‹1967›
* * *
Заходит солнце в золотых лесах.
Пылают смолы на стволах, как маки,
И, как ручей весенний в буераке,
Сверкает кромка тучи в небесах.
День подает мне огненные знаки,
Но ночь, как взрыв, клубится на горах,
И кажется, что взор твой только прах,
Бесследно исчезающий во мраке.
Нет, сохранят и звезды и цветы
След твоего пылающего взгляда,
Коль он омыт слезами доброты.
Но, если жжет не пламень звездопада,
А ненависть и злобная досада
Твой дух, — страшись грядущей темноты!
‹1967›
АГНЕССА РОШКА{157}
(Род. в 1929 г.)
С молдавского
ГОРНЫЙ КАМЕНЬ
Я камень,
Я сдвинут лавиной,
Я в реку обрушился вниз,
Приняв на гранитную спину
Мильоны светящихся брызг.
Рожденный утробою горной,
Водой ледников отбелен,
Для берега стал я опорой
И сторожем
С давних времен.
Я корни столетнего кедра
Тугими узлами скрутил
И ствол его бронзовый щедро
Тяжелою силой
Налил.
Ко мне,
Оторочена солнцем,
Тропинка,
Умывшись росой,
По мшистым пригоркам,
По склонцам
Вбежала девчонкой босой.
Недаром, шершавый и крепкий,
Я взял над грозой перевес, —
Разбил в искрометные щепки
Бушующий молнией лес.
Я камень,
Тружусь я упорно,
Отесанный верной рукой,
И стали пшеничные зерна
Летящей по ветру мукой.
И воду прошел, и огонь я,
Чтоб стать и сильней
И добрей.
Есть в хлебе
На женской ладони
Частица работы моей.
Военные дни отшумели,
И утром,
Седым от росы,
Я внемлю пастушьей свирели
И посвисту мирной косы.
Я камень,
Надежный и вечный,
В горах пролежал я века.
Я первой стрелы наконечник,
Нацеленной
В сердце врага.
‹1973›
* * *
Я пред тобой замру без слов,
Таюсь тропинкою окольной,
Которой так бывает больно
От грубой тяжести шагов.
‹1973›
ОЛЕГ ШЕСТИНСКИЙ{158}
(Род. в 1929 г.)
* * *
Пахнет темная чаща теплой смолой еловой,
пахнет июльский ветер дальней волной соленой,
солнцем полуденным пахнут ветви сосны суровой,
девичьим тихим дыханьем — мой березняк зеленый.
Если бы стал я незрячим,
если бы ночью туманной
в темные дали чужие меня бы враги увели,
я бы нашел тебя, Родина, по запахам нежным и пряным,
что до меня долетели б от ивовой русской земли.
‹1958›
ДРУЗЬЯМ, ПАВШИМ НА ЛАДОГЕ
Я плыву на рыбацком челне,
холодна вода, зелена…
Вы давно лежите на дне.
Отзовитесь, хлопцы, со дна.
Борька Цыган и Васька Пятак,
огольцы, забияки, братцы,
я — Шестина из дома семнадцать,
вы меня прозывали так.
В том жестоком дальнем году,
чтоб не лечь на блокадном погосте,
уезжали вы — кожа да кости —
и попали под бомбу на льду.
Непроглядна в путину вода,
не проснуться погодкам милым,
их заносит озерным илом на года,
на века, навсегда.
‹1958›
* * *
Матери бессонны,
когда дети маленькие.
Матери бессонны,
когда дети большие.
Матери бессонны,
когда дети стареют.
О, святая бессонность!
Чем отблагодарить матерей?
Целовать ли им руки,
гладить ли белые волосы, —
поливать ли цветы
на их ранних могилах?
Не отблагодарим!..
Как солнце не отблагодарим за свет.
Как землю не отблагодарим за зелень.
Не отблагодарим!..
Надо просто что-то хорошее делать,
что-то доброе,
что-то великое делать, —
тогда улыбнутся и заплачут от счастья
матери, наши матери,
живые и мертвые.
‹1962›
* * *
Без березы не мыслю России, —
так светла по-славянски она,
что, быть может, в столетья иные
от березы — вся Русь рождена.
Под березами пели, женили,
выбирали коней на торгах;
дорогих матерей хоронили
так, чтоб были березы в ногах.
Потому, знать, березы весною
человеческой жизнью живут:
то смеются зеленой листвою,
то сережками слезы прольют.