‹1965›
ВЫЕЗД
Помню — папа еще молодой,
Помню выезд, какие-то сборы.
И извозчик лихой, завитой,
Конь, пролетка, и кнут, и рессоры.
А в Москве — допотопный трамвай,
Где прицепом — старинная конка.
А над Екатерининским — грай.
Все впечаталось в память ребенка.
Помню — мама еще молода,
Улыбается нашим соседям.
И куда-то мы едем. Куда?
Ах, куда-то, зачем-то мы едем…
А Москва высока и светла.
Суматоха Охотного ряда.
А потом — купола, купола.
И мы едем, все едем куда-то.
Звонко цокает кованый конь
О булыжник в каком-то проезде.
Куполов угасает огонь,
Зажигаются свечи созвездий.
Папа молод. И мать молода,
Конь горяч, и пролетка крылата.
И мы едем незнамо куда —
Всё мы едем и едем куда-то.
‹1966›
РАМЗ БАБАДЖАН{99}
(Род. в 1921 г.)
С узбекского
* * *
Каждой осенью тянет в дорогу.
Каждой осенью дали близки,
И глядит белизна сквозь мороку
Облетающей шалой листвы.
Каждой осенью трепет знакомый
Проступает за картами лиц.
И сияние шири хлопковой —
Словно белый нетронутый лист.
Так просторы зовущи и строги,
Так значительна осень сама,
Так нежданно сливаются в строки
Прозвучавшие в сердце слова…
Отчего это все? Оттого ли,
Что и планы нас полнят, и тот
Подводимый и сердцем и полем
Многотрудного года итог?
Оттого ль, что и солнцем согреты,
И прохладно-пронзительны дни?
Оттого ли, что сердце поэта
Этой шири родимой сродни?
* * *
Тихо-тихо дышишь ты во сне,
На лице — счастливое свеченье,
Словно ты в подводной глубине
Плавно уплываешь по теченью.
Тихо-тихо дышишь ты во сне,
Я ж пишу до самого рассвета.
Если б смог я выразить вполне,
Чем душа в такую ночь согрета!
Тихо-тихо дышишь ты во сне,
Это значит: спит мой главный критик,
Тайных мыслей нет давно во мне —
Все равно ведь от тебя не скрыть их.
Тихо-тихо дышишь ты во сне,
И над сонной красотой твоею
Я шепчу признанья в тишине,
Только повторить их не посмею.
НОВЫЕ РУБАИ
*
Кто в гору шел легко, тот вниз сползет легко
и ноги зря свои изранит глубоко.
Кто с трудной ношей движется все выше —
тому и до небес недалеко.
*
Я в море не плыву и в небо не лечу,
я по земле идти среди друзей хочу.
Для одоленья волн и для боренья с бурей
лишь от родной земли я силу получу.
*
От хмурой мне горька и с чаем пиала,
уж лучше бы воды с улыбкой подала.
По милости лгуна в меня бросая камень,
не сбей свечу любви, что ты сама зажгла.
*
Жизнь радости длинна, а горя — коротка,
как без деревьев сад, жизнь без людей — тоска.
Правдивая строка — как памятник в металле,
со лживого пера — как ржавчина, строка.
*
Даже сокол порой прерывает полет,
и крошится гора из крепчайших пород.
Не гордись своей славой, вертушкой лукавой:
обласкает тебя — и к другому уйдет!
* * *
Я проснулся на белом рассвете.
Что меня разбудило, скажи?…
Тени веток лежали, как сети.
Тихий ветер. Кругом — ни души.
Только сад мой в привычном привете
Шелестел — и по этой примете
Я узнал себя в нежной тиши.
Я был тот же!..
Но странное счастье,
Как прилив, заполняло меня,
Точно был не собой я, а частью
Небывалого белого дня,
Ясным небом, скрепленным печатью
Золотого, живого огня,
Синим воздухом, зеленью, чащей,
Ключевою водою звучащей,
Вздохом ветра и ржаньем коня.
Точно был я во всем, что за мною
Шло всю жизнь, собирая следы, —
И дыханьем, и плотью земною,
И родною землею самою,
Частью вечной ее чистоты.
И лежал я, блаженно недвижен,
Точно вложенный в ножны кинжал,
Точно, чем-то отмеченный высшим,
Я из рук оружейника вышел
И нежданно в цене дорожал.
И все то, что торжественной высью
Надо мной возносилось во сне,
Все, что было кругом и вовне,
То теперь надвигалось, нависло —
Ощущеньем, и словом, и мыслью
Собиралось и зрело во мне.
Так лежал я и думал: «Отчизна!
Вот что значит быть частью твоей,
Кожей чувствовать дали и числа,
Шорох поля и трепет ветвей.
Вот что значит быть вместе с тобою —
Подыматься, грустить, молодеть,
Брать ли с бою, дарить ли с любовью,
Петь ли с болью иль в радости петь…
Видно, в этом и сила и слава
Тех, кто пашет, и сеет, и жнет,
Варит сталь или водит составы,
Кто имеет высокое право
На высокое званье «народ»…
Это те, что земле без обмана
Всех себя отдавали сполна,
И не зря им, как нежная мама,
Ничего не жалеет она:
Сеют горсть — получают батманы
Золотого, как солнце, зерна,
Подымают седые хирманы,
Высевая весной семена…
И недаром раздвинулись в шири
Горизонты бессонных огней:
Нечто больше, чем труд свой, вложили
В эту землю — и дерзостно жили
Современники наши на ней!..»
Я оделся и вышел. Округа
Закипала.
В свечении дня
Что-то явно менялось, и круто;
Мир просторнее стал почему-то.
И рассветного счастья минута
Оставалась в душе у меня…