— Мне ничего не надо, — сказал Селянин.
Робот молча отступил в свой угол. А Валентин услышал, что его окликают, и повернулся:
— Кто здесь?
— Здоровья и больших открытии тебе! — донеслось приветствие, которое уже не раз слышал Валентин. — Я Чичерин, Филипп Чичерин, профилактор жилого сектора. Разреши подняться к тебе. Понимаю: рано и ты не одет. Но мне надо именно сейчас увидеть тебя.
Селянин наконец догадался, что голос раздается из микростанции.
— Что ж, приходи… — не очень уверенно ответил Валентин, удивленный настойчивостью неизвестного профилактора.
Чичерин был очень молод и держался явно застенчиво. Впрочем, он с ходу объяснил, что, как и всякий врач-профилактор, обязан предупреждать болезни.
— Ты плохо отдохнул ночью. Удивлен, что я догадался об этом? Но разве тебе не объяснили, как охраняется здоровье каждого человека на Земле? О, я с удовольствием расскажу тебе! Вчера у тебя было слишком много впечатлений. Пусть ярких и радостных, но и радость может утомить…
Валентин подумал вдруг об Илье Петровиче и о несчастье в космосе. И еще о том, как вчера Эля без конца повторяла: «Они же все… они же мне ровесники… и конец… и сгорели». В новом для Валентина мире тоже были несчастья и было горе, способное сломить человека или, наоборот, сделать его мужественным. А Илья Петрович, Эля, Халил — умеют ли они не согнуться, быть сильными? И этот словоохотливый профилактор — какой он? Знает ли о судьбе экипажа «Артура-9»?
А Чичерин продолжал объяснять, что автоматические датчики, которые есть в любой кровати, передают сведения о состоянии человека в электронно-медицинский пункт; что там сведения сопоставляются с нормой, которая свойственна этому человеку; что в случае каких-либо отклонений от нормы автоматы подают сигнал тревоги, а после этого за дело берутся они, врачи-профилакторы: сегодня было несколько таких сигналов, и один из них привел Чичерина к Валентину.
Нет, профилактор еще не знал о трагедии на «Артуре-9».
— Биологическая норма каждого человека вложена в память его микростанции. У тебя то же, что у всех, — говорил Чичерин. — О, медицинские науки — самые уважаемые на Земле! Только педагогику почитают больше. Но это и в твое время, наверное, было так…
— В мое время, — не без горечи повторил Селянин. — Нет, тогда самой важной считалась совсем не педагогика.
— Важной? Извини, но я говорил не о важности, а об уважении. Важны все науки. А все-таки, в первую очередь отбирают людей в воспитатели, потом во врачи. Я, понимаешь, тоже мечтал стать воспитателем. Но меня не взяли. Нет, говорят, задатков. Зато посоветовали стать медиком. Не жалею, поверь. А ты был доволен своей профессией?.. Заболтался я… Тебе давно пора заняться утренней гимнастикой. Если хочешь, отправимся в спортивный зал. Этажом ниже. А не хочешь, я тебе покажу упражнения здесь. Где твой робот?.. О, у тебя самая последняя модель!
— Да уж, последняя! Мне иногда не по себе: слишком он на человека похож, — признался Селянин.
— Я понимаю: требовать, чтобы тебе, сильному и здоровому, прислуживал словно бы такой же, как ты, человек — неприятно и унизительно, — согласился Чичерин. — Но такие роботы ухаживают за маленькими детьми и за больными. Они и внешне похожи чаще всего на милых, добрых, терпеливых наших женщин. Есть, конечно, и совсем как твой робот… Его зовут Саней? — Чичерин повернулся к роботу. — Пожалуйста, Саня, место для занятий!
Робот произнес обычное: «Задание понято» — и направился к панели с кнопками на одной из стен. Мебель в комнате неожиданно пришла в движение. Овальный стол и кресла сами собой отодвинулись в сторону. На полу появился не то ковер, не то спортивный мат.
— Довольно! Ты свободен… Начнем?
Чичерин преобразился на глазах, стал подтянутым, уверенным. Видимо, лишь теперь он окончательно справился с волнением, которое владело им в начале встречи и проявлялось в словоохотливости.
Нет, Валентину было недоступно изящество, с каким делал упражнения Чичерин. Досадуя на себя, он не повторил движений. Но Филипп с таким огорчением посмотрел на него, что Валентин опять стал послушно поднимать руки, сгибаться, подпрыгивать…
А потом Чичерин повел его в душевую. Чуть солоноватая, упругая вода приятно щекотала кожу, прибавляя бодрости.
— После тихого часа непременно повторный душ. Пожалуйста, — сказал Чичерин. — Сегодня так надо. Потом будешь заниматься гимнастикой и плаванием в бассейне. Как все. Но это после установления нормы.
Опять услышав о норме, Валентин нахмурился. Чичерин сказал:
— Извини, но досаждать всякими требованиями — моя обязанность… Конечно, я неспособный психолог, поэтому меня и не взяли в воспитатели. Но как же быть?..
— По-моему, ты неплохой парень, Филипп, — возразил Валентин. — Если никуда не торопишься, оставайся завтракать. Только пригласим еще Халила. А твои указания… Что от меня зависит, выполню. Ты не знаешь всего, что было вчера. Видимо, известий об «Артуре» не передавали.
— Об «Артуре»? А что об «Артуре»? — Чичерин тотчас прислушался к своей микростанции. Лицо его вытянулось и потемнело. Валентин подумал о всепланетной передаче и сразу услышал ясное и скорбное:
— Все люди Земли с печалью склоняют головы над их прахом…
— Что же, пригласим Халила? — первым заговорил Валентин.
— Да, да, конечно… — Чичерин смотрел на Селянина так, словно тот мог, больше того, должен был сообщить что-то, способное примирить с несчастьем…
А Валентину вдруг вспомнилось, как когда-то, во время боя, он сам угнетенно думал о своей собственной и чужих судьбах… Все взрывалось — земля и небо. Не существовало никакой логики в том, что погибали люди в окопах, а те, кто лежал рядом на открытой земле, оставались целыми, что умирал этот, а не другой. Ужаснее всего была необъяснимость того, что вытворяла смерть, убивающая по собственной прихоти, по капризу…
Но Чичерин не догадывался об этих мыслях и ждал помощи или хотя бы объяснений…
Завтракали вчетвером. Кроме Халила, пришла и Эля. На ее приглашении настоял Халил.
— Друг дорогой, неужели она тебе не по душе? Ах, какая девушка! Лучшая из всех девушек! Ты присмотрись, сам убедишься. Она к тебе очень расположена, готов поклясться, дорогой!.. А сейчас ей очень нужны дружеские руки, дорогой. Ах, как нужны! Не только из-за несчастья с «Артуром»… Недавно выступал Ричард Бэркли, руководитель Элиной лаборатории. Не видел? Интервью было. Он о проекте «Циолковский» говорил…
Валентин вспомнил первую в своей жизни видеогазету н усталого мужчину, который вел речь о судьбах человечества…
— По-моему, я слышал… Этот… как его?.. Бэркли — он член Всемирного Совета.
— Правильно, дорогой!
— И он жаловался еще, что не разрешают какой-то эксперимент, — уже вполне уверенно сказал Валентин. — Но я не предполагал, что это Элина лаборатория.
— На беду как раз Элина, — Халил вздохнул. — Эля с этим таится, но я вижу: черная ночь у нее на душе. Не надо бы ей прибавлять огорчений…
Во время завтрака говорили мало, да и то о пустяках. Саня неотлучно стоял за спиной Валентина в ожидании какого-либо поручения. Как и в салоне «синей молнии», тарелки с едой появлялись в окошечке посреди стола.
Халил с Филиппом старались оказать услугу Селянину, в первую очередь ему, а потом уж Эле. И это казалось Валентину странным, несправедливым. Особенно досадовал он на Халила, который перед завтраком просил быть предупредительным к Эле, а сам поступает как раз наоборот.
Эля держалась очень скованно. Она опять была иная, не похожая на ту девушку, которая играла роль Ольги, и тем более на вчерашнюю Элю, которая плакала, уткнувшись в плечо Халила. Она и сейчас избегала смотреть на Валентина, и тот обреченно думал, что иначе и быть не может, что она лишь по обязанности рядом, а мысли ее, вероятно, о собственных огорчениях или об Илье Петровиче и несчастье на «Артуре».
Он и сам старался не заговаривать с нею, обращаясь преимущественно к Чичерину.