по 490 килограммов белка! Самое шаткое дело — гадать в нашем озимом клину.

Одно сохранится. Сердцевинная роль агронома, да прославится тяжкая должность его.

Февраль 1975 г.

ОЧЕРК ПРО ОЧЕРК

1

Энгельгардт перед редактором «Отечественных записок» извиняется:

— Предупреждаю, что решительно ни о чем другом ни думать, ни говорить, ни писать не могу как о хозяйстве. Все мои интересы, все интересы лиц, с которыми я ежедневно встречаюсь, сосредоточены на дровах, хлебе, скоте, навозе… Нам ни до чего другого дела нет.

Если б Щедрин еще и спросил письменно ссыльного химика: как, дескать, вы пишете свои очерки «Из деревни», попробуйте описать сам процесс писания, — то ответом было бы или недоумение, или прекращение контакта. Как пишется? Да при чем тут как? Что, ради чего, отчего — это существенно, а — как?..

Все интересы лиц, с которыми я ежедневно встречаюсь, и, следовательно, мои интересы сосредоточены на зерне, дождях, планах, материально-техническом обеспечении (ибо агрикультура ныне есть переделка химического азота в белок-клейковину, а масла машинного — в подсолнечное масло), на взаимоотношениях — наружных и подлинных — партнеров в аграрно-промышленном комплексе, на том, оставят ли фураж или подгребут под метлу, доведут ли сносный план, удастся ли сохранить пары, можно ли прокормить скот своим зерном… «Нам ни до чего другого дела нет».

Вот газета пишет — серьезно и ясно:

«А правильно ли используем то, что уже имеем? Вдумаемся хотя бы в такую цифру. За десятую пятилетку товарность ржи составила 33,4 процента. Взять классную твердую пшеницу. Ее заготовки составляют около тринадцати процентов валового сбора. В стране ежегодно производится такое количество пивоваренного ячменя, которое намного превышает потребности пивзаводов, а часть сырья для них покупаем за рубежом. Немногим более пятидесяти процентов составляет товарность проса, гречихи — еще меньше. Неоправданно растет потребление зернафермами. Как видим, и теперь можно значительно улучшить наш продовольственный и фуражный баланс, если правильно распорядиться ресурсами».

Что-то здесь, может, требует расшифровки, разбавления до сносной концентрации. 33,4 процента товарной ржи — что сей сон значит?

Уже интересно, то есть началась публицистика. Страна велика и обильна — дело в наряде. Тысячелетнее летописное слово «наряд» и ныне широко применяется колхозами в реальной хозяйственной практике: «пойду проведу наряд», «на наряде говорили»…

Энгельгардт притворялся. Или скорее полемически заострял. Пореформенное хозяйство, производственные отношения в пору, когда «порвалась цепь великая», не только не малость и не частность, не ущербная забава либеральных грамотеев «из деревни», а главное российское дело. Если по числу отведенных Лениным строк, то сразу за Львом Толстым будет стоять смоленский ссыльный народник. Но никаких выводов из этого не сделаешь насчет ленинского отношения к Тургеневу, Некрасову, Чехову! Просто очень высокая пригодность писем «Из деревни» для политической полемики.

Сюжетом книги Энгельгардта (ей как раз исполнился век) было вот что: община как берег надежды — призрак, мираж; в деревню властно вошли отношения найма — кредита — расчета: огульной работы никто не терпит, интенсивные культуры меняют и производственные отношения. Так — да, земля льном и рожью может отлично оплачивать труд, а иначе — тление дворянских гнезд и хождение «в кусочки» у крестьян. Сюжет «Из деревни» кончился, надо признать, раньше, чем дописалась сама книга: последние главы полны повторов…