Суинбёрн тихо выругался и начал сначала.
Закончив, он вернулся к Бёртону. Граф, который все еще держал Спика левой рукой за горло, подошел к Траунсу, волоча за собой пленника, и проверил узел.
— Das ist besser![68] — воскликнул он.
Потом он вытащил из пояса револьвер и направил в шею Траунса.
— Нет! — закричал Суинбёрн.
Бёртон посмотрел на графа, его лицо превратилось в маску.
Цеппелин заметил его выражение и усмехнулся.
— Вы, возможно, думаете, что мой пистолет бесполезен, ja?
Бёртон не ответил.
— Вы ошибаетесь, герр Бёртон. Смотрите!
Пруссак с силой ударил в правый висок Спика. Лейтенант обмяк, и граф положил его на землю.
— Эффективно, как вы думаете?
Цеппелин перевернул оружие и взял его в левую руку, держа за ствол. Подойдя к Траунсу, он прижал колено к лопатке, а правой рукой схватил лицо человека из Скотланд-Ярда. Потом схватил его пальцами под бородатым подбородком и начал закидывать голову назад, пока позвоночник не выгнулся дугой; свои когти пруссак прижал к горлу.
— А сейчас, герр Бёртон, становитесь на колени, и ваш помощник свяжет вам руки. Иначе я сломаю спину этого человека.
— Ты дал слово! — провизжал Суинбёрн.
— Я дал слово, что оставлю его в живых. Я ничего не сказал о состоянии его позвоночника.
— Черт тебя побери! — пробормотал Бёртон. Он встал на колени, лицом к Цеппелину.
— Как и раньше, маленький помощник. Никаких фокусов!
Суинберн встал на колени рядом с Бёртоном и начал связывать его.
— Что делать, Ричард? — прошептал он.
— Я надеялся, что ты мне скажешь, Алджи.
— Молчать! — скомандовал Цеппелин.
Суинберн закончил и встал.
Граф освободил Траунса.
— Das war einfach![69] — сказал он. — Разве не легче убить человека, когда он стоит на коленях, nein?[70]
Он поднял револьвер над головой Траунса, все еще держа его за дуло, поглядел на Суинбёрна и спросил:
— Не хочешь ли попрощаться со своими друзьями?
Рот поэта открылся.
— Ваше слово, Цеппелин, — крикнул Бёртон.
Граф засмеялся.
— А кто его слышал, за исключением людей, которые умрут сегодня? Сейчас я уйду отсюда, с Глазом нага в кармане и незапятнанной честью! И стану героем немецкого народа!
И он взмахнул пистолетом.
Суинбёрн, заревев от ярости, бросился на него. Пруссак повернулся и ударил по нему револьвером, но поэт, с потрясающей скоростью, нагнулся и прокатился между широко расставленных ног Цеппелина. Схватив кусок кварца, он прыгнул на ноги и со всей силы бросил его в голову врага.
Цеппелин простонал и покачнулся. Повернувшись, он опять ударил, не видя поэта. Суинбёрн уже отскочил и подобрал камень размером с кулак. Он бросил его и попал в коленную чашечку большого человека. Граф завыл от боли.
— Браво, парень! — радостно воскликнул Траунс.
— Алджи, ты стал намного точнее, — заметил Бёртон.
— Я целился ему в нос!
— О!
— Иди сюда! — рявкнул Цеппелин, прыгая на одной ноге.
— Ни фига! — ответил Суинбёрн. Не приближаясь к графу, он подобрал еще несколько камней и стал обстреливать ими немца.
— Gott im Himmel![71] — крикнул Цеппелин, отшатнулся и оказался опасно близко к краю дыры.
— Давай, сбрось его через край! — посоветовал Траунс.
В отчаянии пруссак швырнул револьвером в Суинбёрна. Тот пролетел далеко от цели.
— Ха! — пропищал поэт. Он нацелился на неповрежденное колено Цеппелина, изо всех сил бросил камень и попал в лоб графу. Большой человек застонал и осел на землю, глаза закатились, по лицу полилась кровь.
Суинбёрн нагнулся, поднял большую зубчатую глыбу аметиста и, пошатываясь, пошел к пруссаку, собираясь расколоть ему череп.
— Алджи! — крикнул Бёртон. — Держись от него подальше!
Однако его помощник, позабыв обо всем, кроме мести, и не слыша ничего, подошел к врагу и поднял аметист над головой.
В то же мгновение кулак Цеппелина ударил его в живот. Суинбёрн уронил кристалл, который упал на землю и разлетелся на куски, и согнулся вдвое. Граф схватил его за шею и вонзил в него когти. Потом встал на ноги, взмахнул поэтом и поднял его над головой.
Глаза Суинбёрна выпучились. Лицо посинело, он дергался и брыкался. Черная линия яда поползла под кожей там, где в него вонзились когти.
— Нет! — крикнул Бёртон.
— Он надоел мне, герр Бёртон, — объяснил Цеппелин, встряхивая свою жертву.
Изо рта Суинбёрна высунулся распухший язык, глаза закатились.
— Отпусти его! — проревел Траунс.
— Я так и сделаю, герр полицейский — когда он будет мертвым. В нем еще осталось немного жизни! Смотрите, как он дрыгает ногами!
Из последних сил поэт сунул руку в куртку и вытащил оттуда стрелу Эрота с золотым наконечником. Он поднял ее над плечом и резко ударил назад. Наконечник попал точно в правый глаз Цеппелина.
С ужасным криком пруссак отшатнулся, закачался на краю колодца и упал вниз, увлекая с собой Суинбёрна.
Наступила полная тишина.
Бёртон и Траунс стояли на коленях, не в состоянии понять, что их друг погиб. Прошла вечность; может быть мгновение, может быть час; для двух людей время застыло; потом Джон Спик застонал и задвигался, и история возобновила свой ход.
— Эй, парни! — послышался голос Суинбёрна. — Утес Калвера.
Бёртон рассмеялся. В последний раз, когда его помощник видел над пропастью, держась кончиками пальцев за край утеса, он рассказал о своей юношеской авантюре. Тогда он решил взобраться на утес Калвера на острове Уайт. Это приключение стало для него символом неуязвимости.
— Держись, — крикнул Бёртон. Он с трудом поднялся на ноги и, со связанными за спиной руками, проковылял к краю дыры и встал на колени. Суинбёрн висел внизу, держась за узкую полку обеими руками. На его шее выделялись багровые синяки, из следов уколов текла кровь.
— Уильям! — рявкнул Бёртон. — Иди сюда, повернись ко мне спиной и развяжи этот проклятый узел. Алджи, ты еще можешь держаться?
— Да, Ричард. Но я чувствую себя очень странно.
Ничего удивительного: капилляры лица поэта почернели, и, казалось, извивались под кожей. Через кончики его носа пробивались почки, среди его длинных волос начали открываться листья, образуя что-то вроде лаврового венка.
— Уильям, быстрее! — прошипел Бёртон, почувствовав, как пальцы Траунса взялись за работу.
Белки глаз Суинбёрна внезапно стали зелеными.
— Я хочу пить, — сказал он.
— Уже почти, — хрюкнул Траунс.
— И руки болят, — добавил поэт.
— Все! — объявил человек из Скотланд-Ярда, и Бёртон почувствовал, как веревки ослабели. Он рывком освободил запястья, бросился на живот и протянул руку своему помощнику.
— Хватай!
Держась за полку левой рукой, Суинбёрн протянул правую Бёртону.
— Клянусь шляпой! — воскликнул он, и отдернул ладонь, на обратной стороне которой расцвел ярко-красный цветок. Это... это мак, Ричард.
Его пальцы соскользнули с полки.
— Ты поймал его? — спросил Траунс.
Бёртон не ответил.
— Ричард?
Человек из Ярда на коленях, подполз к лицу исследователя.
— Ричард? Ричард? Ты поймал его?
Королевский агент не сказал ни слова, по его лицу потекли слезы.
— О, нет, — хрипло прошептал Траунс. — Нет.
Бёртон развязал Траунса.
Джон Спик зашевелился и сел.
— Дик, — простонал он, — извини. Извини за все. — Он коснулся бэббиджа, вставленного в череп. — Все эта проклятая штука. Каждый раз, когда я завожу ее, она решает за меня. С ней я как наркоман. Невозможно остановиться.
— А сейчас? — вяло спросил Бёртон. Он чувствовал себя далеким. Отключенным. Сломанным.
— Она настроена на то, чтобы попасть сюда, — ответил Спик. — Проклятый прибор должен был заставить меня добыть черный алмаз для союза технологистов и развратников. Ты убил сумасшедшего, стоявшего за всем этим делом, но принуждение никуда не делось, и, поскольку у меня не осталось спонсора, бэббидж заставил меня найти нового.