Надзиратель колебался.

– Просто сестрам приветы. Они думают, что я совсем того… – Камо покрутил пальцем у виска. – За радость и накормят и одарят!

Брагин вымел камеру, вышел. Вернулся, сунул листок и карандаш.

Нужно, чтобы товарищи на воле поняли: он здоров. Об остальном они догадаются сами. Камо вывел несколько слов по-грузински. Если и перехватят записку по дороге – слабая улика.

– Вот. Отнесешь в Сололаки, Экзархская улица, угловой дом, пятый номер. Спросишь Джавоир Тер-Петросян, запомнишь? Повтори, дорогой, очень прошу.

Надзиратель повторил.

– Молодец, спасибо от всей души! – И громко, на все отделение: – Ай, молодец, Петька! Глядите, прилетел мой Петька! Генерала-судью съел, косточки выплюнул – и прилетел!

И правда, сквозь решетки раскрытого окна в камеру влетел однолапый щегол.

В следующее дежурство Брагин протянул Камо ответную записку. Джавоир посылала брату тысячи поцелуев.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Впервые за все эти изнурительные месяцы Александр Александрович Красильников пребывал в отличном настроении: наконец-то план осуществляется и директор будет доволен!

Он шел по набережной Фонтанки, насвистывая легкомысленный мотивчик и пронзая взглядом вуали встречных дам – как в былые свои гусарские времена. Это было позволительно после стольких передряг.

А ведь поначалу все складывалось, как и мечтать не мог: великолепный Париж, собственный кабинет с окнами во двор посольства на рю Гренель, трепещущие от одного его слова сотрудники!.. Пост заведующего ЗАГ, заграничной агентурой, достался ему нежданно-негаданно. Предшественник Красильникова, действительный статский советник Гартинг – звезда первой величины на небосклоне политического розыска, – был низвергнут неслыханным скандалом. Революционерам удалось раскрыть, что он – бывший провокатор, к тому же осужденный именно в Париже на каторгу, но сменивший фамилию и занявший в той же французской столице дипломатический пост вице-консула Российской империи. Пост сей служил прикрытием его полицейской деятельности. Разоблачение было публичное, в прессе и обществе шум поднялся такой, что даже Николай II отступился от своего фаворита, русское правительство заявило, что «самоличность Гартинга была ему неизвестна», а премьер-министр Клемансо, отвечая на запрос в парламенте лидера социалистов, депутата Жана Жореса, вынужден был пообещать, что отныне и на будущее он не допустит деятельности иностранных резидентов на территории Франции.

Скандалы скандалами, заверения заверениями, но не мог же департамент полиции отказаться от заграничной агентуры, оставить без надзора деятельность многочисленных революционных эмигрантских организаций, кои не уставали плести козни против империи и государя! И едва утих скандал с Гартингом, уступив место другим сенсациям, в Париж прибыл чиновник особых поручений министерства внутренних дел Александр Александрович Красильников, в недавнем гвардейский офицер, решивший проявить свою гусарскую хватку на новом поприще.

Новый заведующий предварительно ознакомился на Фонтанке с премудростями охранной службы, изучил систему организации как наружного, филерского наблюдения, так и внутреннего «освещения» с помощью секретных сотрудников, внедренных департаментом в разные сообщества. Ко всему прочему, он был честолюбив и по молодости лет не утратил самонадеянности: его обуревали идеи перестройки заграничной службы розыска, осуществление коих поставит дело на широкую ногу, и слава его затмит славу предшественника. Конечно, Александр Александрович будет действовать осторожно: Франция – не Россия, здесь любой опрометчивый шаг становится достоянием шумной прессы.

Первый удар подстерег с совершенно неожиданной стороны.

Посол Нелидов, при котором произошел казус с Гартингом, скоропостижно скончался. В Париж прибыл с верительными грамотами Извольский, в недавнем министр иностранных дел, попавший в опалу. Вскоре новый посол устроил прием. Торжество происходило в большой зале. Для первого знакомства чиновники явились в парадных мундирах, при орденах, лентах и знаках отличия. Нарушив протокол, между вторым секретарем посольства и консулом в Бордо, посланник представил Извольскому коллежского советника Красильникова. Тот переспросил:

– Какую должность изволит занимать господин… э-э?

– Коллежский советник Красильников прикомандирован министерством внутренних дел для сношений с местными властями, а также российскими посольствами и консульствами как в Европе, так и в новом Свете, – начал разъяснять посланник Демидов. – По росписи предоставлена должность вице-консула, однако по возложенным обязанностям… – Демидов сам был удивлен непонятливостью нового посла. – Вакансия освободилась после ухода действительного статского советника Гартинга, – многозначительно добавил он.

– Ах, Гартинга… – наклонил голову Извольский. И, обращаясь уже к самому Александру Александровичу, с неприязнью оглядывая его узкий в плечах фрак, сказал: – Прошу найти завтра несколько минут для беседы со мною.

А назавтра, при встрече с глазу на глаз, холодно заявил:

– Позорная и подрывающая дружественные взаимоотношения России с Францией история с Гартингом не должна повториться. Я не интересуюсь теми поручениями, кои возложены на вас министерством внутренних дел. Однако я не потерплю, чтобы во вверенном мне высоком учреждении продолжалась столь сомнительная деятельность. Кабинет останется за вами. Но вашим шпионам, – он прищелкнул пальцами, – я запрещаю не только переступать порог посольства, но и направлять на сей адрес свои, – он снова прищелкнул, – доносы. Честь имею!

Красильникова как по носу отщелкали. Но неужели на Фонтанке потерпят подобное обращение с полномочным представителем того министерства, которое находится под отеческой опекой самого Столыпина?.. С рвением куда более горячим, чем к предмету первейших своих забот – политическим эмигрантам, Александр Александрович начал подбирать досье на самого посла. Ага, поляк! Правда, основатель его рода прибыл в Россию еще при Иване III во главе вооруженного отряда и предложил свои услуги царю, за что был пожалован вотчинами и поместьями. С той поры, с XV века, предки нынешнего посла служили российскому государству верой и правдой. Зато родич по женской линии князь Яшвиль, занимавший высокий пост в армии Павла I, собственными руками и задушил императора… Ясное дело: польская кровь…

Но отец – губернатор в Туле. Да и собственная карьера какова: в тридцать лет – посол в Японии, в тридцать пять – в Копенгагене, в неполные сорок – министр. Чем же объяснить отстранение и перевод в Париж?.. Вот она, нить! Красильников незамедлительно уведомит директора департамента о странном поведении посла, свидетельствующем о несоответствии Извольского возложенным на него обязанностям!..

Чиновник отправил в Петербург донесение.

Но последовали новые удары – один за другим наносили их сотрудники самой заграничной агентуры. Парижские газеты все еще соревновались в добывании материалов, порочащих охранную службу Российской империи, и некоторые сотрудники ЗАГ, то ли боясь разоблачений, то ли покусившись на гонорары или возмечтав о популярности, пусть и скандальной, разглашали весьма конфиденциальные и щекотливые сведения о своих услугах политической полиции. Хотя эти сведения относились к гартингскому прошлому, но как начинать работу в этих условиях ему, новому заведующему? Нашлись и такие осведомители, которые начали шантажировать: плати баснословные суммы, иначе выступим с разоблачениями. Пришлось платить. Дела – еще ни на грош, а расходы… И вдруг, казалось, привалила удача: агент, единственный, на кого Красильников еще мог положиться, уведомил, что из совершенно достоверных источников ему стало известно о подготовке покушения на министра внутренних дел: кто, когда и где. Вот случай, который покроет все неудачи и промахи! Заведующий послал срочную шифровку директору. Директор доложил министру. Что началось!.. Оказалось же, что вся история вымышлена самим агентом, желавшим упрочить свое положение в глазах нового начальства. Столыпин через Зуева выказал свое крайнее неудовольствие.