Папа обещает, когда Арсений вырастет, взять его с собой к пиратам на корабль или в пустыню Израиля, где караваны верблюдов и полно пещер. Поэтому Арсений спешит вырасти. Для этого он делает все возможное: прилежно учится в школе, прыгает с дивана, писает прямо в унитаз, поднимая перед этим крышку, и складывает иногда всех своих монстров в коробку.
Арсений уже не такой маленький, он понимает, что еще не время, нужно подождать, пока он окончит школу, может, еще годик или два, научится хорошо читать и считать, и сам будет убирать в ванной после своего купания, вот тогда-то он отправится с папой в свое первое путешествие. А пока пусть папа рассказывает ему истории. Арсений тогда чувствует себя приобщенным к настоящей тайне, какой нет ни у кого из его приятелей.
Но... папы часто дома нет. «Папа занят», – говорит мама, и в такие минуты ее почему-то очень жалко. Иногда, когда Арсюша уже почти спит, он смутно, сквозь цветные круги, чувствует, как в комнату входит папа, накрывает его одеялом, гладит по голове. Арсюша тает, ему хочется проснуться и папу обнять, но веки такие тяжелые, что их не поднять. Еще он боится, что если он и откроет глаза, а папы вдруг нет... Он нащупывает волосатую папину руку и, крепко обхватив, прижимает к себе.
...И тут издалека, лазоревого и тихого, показывается корабль. Ветер треплет черный флаг, пушки нацелены на акул и осьминогов. Корабль подходит к берегу, где стоят Арсюша и папа. Вылетает на песок трап. Арсюша ступает на шаткие сходни, тянет за собой папу. И вот они – на палубе, среди пиратов. Все – одноглазые, с повязками, в красных косынках, с ножами и пистолетами. Среди них – и спайдермен, и Спондж Боб. Пираты хоть и с пистолетами, и одноглазые, но любят играть на компьютере и смотреть телевизор. Арсюша приветствует их звонким «Хэй!». Ему навстречу из каюты выходит самый лучший папин друг – пират-Розенблатт...
Ну разве можно не любить такого папу?!
ххх
К последней работе мужа – оператором в охране гостиницы – Тоня отнеслась уже почти без реакции, разве что уточнила, не опасно ли это для жизни, все-таки охрана гостиницы, мало ли что. Услышала в ответ, что более безопасного места быть не может: сидишь за стальной дверью в зале, управляешь скрытыми видеокамерами, установленными в разных точках гостиницы, смотришь на экраны, и чуть что – докладываешь оперативному дежурному. Такое описание Тоню успокоило.
Правда, еще недавно у нее теплилась слабая искорка надежды, что Осип станет библиотекарем и, наконец, окажется в более приемлемом и достойном себя окружении. Все-таки он – интеллигент, хоть и со странностями, как говорила его мама на идиш, – «с мишигасами». Но вот опять – очередной мост и прыжок.
Осип уверял, что такая работа охранника даст ему возможность еще немного «повариться в манхэттенском бульоне, схватить ритм столицы мира». К тому же, у него будет прорва свободного времени, особенно по ночам, и он спокойно сможет читать книги...
И все-таки Тоня ошиблась! Прожив с ним столько лет вместе и поставив на нем клеймо горемыки, видела в его жизни только бесполезные мытарства, не заметив, как все эти годы в нем вызревал художник, направляя своими неведомыми путями его судьбу.
Осип купил себе профессиональную аппаратуру для съемок, компьютеры для монтажа. Потом написал сценарий, где оживил библиотечные портреты четырех писателей. И те безумные мудрецы покинули портретные рамы и пошли по улицам старого Бруклина, по паркам, пивным, по церквам и синагогам, по набережной Гудзона, рассказывая о своей жизни, где они встречали героев своих драм и поэм, где напивались до чертиков, любили, молились, и где умирали...
ххх
...Ночи напролет Осип сидел в операторском зале гостиницы «Мандарин», за стальными дверями, надежность которых обеспечивают секретные коды и специальные пропуска. Его напарник – Уолтер, бывший полицейский, отвечающий за оперативное реагирование на случай любого ЧП, скучал, по своей старой привычке копа положив ноги на стол. Хотя с Осипом они были слишком разными, круг их интересов разительно отличался, все же испытывали взаимную симпатию.
Уолтер в скором времени нашел себе подружку, жившую неподалеку от гостиницы. Перед тем как отправиться к ней, вытирал свое гладкое мясистое лицо и шею влажной ароматизированной салфеткой, смотрел на себя в зеркало, подмигивал и уходил на несколько часов, а то и до утра. Он знал, что Осип никуда не денется, потому что занят своей картиной.
Осип монтировал фильм, подключив свой ноутбук к системе наблюдения отеля. Сверхчувствительная аппаратура и, в первую очередь, большие экраны оказались ему как нельзя полезными.
Уолтер, возвращаясь от своей подружки, добродушный, пахнущий духами и свободой, заставал Осипа в том же кресле, в той же позе, со своим ноутбуком, с тем же безумно напряженным взглядом. Фильм про писателей Уолтера, надо сказать, мало, вернее, не интересовал вовсе, он любил только передачи про животных и про торговлю недвижимостью. Осипа, однако, уважал за добросовестность, считал его чудаком, который, чем черт не шутит, может, и разбогатеет когда-нибудь.
Когда Уолтер узнал, что фильм Осипа получил на фестивале приз, он до того порадовался за друга, что тайно привел в Оперативный центр свою ночную герлфренд познакомить ее с известным режиссером, его русским приятелем, и угостил Осипа в пивном баре.
Уолтер даже стал подумывать, как бы и ему самому попасть в киноиндустрию, стал тормошить свои былые связи в полиции, где работал в отделе по борьбе с особо опасными преступлениями. Предложил Осипу помощь – познакомить с нужными людьми, и тогда он сможет заснять ночные рейды, аресты наркоторговцев, мордобой, изъятие оружия, застреленных проституток и прочее, в том же духе, что так любят зрители во все времена. Себя же Уолтер видел на позиции консультанта. И был очень огорчен тем, что на его предложение Осип отреагировал как-то вяло. Чудак, кто ж отказывается от такого?!
Впрочем, вскоре ответ открылся. Уолтер зауважал Осипа еще больше, когда на пяти экранах, отключенных от гостиничных камер Оперативного центра, появилась... женщина поразительной красоты в бордовом купальнике.
ххх
– Как ее зовут? – спросил Уолтер, слегка отодвинув свою левую ногу, лежащую на столе. Он уменьшил в рации звук, поставил ее на стол рядом со своей черной туфлей. Пиджак его был расстегнут, открывая небольшое аккуратное брюшко под светлой рубашкой и ремень, охватывающий могучую грудь, чтобы поддерживать кобуру с пистолетом.
В зале было тихо, изредка бикали рации, поставленные на подзарядку.
Экраны показывали жизнь «Мандарина»: мимо швейцаров в здание входили постояльцы – те, кто останавливался в отеле лишь на сутки, и те, кто жил там месяцами. Входили важные типы, окруженные телохранителями, входили политики, журналисты. Днем и вечером в гостинице и вокруг нее кипела жизнь.
Ночью же шевеление угасало, экраны пустели, оставаясь в своем матовом свечении. Лишь изредка по коридору в свой номер, шатаясь, плелся какой-нибудь подвыпивший турист или ресторанный поваренок выскальзывал на пожарную лестницу выпить украденную бутылку дорогого пива.
– Все-таки, как зовут эту красавицу? – снова спросил Уолтер.
– Лорен. Софи Лорен.
Глава 5
Утро. Солнце нежно золотит пляж. Сквозь калитку забора сюда тянутся, влача матерчатые сумки и зонтики, первые пляжницы – молодые мамаши. Детишки бегут к воде. На вышках уже сидят парни-спасатели в ярко-красных трусах и опознавательных курточках; свистки болтаются на груди спасателей, в них еще не дули, но очень скоро эти безобидные бирюльки-свистки превратятся в иерихонские трубы.
Нежен зыбкий песок, накануне по пляжу проехала машина, разровняла берег, смела с его лица мусор. А волны океана довершили дело, слизав с покатого бережка вчера возведенные замки, крепостные валы и мосты-веточки.