— Чего ж тебя Наташка не прощает до сих пор? А велика ль твоя вина, по соплям своей девке вмазал. Мы своих, считай, каждый день «по грибам» кулаками гладим. И ништяк! Коль баба взъерепенится и ей обломится тут же! А ты перед своей все на цирлах ходишь, уговариваешь, а за что? — не выдержал Женька.

— Ладно тебе наезжать на Степку! Без нас тошно. Да и не о нем базар! Теперь вот Лаурка в чужом углу ребенка родит. Разве это по-человечьи? Помочь бы, помирить их, но не сможем. Марат отпетый кобель! — отмахнулся Никита, наблюдая, как плотник подгоняет ножку к стульчику, какой заранее мастерил для будущего малыша Агванянов.

Никто из мужиков даже не увидел, куда ушли Лаура и Софик. Они и вправду не уехали из города, ушли жить к Варваре Тимофеевой, работавшей на рынке контролером. Они с Лаурой сдружились с самого начала, как только женщина появилась в хичинной. В короткие перерывы вместе пили чай, делились бабьими невзгодами.

Вот так и рассказала Варя, что живет вместе с матерью в доме, неподалеку от рынка. С мужем разошлась, тот пил с горя, потому что не беременела от него жена. Целых десять лет жили ожиданием чуда, а его не случилось. И запил мужик по-черному, когда узнал, что вся беда крылась в нем, так сказали врачи.

Варвара после такой новости возненавидела человека. Когда тот запил, выгнала его взашей и не велела появляться на глаза. Тот вскоре умер, замерз зимою пьяный в двух шагах от Вариного порога. Баба единственная оплакала его на кладбище. С тех пор на мужиков не смотрела.

Узнав, как живется Лауре, нахмурилась и предложила скупо:

— Хочешь, давай ко мне переходи. Места хватит. Конечно, у меня не столько удобств как в квартире, зато никакой кобель не станет мотаться на глазах. Ведь заразит козел. А стыда сколько! Поживи сама, оглядись, успокойся. Может, что-нибудь придумаем. Иль мы не бабы?

— Варя! Мне рожать скоро, сама видишь! — указала на живот. Женщина согласно кивнула:

— Вижу. Пусть родится в радость, а не в обузу.

Когда у Лауры и впрямь лопнуло терпение, она позвонила Тимофеевой, женщина приехала за нею через десяток минут и увезла к себе, как и обещала.

Лауре с дочерью выделили большую комнату. Мать Варвары, добродушная, приветливая женщина, хорошо приняла их и, узнав, почему баба ушла от мужа, сказала задумчиво:

— Все люди не без горбов. Нету нынче путевых мужиков, все с изъяном. Одни пьют, другие колятся, иные дерутся. Есть и те, какие на аппаратах играют. Все деньги там оставляют. Мир как с ума сошел. Теперь и бабы не легше. Хлеще мужиков сделались. Ну а тебе скажу единое: средь мужчин мужиков вовсе мало осталось. Извелись нынче. Теперь не всякий способен ребенка сделать. А потому семьи разваливаются. Семью дети держут. Какой бы кобель ни был твой мужик, к детям его потянет. Искать будет. Ну, когда сыщет, тут сама решай, мириться с ним иль нет! Одно помни, себе человека найдешь, а вот родного отца детям никто не заменит. Это точно тебе говорю…

Лаура теперь присматривала себе жилье, искала по объявлениям небольшой деревянный дом, где могла бы жить с детьми. У нее на сберкнижке были свои деньги, какие откладывала, работая в хичинной. Возвращаться, мириться с мужем она не хотела.

— Чего ты мечешься? Что тебе здесь не по душе? Живи! Зачем лишняя морока нужна? Ведь каждому дому хозяйские руки нужны, а значит, мужик потребуется. Может, и найдешь, но будет ли он лучше Марата? — спрашивала Варвара. И продолжала:

— Я тебя привезла сюда не для того, чтобы разлучить, а чтобы проучить отморозка. Поняла?

— Не хочу с ним мириться. Устала от него.

— Лаурка! Не ради себя живи, а для детей. Им отец нужен, свой, родной. Хотя нынче мало кто о том думает. Пока дети малые, забот немного, а начнут подрастать без отца не обойтись, одна — в голос взвоешь. А и детвора не простит развода. Ты вот пока живешь у меня, многое обдумаешь и поймешь, — уговаривала Варя Лауру.

— Не будет он нас искать, это точно. Еще порадуется, что ушли и руки ему развязали. Он говорил, будто заменит меня без проблем. Может, уже нашел. Ему недолго. Зачем буду ему на шею виснуть? Мало он меня унижал и высмеивал? Пусть трудно будет, но не помирюсь, не прощу!

— Ладно! Не заходись, время покажет! Пока о том говорить рано, — успокаивала Варя бабу.

…Марат тем временем вздумал сходить в детский сад и забрать Софик к себе.

— Тогда Лауре деваться станет некуда. Прибежит следом за дочкой. Тут и поговорим. Мало ли что меж нами случилось, ребенка не отдам, меня отцовских прав никто не лишал, — радовался собственной сообразительности. И вечером после работы заторопился в детский сад.

Воспитательница смотрела на Марата с изумлением:

— Вы, что? Мамаша взяла дочь на время декретного и послеродового отпуска домой. Сказала, что ей так удобнее. Девочка в семье будет. Уже неделю Софик не приводят. Правда, мамаша попросила сохранить место за дочкой. А вы не знаете? Или не живете вместе?

Марат растерялся. Не знал, что ответить. К такому повороту не был готов. Он вышел из детсада злой на весь свет. Хотел сразу прийти домой, но его окликнул Иван Кузьмич. Он один сидел на скамейке. Другие мужики еще не вернулись с работы, либо были заняты дома.

— Ну, как у тебя? — спросил участливо.

— Хреново? Сегодня опять на работу проспал. Мастер чуть не усрался кричавши! Выговор мне объявил, уже второй. Теперь грозит увольненьем. Скрытым алкашом называет, козел! Все настроение испортил. Итак на душе погано, так этот расстарался, добавил полную пазуху дерьма, — сетовал мужик раздраженно.

— Теперь с дисциплиной везде строго, закручивают гайки, там, где зарплату выдают вовремя, начальство вовсе духарится. К ним желающих работать целые очереди. Так что смотри, им от выговора до увольнения всего шаг…

— Знаю, — отозвался Марат, добавив тихо:

— Без куска хлеба не останусь…

— Глянь, твоя зазноба в окне нарисовалась. Смотрит, пойдешь ли к ей? — усмехнулся Кузьмич, приметив Ирину.

— Не до нее! Не имел я дела с соседками-одиночками и не стоит их кадрить. Всего две ночи у ней прокувыркался, а неприятностей полные карманы. Зарок себе дал забыть соседок и никогда не прикалываться к ним.

— Ты так и не нашел своих? — спросил Кузьмич.

— Нет! Как испарились.

— Плохо ищешь! Вот если б мне надо было б, давно сыскал бы! — похвалило» старик.

— Ну помоги, Кузьмич!

— А зачем? Я сыщу, а ты завтра новую кралю сыщешь. Лаура сызнова от тебя сбегит. Я по новой ее ищи! Нет, дураков нету! — отказывался дед.

— Хоть подскажи, где искать, я все немыслимое обзвонил и обошел. Нигде не отыскал.

— Значит, не достало, не знаешь, где найти! Коль любил бы, сердце привело б!

— Ты, дед, смеешься! Как можно не любить своих детей? Может их уже двое! А я целыми днями о них думаю!

— Марат! Все мы мужики одинаковы. И я по молодости озоровал с бабами. А кто в том не грешен? Только никогда не попадался и не хвалился, не делал вывеску, наоборот, скрывал как только мог. И ни единый человек ни сном ни духом ничего не слышали про меня и ничего не знали. Так-то все мужики, кто себя уважал, бабами не бахвалились. Свое и ее имечко берегли, семью в срам не вводили. Оно все понятно, но хвалиться особо нечем. Ты же средь бела дня, на виду у людей к Ирке подвалил. Какой из тебя отец и мужик опосля всего? Твоя баба хоть и армянка, может, там у вас такое позволяется, но помни, твоя Лаура серед нас пожила и восприняла русское отношение к мужским проказам. А наши бабы за это озорство каталкой и горячим утюгом своих мужиков ласкают до потери пульса. Не смотрят, что соседи вокруг. Те не осудят, узнав причину, наоборот подсобят, чтоб другим неповадно было. Конечно, всех и навсегда не отучат. Но хоть на время угомонят, пока синяки и шишки заживут. Зато потом все с оглядкой по бабам бегали. Никто не попадался и друг друга не выдавали. На то мы мужики, — усмехнулся человек молодо.

— Кузьмич, а где мне своих найти, подскажи! Город небольшой, а мою маленькую семью никак не найду.