Район Сололаки в противоположной стороне от вокзала, за Курой, и чтобы добраться до него, надо было пересечь весь город. Верийский мост седлал реку. Вода в ней была серо-зеленая, мусорная. За мостом, поднявшись по крутому склону, Путко вскоре вышел на Головинский проспект. По правую руку тянулась невысокая колрннада дворца наместника. Через две сотни шагов изгиб проспекта уперся в Эриванекую площадь.

Антон узнал бы ее и через сто лет. И день, тот июньский день, когда выполнял задание Леонида Борисовича – первое свое партийное поручение, он запомнил на всю жизнь… Он фланировал по площади в толпе бездельников, когда со стороны Лорис-Меликовской улицы появились два фаэтона, сопровождаемые верховыми казаками, раздались взрывы, выстрелы, и из клубов дыма вырвалась пролетка, а в ней – молодой офицер с бледным лицом и горящими глазами. Кони промчались в сторону дворца наместника. Месяц спустя Антон познакомился с этим человеком, а потом и подружился так, что тот стал его названым братом. Человек тот был Камо. А захват транспорта с деньгами царской казны послужил началом всех последующих невероятных событий в жизни Антона…

Теперь, как и тогда, четыре года назад, площадь была заполнена народом. Катили ландо, тяжеловозы-битюги везли телеги с бочками, ящиками и штуками тканей к торговым Солдатским рядам и Темному рынку; красовалась вывеска над зданием газеты «Кавказ»; у штаба военного округа вышагивали часовые… Путко свернул за угол, пошел вверх, к Коджорской горе по извилистым крутым улочкам Сололак. На Кахетинской он без труда нашел одноэтажный, выложенный как сакля из дикого камня дом с настежь распахнутыми дверьми. На стук высыпали замызганные детишки – мал мала меньше, женщины загомонили по-грузински.

– Мне нужен Васо, – попытался объяснить он. – Васо Гогишвили.

Женщины показывали вниз, в сторону центра города. Единственное, что он понял, – Васо нет дома. Решил, что придет вечером.

Спустился к набережной Куры. Напротив, у изворота реки, громоздился Метехский замок. Серо-желтый камень. У основания – плотный, такого же цвета, кирпич. Серые острые крыши. Высокая ограда опоясала тюремные строения, слилась с отвесно обрывающейся в реку скалой. Скала была голой, лишь кое-где вцепились в известняк пучки кустарника и чудом росла на камне пушистая ель. Из-под стены крепости сочилась вода, и по этой темной полосе живо зеленела трава. На половине расстояния от гребня скалы до воды была выбита пещера. То ли естественный облом, то ли память о труде человеческом. В стороне от замка лепились над обрывом дома: арки балкончиков, баллюстрады, открытые и застекленные террасы. Ветер колыхал развешанное пестрое белье. Жизнь! В нескольких шагах от стены каземата. А там, за неприступным камнем, – его друг… Как спасти его?..

Вечером Антон снова пришел на Кахетинскую. Дверь дома была все так же открыта настежь. На сей раз на его стук никто не обратил внимания. Он вошел. В доме не было коридора, Антон сразу попал в большую комнату. За столом сидели мужчины. На пришельца уставились несколько пар глаз.

– Я хотел бы видеть Васо Гогишвили.

Из-за стола поднялся огромный мужчина. Его голова едва не упиралась в потолок.

– Васо – я. Заходи, гостем будешь! Садись, дорогой гость! – Он показал волосатой ручищей на свободное место у стола, на котором возвышалась оплетенная бутыль емкостью ведра в два. Наполнил кружку. – Пей!

– Я по делу, – опасливо глянул на сосуд Путко.

– Дела потом, дорогой. Твое здоровье! За здоровье дорогого гостя!

Мужчины заулыбались, потянули свои полные кружки. По кругу пошли тосты. Говорили по очереди, на грузинском. Антон не понимал, но, видя обращенные к себе лица, догадывался, что речь идет о нем и славословят его. Что они знают о нем – и что он знает о них?..

– Пей, дорогой друг! Хор-рошее вино! Куришь? – Васо подал ему надорванную пачку папирос. – Кури. Хор-рошие папиросы!

Антон улучил момент и, понизив голос, сказал:

– Я от Леонида Борисовича.

– Понятно, – тряхнул черной, в густых кудрях головой хозяин. Отставил кружку и, что-то негромко бросив приятелям, вышел из-за стола. – Погуляем?

На улице Путко рассказал ему о цели своего приезда.

– Да ты что, неграмотный? Газет не читаешь? – изумился Васо. – Вай, не хорошо, кацо! Читать надо!

– Что случилось с Камо? – испугался Антон. – Был суд?

– Подожди до завтра.

Путно ничего не понимал.

– Приходи завтра в три часа. Захвати чистое белье, – сказал Васо и повторил. – А газеты читать надо. Интересно пишут! Нахвамдис! До встречи, дорогой!

Антон недоумевал. При чем тут чистое белье? Может быть, Красин не назвал ему пароля? И что произошло с Камо? Только бы не самое худшее…

В центре города, на освещенном Головинском проспекте он подошел к тумбе с газетными листами. «Кавказ» – официоз наместника – сообщал о царских рескриптах, смотрах полков, награждениях орденами. В разделе происшествий живописалось, как в номерах гостиницы «Прогресс» купец второй гильдии кутил с шансонеткой, однако должного сочувствия со стороны своей дамы не встретил, а потому, будучи в нетрезвом состоянии, произвел в нее два выстрела, но промахнулся, пули засели в стену выше головы певички. Шли сообщения об ограблениях, о дуэли гардемаринов, утоплениях и пожарах. Ничего интересного для Антона не было.

Как скоротать время до завтра? Над входом в кинематограф «Аполло» были вывешены щиты рекламы: «Жертва алкоголизма», «Дурашкин ревнивец» – смех без конца. «Испуг» – сцены из индо-американской жизни. Сверх роскошной программы, по настойчивой просьбе публики, демонстрировалась «Честь невесты» с пением. Антон купил билет.

На следующий день, точно в три пополудни, он был на Кахетинской. Васо уже ждал его у дома со свертком под мышкой.

– Гамарджоба! – встретил он гостя традиционным приветствием. – А где белье, кацо? – Загоготал, увидев его растерянное лицо. – Пошли! На Шайтан-базар!

Они спустились вниз и по кривым улочкам вышли к берегу Куры – как раз недалеко от того места, где вчера побывал Антон, против Метехского замка. Здесь, у подножия волнистых холмов, поросших редкими деревьями, среди прилепившихся домиков, то тут, то там бугрились над землей каменные глыбы с отверстиями в центре. Неподалеку от них каменные ступени вели в подземелье.

– Сюда, дорогой, сюда! – Васо подтолкнул Антона к ступеням.

Несколько шагов вниз – и они оказались в безоконном зале с могучими каменными сводами. Вдоль стен по кругу были расположены кабинки, посредине на столе пыхал паром и светился красными раскаленными углями в поддоне бочкообразный самовар, а вокруг стола и на скамеечках у кабинок сидели разморенные, краснолицые мужчины с накинутыми на плечи, подобно древнегреческим туникам, простынями. Тут только Антон догадался, что попал в баню. Он ожидал всего, чего угодно, только не этого.

– Тифлисскую баню знаешь? Мыться-париться любишь? – широко улыбался Васо, но улыбка его была напряженной. – Раздевайся, дорогой, с дальней дороги полезно.

У Антона не было никакого желания париться. Да и не мог он вот так, при всех, раздеться.

– Я не буду.

– Хочешь в отдельном кабинете? Пожалуйста! Проводи, Датико!

Грузин – такой же громадный, как и Гогишвили, в трусах и широком клеенчатом поясе, – кивнул, оскалил золотые зубы. Повел. Они оказались в сумрачном помещении. Воздух был влажным, спертым, и сильно пахло серой.

– Давай, давай! – хлопнул Антона по спине Васо. – Раздевайся. Наша баня – и от ревматизма, и от геморроя помогает!

Аптону ничего не оставалось, как сбросить с себя одежду. Васо кивнул, золотозубый сгреб ее и унес. Даже и в полумраке на щиколотках и запястьях Путко видны были темные полосы.

– Ясно-понятно, бичо! – присвистнул Гогишвили. – Теперь ясно.

Они вышли в коридор со множеством дверей.

– Сюда, пожалуйста.

В комнате, куда Васо втолкнул Антона, слева и справа от входа возвышались каменные, похожие на саркофаги, лежанки. На одной банщик уже растирал лежавшего на животе клиента. Со стены по трубе струей безостановочно текла зеленая вода.