— Сейчас не могу. Я им сам перезвоню, когда освобожусь. — Коростылев нетерпеливо положил трубку и обернулся к Грекову. — Жаль, мы с вами редко встречались. Мне нравится наш разговор.

— Думаю, что не очень. Ведь в наших неприятностях отчасти есть и ваша вина, — сказал Греков. — И вполне может быть, что в дальнейшем на мою голову посыплются всевозможные шишки, происхождение которых я не сразу и пойму.

— Знаете, Геннадий Захарович, мне действительно было интересно с вами разговаривать, но, оказывается, вы все время думали о себе, что вы герой. И даже втайне восхищались собой. — В голосе Коростылева звучало огорчение.

— Извините, — смущенно проговорил Греков. Он чувствовал стыд. Какие у него были основания не доверять Коростылеву? Никаких. Да он и не подумал о том, что именно так могут быть истолкованы его последние фразы.

— Да чего уж там! Пожалуйста. — Коростылев поднял коричневую папку: — Можно ознакомиться?

— Прошу вас, — торопливо сказал Греков. — Буду рад. Это экономические и отчасти социологические рекомендации.

Коростылев переложил папку на свой полированный стол.

Пора было и уходить. Первым молча поднялся со своего кресла Смердов. Края его плотно сжатых губ были приспущены, придавая лицу директора брезгливое и обиженное выражение. Поднялся и Старостин, озабоченно сунув в карман свой блокнот; он так и не раскрыл его за все время разговора.

Однако Коростылев, казалось, не замечал этих сборов. Он что-то искал среди бумаг, сосредоточенно нахмурив брови.

— Так мы пойдем, Сергей Сергеевич, — нарушая неловкость обстановки, проговорил Старостин.

— Одну минуточку. Кажется, нашел. — Коростылев выбрался из-за стола и подошел к Грекову. — Я все думал, показать вам или нет? Решил, что надо показать. Возьмите с собой и распорядитесь, как вам будет угодно.

Греков в недоумении скользнул взглядом по голубому конверту и спрятал его в карман.

Очередь продвигалась быстро. Смердов взял винегрет. Спросил полпорции солянки. Антрекот. Кисель. Расплатившись с кассиром, направился к свободному столику.

Следом подошел и Греков.

— Разрешите присоединиться?

Смердов молча и подчеркнуто недовольно подвинулся, не переставая жевать и глядя в слепое, затянутое морозцем стекло.

Греков поглядывал на Смердова. Тот отодвинул пустую тарелочку из-под винегрета и принялся за солянку.

— Так и будем молчать? — произнес Греков.

— А о чем нам говорить? Наговорились, — помедлив, угрюмо ответил Смердов. — Дураком своего директора выставили. О чем же еще говорить?

— Напрасно вы так, Рафаэль Поликарпович.

— Молодцы. Ничего не скажешь, молодцы. — Смердов с ожесточением впился крепкими зубами в мясо. — А ведь уговорились. Обо всем уговорились!

— Вы неправильно жуете. По науке надо жевать и вертикально и слегка перетирая. Глядите как… — Греков начал жевать, как рекомендует наука.

Смердов искоса посмотрел на Грекова.

— Будто корова, — произнес он серьезно.

— Вот-вот, — Греков кивнул. — Укрепляет десны. Только не надо торопиться.

— И жуйте себе по науке. А мне и так удобно. — Смердов вновь отвернулся к матовому зимнему стеклу и вздохнул. — А где Старостин?

— На завод уехал.

— И меня не предупредил, — недовольно сказал Смердов.

— Оробел, видно, — Греков насмешливо прищурился.

— Оробел! Там, в кабинете, небось не оробел. Даже Форда вспомнил. Ну и прыткий оказался, не ожидал.

Греков не мог понять, осуждает директор парторга или нет.

— А он молодец.

— Кто?

— Старостин, конечно. Не казенная душа.

— Это вы на меня намекаете? — Смердов повернулся к Грекову.

— Да уж не знаю на кого. — И вдруг Греков заметил у одного из столиков Кирилла Алехина в компании какого-то старика и молодого человека в морской куртке. Греков уловил скользящий взгляд Кирилла, хотя Кирилл и сделал вид, что не узнал главного инженера… — Недавно мне один человек по телефону рассказывал, как побывал на каком-то заводе. Экскурсантом. Слюнки, говорит, текли от зависти. И главное, поставщики у нас одни и те же. А вот работают люди, умеют. Не вы ли мне об этом рассказывали?

— Так ведь им внимание какое! — загорячился Смердов. — А мы что? Экспериментальный завод…

— Вот именно! — Греков говорил ироническим тоном. — Нам сам бог велел экспериментировать.

— Но что они хотят, ваши молодцы из Москвы?

— Хотят использовать преимущества, которые дает социалистический строй, — резко ответил Греков.

— А нельзя ли поконкретней?

— Пожалуйста. Они предлагают связать в единую систему всех наших смежников. И в Москве, и в Магадане! Никакой отсебятины. График — закон! План выпуска и план поставок — закон! — столь же резко продолжил Греков.

— И все? — прервал Смердов. — Единая система? Прекрасно! И когда это будет?

— Ну, это зависит во многом и от нас. Предстоит большая работа. По реорганизации структуры, подбору кадров.

— И все это было в той папке, которую вы оставили Коростылеву? — Смердов вопросительно смотрел на Грекова.

— Нет. Там кое-какие выводы по нашему заводу. А работа по этой теме проводится в Институте кибернетики уже много лет. Почему же вы не спрашиваете, что за конверт передал мне секретарь горкома?

Смердов пожал плечами, мол, это касается вас, я не имею к этому ни малейшего отношения.

— Вот ознакомьтесь. — Греков сунул руку за борт пиджака и извлек конверт, на котором аккуратным круглым почерком было выведено: «Первому секретарю горкома товарищу Коростылеву С. С. В личные руки». Обратного адреса не было.

Смердов принялся ощупывать карманы в поисках очков.

— Ладно. Я сам вам прочту, — сказал Греков, вытаскивая из конверта листок. — «Заботясь об интересах нашего родного социалистического государства, обязан сообщить о безобразных делах, творимых главным инженером нашего завода Грековым. У вышеназванного Грекова сильно пошатнулся авторитет в коллективе. И, всячески стараясь удержать авторитет, Греков творит эти безобразия. Завод не выполняет плана, занимается приписками, доводкой сданных приборов. А в прошлом месяце вообще сплошное безобразие. Греков пустился на авантюру. Он приказал собрать датчики из бракованных. Люди работали как патриоты своей страны и собрали датчики. Но Греков прибор „Радуга“ забраковал. Специально, чтобы поднять свой пошатнувшийся авторитет. А при чем тут наши советские рабочие? Разве они виноваты, что Греков приказал собирать датчики из хлама? Нет, не виноваты, товарищ секретарь. Тогда почему им не хотят оплачивать их труд согласно договоренности? Работа была сверхурочная, люди не покидали цех несколько суток. Кроме всего прочего, Греков, стараясь поднять свой авторитет, окружил себя подхалимами и приспособленцами. Это главный конструктор Лепин и другие. А также ведет себя аморально и развратничает. У него внебрачная любовь с экономистом Глизаровой Аней. А у Грекова семья, и он член партии. К тому же он эту Глизарову назначил на должность уволенного им честного человека Всесвятского, который не стал мириться со всеми безобразиями. Вообще, честных людей травят. Так, начальник сбыта Гмыря, бывший фронтовик, лежит с инфарктом…»

— Хватит! — Смердов хлопнул ладонью по листу.

— Здесь и о вас есть. — Греков сдвинул ладонь директора и расправил лист. — Где ж это? Ах, вот… «Директор завода Смердов, опытный производственник, попал под влияние Грекова и надел на глаза розовые очки…» И в конце: «Сердце переполнено радостью за успехи наших других предприятий, и оно же обливается кровью за безобразия у нас на заводе…»

— И никакой подписи? — проговорил Смердов.

Греков сложил письмо, спрятал в карман и оглянулся.

Молодой человек в морском бушлате что-то рассказывал, энергично жестикулируя. Кирилл подпер виски сжатыми кулаками, не сводя взгляда с морячка. А старик посмеивался, утирая губы салфеткой…

— Я вот думаю, с какой стати Коростылев передал мне это письмо?

— Хотел показать, что не сердится на ваше хамство. Да и что ему делать с этим письмом? Ведь это навет, безобразие какое-то, — проговорил Смердов.