Греков смотрел на отражение Татьяны в зеркале. И мысли его возвращались к осторожным фразам Шатунова, выстраивались в цепь вопросов и ответов. Он вел диалог сам с собой, разбирая те пункты обвинения народного контроля, о которых вспоминала Татьяна в своем рассказе.

— Напрасно я тебе это рассказала! — с досадой произнесла Татьяна. — Я решила, что тебе все известно. Какая-то грустная у нас встреча.

— Что ты, что ты! — воскликнул Греков. — Все превосходно. Главное, что мы вместе. Такая неожиданность, поверить не могу. Останемся здесь? К черту Шатунова с его компанией!

— С удовольствием, Гена. Радио есть? Не прозевать бы куранты.

Греков пошел к дежурной взять еще одну вилку и тарелку, затем позвонил Шатунову и предупредил, что не придет.

Шатунов заохал.

— Глупо! — крикнул он в трубку. — Будут нужные люди. Другой бы специально выискивал такую ситуацию.

— Не ори, Шатун. Коллегию проведем в министерстве, — ответил Греков. — А нужный человек уже со мной.

— Ты не стратег! Ладно, черт с тобой. С Новым годом!

Шатунов еще раз напомнил, что второго в двенадцать ноль-ноль, без опозданий.

А Татьяна в это время делала какие-то знаки руками. Греков положил трубку.

— Одевайся! Быстрей! — потребовала она.

— Зачем?

— Одевайся без разговоров. В нашем распоряжении двадцать минут. Успеем. Благо, тут рядом! — Она схватила сетку, опустила в нее бутылку и два стакана.

Купола Василия Блаженного напоминали разноцветные стратостаты. А кирпичные стены Кремля под блестками снежинок казались гигантским мозаичным панно. За стеклянными витринами ГУМа напряженно застыли манекены, привычно глядя на эту сказочную картину.

Греков и Татьяна направились через площадь. Солдаты, стоящие в карауле у Мавзолея, не шелохнутся. А мороз двадцать градусов, с ветерком.

— Какая я умница, а? Это ж надо придумать!

— Да, ты это здорово придумала.

Видно, не многих осенила идея встречать Новый год под часами, что узорным чеканным блюдом распластались на Спасской башне — народу на площади, казалось, было мало.

Над круглым куполом ветерок перебирал алое полотнище, словно из-за холма приближался отряд конников с красными лентами на папахах. И вот-вот покажется. И станет слышен цокот копыт. Надо только подождать. Надо только прислушаться.

— Замечаешь, как сходятся стрелки? Мне кажется, что Новый год материален. Что он сейчас выйдет из ворот или спустится с неба. — Татьяна достала стаканы. Греков, поглядывая на часы, принялся откупоривать бутылку.

И в это мгновение вздрогнули первым перебором малые колокола. Звуки повисли на зубьях стены, сползли вниз, перекатываясь, прошлись по пустым гостевым скамейками и поплыли вдоль площади. И следом, толчками, догоняя эти перекаты, раздались гулкие неторопливые удары большого колокола.

— Скорей, Гена, скорей! — Татьяна нетерпеливо постучала по стакану.

Греков, проливая вино, плеснул в стакан Татьяны.

— С Новым годом, Танюша! — Греков легонько пристукнул бутылкой о ее стакан.

— И тебя с Новым годом!

А площадь вдруг стала приходить в какое-то странное движение. Люди группами и парами, а кто и в одиночку спешили в разные стороны. Оказывается, их было очень много, просто Греков сразу и не приметил, поглощенный созерцанием полночного Кремля. Теперь все эти люди торопились к стоянкам такси, к метро, чтобы успеть к себе под теплые крыши, к наряженным елкам…

— Господи, куда они так бегут? — Татьяна засмеялась. — Ведь год только начался.

— По инерции, — ответил ей какой-то бородатый парень с гитарой в чехле.

Через несколько минут площадь опустела.

— Будет забавно, если меня не впустят к тебе в номер. После двенадцати в гостиницах комендантский час, — сказала Татьяна.

— Под Новый год впустят, — серьезно ответил Греков.

Глава восьмая

Министр и шесть заместителей размещались на четвертом этаже. Узкий коридор был устлан серой синтетической дорожкой с длинным мягким ворсом. Приемная министра была в самом конце. Грекову же надо было к одному из замов. В центре коридора и налево. Он толкнул дверь и вошел в приемную. В огромном помещении среди незнакомых людей уже сидели Шатунов и эксперт с восточной фамилией, которую невозможно было запомнить. Греков поздоровался. Шатунов официально кивнул, словно и не приглашал его к себе встречать Новый год. Греков отошел в сторону, но и тут было слышно, как Шатунов обсуждал достоинства буфета второго этажа перед буфетом при столовой.

Над дверью кабинета заместителя министра висела табличка: «Заседание коллегии». Греков знал, что коллегия началась с десяти. И перед очередным вопросом будет объявлен перерыв минут на пятнадцать. Тищенко все же выбрал время и предупредил, что приедет ровно в двенадцать.

На просторной, искусно сделанной из цветных металлов контурной карте страны были обозначены места расположения предприятий министерства. Греков отыскал и свой завод. Флажок обозначал, что этот завод — один из лучших в министерстве.

Курить вроде не запрещалось: неспроста же выставлены пепельницы. Греков достал сигарету и принялся ее разминать. У него было достаточно причин волноваться. Приезд Татьяны нарушил его планы. Он хотел составить тезисы, просмотреть расчеты. Но все полетело кувырком. Весь день они не расставались.

И сейчас Греков был во власти тех волнений и не мог отойти, забыться. Он перебирал подробности их встречи. Еще и еще раз пропускал в памяти, точно в замедленной проекции, обрывки фраз. Блеклый свет ночи тихо шарил по стенам комнаты. И тени ее ресниц то удлинялись, то пропадали, когда горела спичка. Они много курили, и пепел, похожий на пемзу, сыпался на подушку. Приходилось его сдувать и стряхивать.

— А мы с тобой, Генка, еще совсем молоды, — Татьяна притягивала к подбородку простыню. К утру стало прохладно, хотя и хорошо топили в эту новогоднюю ночь.

— Подумаешь, каких-нибудь сорок четыре.

— Как это, как это? Мне только сорок два.

— Зато мне сорок шесть.

— Вот еще. Я осредняться не хочу…

А в коридоре то и дело раздавались чьи-то шаги, разговоры, смех. Ночные стены, как мембраны, перекачивали все эти звуки в комнату. Татьяна улетела вчера ночным рейсом. Надо было успеть на работу. Оказывается, она все эти дни жила у матери…

В поле зрения Грекова возникли элегантные черные туфли с модными бронзовыми пряжками.

— Ну, Грек, держи хвост пистолетом! — весело, однако гораздо тише обычного, произнес Шатунов, подсаживаясь к нему.

Из распахнувшихся дверей кабинета стали выходить люди. Шатунов принялся комментировать их появление, правда, многих Греков знал не хуже, чем сам Шатунов.

— Крылов. Это наш человек. Уважает порывы. Хотя и быстро охладевает. Член коллегии. А рядом — Абросимов. Голова. Консультант по линии СЭВа. Холерик. И рассуждает, и действует. Трижды женат. На достигнутом не останавливается…

Греков перевел взгляд на худого высокого Абросимова с лицом Мефистофеля.

— Следующего ты знаешь. Наш высокочтимый Леонид Платонович. В английском языке есть форма глагола — будущее в прошедшем. Тот самый случай. Но пути господни неисповедимы.

Греков увидел коренастую фигуру, напоминающую трапецию с большим основанием внизу.

— Шульгин. Отличный мужик. Любит кричать: «Факты! Где факты?!» А когда есть факты, огорчается, ибо не о чем кричать…

Шульгин был маленького роста и лыс. Чем-то напоминал Всесвятского…

— Христофор. В отличие от Колумба носит фамилию Курицын. Никогда ничего не открывал. А закрывать закрывал. Опасен. И влиятелен.

Греков хорошо знал Курицына. И часто с ним сталкивался. С переменным успехом. Курицын был доктором наук. Защитился по совокупности каких-то работ в начале пятидесятых. И с тех пор работал в министерстве. Член коллегии…

— Под рукой у Курицына — Скокальский. Безлик. Вследствие этого — многолик. Обожает министра с десяти до без четверти семь, пять раз в неделю. Оратор, когда свыше точно задан курс. Среди сотрудников кредитом не пользуется…