Изменить стиль страницы

– Но не откажется ли он от сотрудничества с нами из-за волны последних разоблачений? – высказал сомнение заведующий ЗАГ.

– В крайнем случае сами пригрозите ему оглаской компрометирующих материалов.

– У меня нет наводки на этого агента, – вынужден был признаться Красильников.

Это признание директор встретил со снисходительной улыбкой:

– Видите, как оберегал Гартинг свой источник. Учитесь. – Он открыл сейф, вынул узкую продолговатую коробку, перебрал плотные карточки. – Запомните. Парижский адрес Ростовцева: бульвар Распай, двести пятьдесят. Там же находится издательство медицинской литературы, им образованное, однако же субсидируемое нами.

«Со своим планом частного сыскного бюро я не так уж и оригинален, – с досадой подумал Александр Александрович. – Сколько же должен я платить этому агенту?..»

– Ростовцев получает две тысячи франков вознаграждения помесячно. Соответствующая сумма включена в новую роспись секретных расходов заграничной агентуры, утвержденную господином министром, – директор пододвинул чиновнику особых поручений листок, густо испещренный цифрами. – Агентурные расходы не подлежат отчетности.

Красильников не смел глазам своим поверить – это был поистине царский подарок.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Серго, уезжая из Лонжюмо, думал задержаться в Париже лишь на несколько часов. Он считал, что Заграничная организационная комиссия, созданная после совещания членов Центрального Комитета РСДРП, – это боевой штаб, с энергией и страстью уже занявшийся подготовкой всероссийской конференции. Серго ошибся. В штабе – как уж там получилось? – большинство мест заполучили примиренцы. Ушли не часы, а дни, пока члены комиссии решали: посылать уполномоченных или не посылать? Наконец согласились.

Каждый уточнил маршрут. Серго выбрал Киев – Ростов – Баку – Тифлис. Дальше – по обстановке. Адреса явочных квартир нужны ему были только для первых двух городов. Закавказье он знал превосходно.

– Пока можем дать вам всего четыреста франков. Сами знаете, денег в партийной кассе мало, – сказал секретарь комиссии.

«Четыреста франков – немногим больше ста рублей, – прикинул Серго. – Едва хватит, чтобы добраться до Баку…»

– Потом подошлем еще, – успокоил секретарь. – По первому запросу.

Обсудили «технику»: линии связи, сроки, шифр для переписки с ЗОК. Секретарь посоветовал Серго пробираться в Россию через Лейпциг: там главный транспортер партии Пятница. Его помощник Матвей хорошо наладил переправку нелегалов через границу в районе Сувалок.

Но Орджоникидзе не было нужды пробираться тайно. Его паспорт на имя Аслана Навруз-оглы Гусейнова был выправлен по всем правилам и мог выдержать любую проверку. К тому же он решил ехать не через Германию, а через Австро-Венгрию: надо непременно навестить Юзефа.

В такую жару Серго ухитрился простудиться. Наверное, перекупался на прощание в студеной Иветте. А чуть простудится – сразу и ангина и воспаление уха – память о сибирском этапе.

– Сходите к эскулапу нашей колонии, – посоветовал секретарь. – Яков Отцов – старый партиец. Врачует всех – приезжающих и отъезжающих. К тому же не может быть и речи ни о каком гонораре.

Серго направился по указанному адресу. Представил себе бедняка доктора в поломанном, обмотанном ниткой пенсне на изможденном лице. Во Франции российские дипломы не признавались. Своих-то пациентов эскулапы врачевали, а на пропитание зарабатывали мытьем посуды в ресторанах или разноской молока по утрам.

У подъезда респектабельного, с атлантами по фасаду, дома на бульваре Распай красовалась зеркальная табличка: «Медицинское консультационное бюро доктора медицины Берлинского университета Я.А. Житомирского». «Перепутал адрес? – подумал Серго. „Я“ – Яков, имя совпадает. Значит, Отцов – партийная кличка? Зачем же открыл настоящую фамилию? Не думает возвращаться в Россию?..» Он все же поднялся на второй этаж, позвонил, потянув на себя начищенную бронзовую ручку.

Сопровождающая его до кабинета сестра милосердия, юная француженка, была в шуршащем крахмальном халате. Сам доктор выглядел представительно – спокойное лицо, залысины, внимательные глаза за толстыми стеклами очков.

– Чем могу быть полезен?

– Извините… Мне к доктору Отцову.

– Слушаю вас, товарищ, – улыбнулся хозяин кабинета. – Оттуда? – Он многозначительно кивнул в сторону окна. – Прежде я вас не видел.

– Оттуда – и туда, – сразу же располагаясь к нему, ответно улыбнулся Серго. – Да вот… – Он коснулся горла.

Врач подошел к умывальнику:

– Садитесь в кресло.

Осматривал, тщательно выслушивал, приговаривая: «Да, да… Да, да…» Выписал ворох рецептов. Добродушно усмехнулся своей оплошности, сбросил листки в корзину:

– Сам подберу необходимые лекарства. Вы когда уезжаете?

– Завтра.

– Эти принимайте внутрь. – Он рассортировал пакетики и флаконы. – Это для уха. По две капли три раза в день.

Проводил до прихожей, протянул на прощанье РУку:

– Желаю успеха! Да, а мы и не познакомились.

– Серго, – благодарно ответил на рукопожатие Орджоникидзе. – Большое спасибо, товарищ.

Вот, кажется, и все. Только послать телеграмму в Краков, Юзефу: «Заеду. Ждите». Визу он получит в Вене. Все равно там пересадка.

Однако, оставляя Париж, он испытывал какое-то беспокойство. Он не мог объяснить себе, откуда возникло это чувство. Вроде бы программа действий намечена четко. Цель ясна. Может быть, хотелось уловить созвучный его собственному настроению запал? Секретарь же комиссии говорил медленно, растягивая фразы. Не понравился тон? Может быть, Серго судит предвзято, зная, что секретарь – один из «добреньких»?.. Не каждый человек – с кавказским темпераментом, успокаивал он себя. Главное – впереди снова горячая работа. Ильич сказал: «Дьявольской трудности задача». Они – как агенты «Искры», строившие партию на заре века. Вот чего жаждет душа!.. Еще из Персии, посылая свою просьбу в комитет школы, Серго написал: «Обязательное условие – возвращение в

Россию по окончании школы – мною безусловно принимается». Он рад выполнить обязательство!..

В Вене, в российском консульстве, чиновник перелистал паспорт.

– Пошлина за визу будет стоить семь крон. – Положил паспорт в стол. – Прошу вас зайти завтра.

Этого Серго не предусмотрел: задержку на сутки, расходы на пошлину и на отель. Да еще, возможно, проверят паспорт… Скрепя сердце обменял франки на кроны. «Голодного спросили, что тяжелей всего, он ответил: „Пустой желудок“…» Серго затянул пояс потуже.

Наконец все формальности были выполнены, и он смог выехать в Краков, к Юзефу.

В прошлом году, накануне отъезда из Персии, Серго получил адрес польского товарища от Ежи, такого же волонтера персидской революции: как в шестьдесят третьем году добровольцы из разных стран спешили на помощь восставшим полякам, так и свободолюбивые сыны Вислы принимали участие в революционных вспышках по всему миру. «Юзеф – надежный человек, – заверил польский волонтер. – Убежденный эсдек. В тюрьмах побывал, из Сибири бежал. У него есть связь с Парижем».

Именно это и нужно было Серго. В Кракове по адресу, который указал Ежи, Юзефа не оказалось – он переехал на новую квартиру. Орджоникидзе разыскал улицу Коллонтая.

Дверь открыл молодой мужчина. Серго вздрогнул от неожиданности: Домбровский! У Ежи он видел портрет главнокомандующего вооруженными силами Парижской коммуны. Поразительное сходство: очень высокий лоб, четко очерченное худощавое лицо, тонкий, с легкой горбинкой нос, твердые губы под полоской усов, выступающий угловатый подбородок, клинышек негустой темно-русой бороды. Строгий облик, свидетельствующий о неукротимой храбрости, сочетающейся с дисциплинированностью, волей и высокой чувствительностью: Серго знал биографию славного генерала Коммуны. Правда, мужчина, встретивший теперь Серго, выглядел гораздо моложе Домбровского. На том запомнившемся рисунке генерал был изображен, наверное, незадолго до того, когда, смертельно раненный, произнес свое последнее: «Моя жизнь ничего не значит. Думайте только о спасении Республики!» Сколько ему тогда было? Кажется, тридцать пять…