— Весь в меня! — улыбался Марат.

— Дозрей до него! Там такой малец, хоть сейчас по бабам! Только вылез из мамки, а ужо двух баб наскрозь обоссал. Тут же в сиську вцепился и стал сосать. Ну вовсе деловой!

— Так чего не привез их?

— Не схотели к тебе!

— Почему?

— Тебе то ведомо! Каб был путевым, не бросили бы! — глянул с укором на Марата.

— Иван Кузьмич! Покажи, где они? Я сам к ним поеду. Привезу домой сегодня же!

— Не спеши, Марат. Слишком много обид на тебя скопилось. Быстро не уговоришь. А и получится ли уломать? Ты ж не только Лауру, своих детей на шалаву променял. Такое не забывается и не прощается. Поработав с нашими бабами и девками, твоя Лаура сама стала русачкой, многое переняла, передумала и теперь уж не стерпит молча твоих пакостев. За что поймает, то и вырвет с корнем. За измену по-нашенски стребует.

— Какое счастье, что Ирка вовремя убежала! — подумал человек и спросил:

— Когда за ними поедем?

— Нынче ей вставать нельзя. Так «неотложники» сказали. Велели Лауре не дергаться. Ну не только в том конфуз. Сама баба видеть тебя не хочет. И под единой крышей жить с тобой навовсе отказалась. Про развод думает, чтоб ее фамилию детям дать. Говорит, что из души насовсем выкинула и вспоминать не хочет.

— Ишь как загордилась! Иль у нее хахаль объявился?

— По себе меряешь! Хотя кто знает! Ее беляши и хичины нарасхват шли. А покупатели — мужики. Наши хорошую готовку ой как ценят! Будь я помоложе, сам бы за Лаурой приухлестнул. Да вот то язык вяжет, что вы мои соседи. А уж какая хозяйка отменная, теперь таких поискать.

— Дед! Поехали к ним. На сына глянуть хочу. Ты как человек должен понять меня!

— А пошто ее не уважал? На кого жену променял? Думаешь, шалаве нужен? Ой-ли! На короткую утеху! Ощиплет как цыпленка и поминай, чем звали! У сучек никогда не водилось ни души, ни сердца! Единой хварьей живут свой век. А с ней сдачи нет. Потому сказываю, что просрал жену и детву. Вернуть коли удастся, много сил положишь. Но поверят ли шалому. Ить вступиться за тебя совсем стало некому…

— Ладно, Кузьмич! За меня вступятся мои дети! — ответил человек подумав.

Утром Марат снова опоздал на работу. Оно и немудро. Всю ночь крутился в постели как на горячих углях, обдумывал предстоящий разговор с Лаурой, подыскивал самые убедительные доводы к примирению. Ему казалось, жена не станет упорствовать и тут же согласится вернуться домой. Но уже с самого утра Марату объявили, что он уволен за систематические опоздания на работу.

— Ты посмотри на время! Уже десять часов! Тебе, как и всем, положено приходить к восьми утра! У нас нет особых! Требования ко всем одинаковы!

— Я останусь после работы и наверстаю, — говорил Марат.

— А другие из-за тебя оставаться должны? Нет! Такого не будет! Сколько можно уговаривать? Ты, взрослый человек. Постоянно обещаешь приходить на работу вовремя и снова просыпаешь! Пиши заявление и расстанемся! — бросил уходя начальник цеха.

Марату крыть стало нечем. Он написал заявление и пошел домой понуро. Ему казалось, что весь свет ополчился против него. Ведь надо снова искать работу. А если спросят характеристику с прежнего места работы, кто его возьмет?

— Надо было сказать, что у меня сын родился! — думает человек. И тут же себя обрывает:

— А если вечером пришли бы поздравить, увидели б, что один, без семьи канаю, что сказали бы мне? Вот когда верну своих, тогда скажу! Пусть им всем будет стыдно! Хотя зачем говорить, уже поздно, приказ подпишут, я им не нужен! — входит человек во двор, и увидел «скорую помощь» у подъезда Ирины.

— Кому-то плохо стало. Может, хуже, чем мне, хотя здесь много пожилых живет. Но нет, не возраст людей губит, а беды, переживания. Вот и меня они выкручивают. Как тут выдержать, — хотел пройти мимо «неотложки» и вдруг услышал:

— Марат, помоги! — увидел Александра Петровича Порву, выглянувшего из окна Ирины.

— Ты-то что там делаешь? — изумился Марат.

— Давай, поднимайся живей, помоги! — торопил врач.

— То ругали, что заходил, теперь зовут! Странные люди! Или Сашка сам с бабой не может справиться? — усмехнулся Марат.

Дверь Ирининой квартиры открыта нараспашку. Самой хозяйки не видно, не слышно ее голоса.

— Зачем ей врач понадобился? Перебухала ненароком со своим бывшим мужиком? — вошел в квартиру и онемел от удивления.

Ирина лежала на полу, раскинув руки. Голова в крови. В виске черная дыра. Сгустки крови почернели, затекшая за шею и плечи кровь уже засохла. Глаза женщины открыты, уставились в потолок безжизненным взглядом.

Возле Ирины какие-то люди суетятся, фотографируют, замеряют, тихо переговариваются. У Марата волосы на голове дыбом встали.

— Что это с нею? — спросил Порву.

— Не видишь? Грохнули бабу ночью! Сам с дежурства вернулся, глянул, «скорая» стоит. Думал, какой бабульке занеможилось. Они ж голубушки все мои. Поднялся, а тут эта, уже готовая! Моя помощь тут не нужна. Прямиком к Никите Попову. Вот здесь ребята спрашивают, следователи, не видел ли я вчера что-нибудь подозрительное? Ну, какой-то мужик к ней поднялся. Не велика невидаль, у нее хахалей хватало, баба одинокая. Кому нужно за нею следить? Поселилась здесь недавно, ни с кем не успела подружить. И ею, кроме тебя, никто не интересовался. Может, ты что-нибудь расскажешь следователям?

— О чем? Их это не заинтересует! Мое не дальше постели, — отвернулся Марат от покойной. После того, как ереванская прокуратура завела на него уголовное дело, человек перестал верить в справедливость и всячески избегал общений с людьми этого уровня. Он не верил им.

— Чего ты меня звал? — глянул Марат на Порву.

— Думал, поможешь разобраться, что-нибудь скажешь, поможешь следствию.

— Я с нею несколько дней не виделся. Сам знаешь, занята была с другими, а у меня свои проблемы возникли, не до нее. Видно, весело жила бабенка. У таких всегда печальный финал, — вздохнул мужик и поспешил уйти.

Но лицо мертвой Ирины еще долго стояло перед глазами. Он пытался отвлечься, думать о другом, своем, насущном, но это удалось не сразу.

Марат едва дождался Ивана Кузьмича. Тот пообещал навестить Лауру и уговорить ее вернуться домой. Старик приехал расстроенный. Много времени потерял на уговоры, а все бесполезно.

— Даже слухать не хочет про тебя! Ну хоть тресни, свое надумала. Отболела тобой, видеть не хочет. Уж и не знаю, как к ей подступиться.

— Иван Кузьмич! Я сам пойду. Ведь моя семья. Я и помирюсь. Все же жена моя, найдем общий язык, — сказал уверенно и вскоре вместе со стариком подъехал к дому Варвары. Женщина, увидев Марата, сразу поняла, кто этот человек и зачем сюда приехал. Молча провела в дом, указала на комнату, где остановилась Лаура с детьми, сама вышла на кухню, чтобы не мешать, поняла, разговор будет нелегким.

Марат вошел в комнату не постучав, тихо открыл дверь. Лаура кормила сына, увидев в дверях внезапно, появившегося мужа, растерялась:

— Ты? — спросила удивленно.

— Разве другого ждала? Кто кроме меня может прийти к тебе?

— Твои ходоки! Иван Кузьмич, к примеру. Этот дед самый назойливый. Я ему отказала и тебе запретила появляться тут. Зачем пришел?

— За вами! — подошел к Лауре, глянул на сына.

— Хорош! Чудо не малыш! Спасибо тебе! — глянул на жену, та отвернулась, напомнила обидчиво:

— Я же не спросила у тебя разрешения, ты его не хотел. Чего ж любуешься? Меня беременную назвал бурдюком и страшилой, говорил, что со мною стыдно появиться на людях. Зачем теперь заявился? Тебя здесь никто не ждет. Сами проживем. Ты никогда не был мужем, и отцом стать не дано!

— Лаура! Это мои дети! Я их отец! — взял на руки вбежавшую в комнату Софик. Та обняла отца за шею, прижалась к нему:

— А когда мы домой поедем? — спросила обоих.

— Хоть сейчас! — отозвался поспешно.

— Софик, мы никуда не поедем. Здесь поживем пока, потом себе домик купим. Будем жить втроем, — ответила Лаура.

— А папка? Я с папкой хочу! Я не отпущу его! Я с ним буду! — заплакала горько.