– Я очень доволен, Марк, что взял тебя когда-то на работу. Заметил в тебе складочку психотерапевта. Дай, думаю, возьму этого русского. Если это не его путь, то он сам уйдет. В нашей сфере случайные люди не задерживаются.

– Спасибо, босс.

– Мне, Марк, не надо рассказывать, что такое учиться в университете, проходить интернатуру и работать. Не все из моих друзей выдержали такое. Некоторые стали торчать, пить. А я, когда учился, развелся с женой. Н-да… – говорил директор, когда мы ехали в моей машине. – Вот, получишь диплом, сядем с тобой, обсудим твою дальнейшую карьеру. Я намерен дать тебе хорошую должность…

– Спасибо, босс.

Он опустил боковое стекло:

– Не возражаешь, если я закурю?

– Курите.

Директор достал из кармана толстую сигару. Блаженно закрыв глаза, понюхал ее, затем щелкнул зажигалкой.

ПОД СЛЕДСТВИЕМ

Рождение книги

Ни один опыт, ни один приобретенный навык не исчезает. Все, что мы когда-то делали, чему-то научились, что-то освоили, – остается с нами.

Если Вы помните, в России я работал в одном книжном издательстве литредактором, состыковывал и подгонял друг к другу части любовных женских романов. При этом с некоторой горечью думал о том, что не одарил меня Господь литературным талантом. Жаль, очень жаль. Не дано мне испытать то непередаваемое словами состояние вдохновения, когда, говорят, человек ощущает бытие, жизнь, Бога всей полнотой своего благодарного сердца…

Впрочем, может, и зря я так сокрушаюсь. Большая часть маститых авторов, с текстами которых я работал, наверняка тоже понятия не имели о вдохновении.

Короче, задумал я составить сборник. Сборник, в который бы вошли исповеди русских наркоманов, их рассказы о том, как они «познакомились» с наркотой, и что с ними произошло дальше. Идея возникла под впечатлением стихов Хуана, когда он перед аудиторией декламировал:

«Это дом на Мизери* стрит,

Там ни одно окно не горит.

На Мизери стрит нет фонарей,

Там место встреч одиноких людей.

Там можно порою услышать смех,

Но чаще ругань на всё и всех.

Я сам сидел там с бутылкой в руке

И, надравшись, как черт, курил потом крэк…»

==========

*Misery (aнгл.) – отверженность

Я тогда подумал: а что, если наши русские пациенты поделятся своим опытом, своей болью, своей надеждой… Надеждой! Да! Так и назову этот сборник «Глоток надежды».

Пусть все, кто пожелает, дадут мне свои исповеди-рассказы, стихи. Если захотят написать их жены, мужья, родители, – пожалуйста. Все будет анонимно, имена и фамилии авторов изменю. Тот, кому потом попадет в руки эта книга, в чьей-то исповеди, возможно, увидит себя. Или услышит предупреждение. Или просто грустно вздохнет и задумается…

В общем-то, ничего нового в моей идее нет. Существует масса сборников с исповедями и наркоманов, и алкоголиков, и зараженных СПИДом, и бывших осужденных, и т. д. Но моя книга будет уникальна: в ней выскажутся не просто русские наркоманы, а русские, живущие в Нью-Йорке. «Исповеди русских наркоманов Нью-Йорка». Свои – для своих.

Приблизительно через год у меня собралось двадцать исповедей. Написали и несколько жен пациентов, и родители.

О, с каким удовольствием я работал над редактурой: осторожно, как ювелир, исправлял грамматические ошибки и неуклюжие обороты.

Затем нашел издателя – владельца небольшой типографии в Статен Айленд. Издатель запросил с меня гораздо больше, чем я ожидал. Платить предстояло из собственного кармана.

«Да, дороговато. Но, с другой стороны, сумма равна всего лишь моей двухнедельной зарплате, – утешал я себя. – Зато будет издан сборник, который можно будет дополнять новыми историями. Через пару лет, глядишь, наберется достаточно, чтобы издать настоящую толстую книгу. Потом ее можно будет перевести на английский… О, у этой книги большое будущее, она, как корабль, войдет в океан. Меня заметят, узнают. Спросят: кто автор? Кто собрал эти истории? Кто их редактировал? Кто этот гений, этот святой человек?» Мое тщеславие стали щекотать абсурдные фантазии.

Я согласился с ценой. Сделали дизайн и макет. И вот, в оговоренный срок, позвонил издатель, сказал, что привез отпечатанные экземпляры.

Книги были «теплыми», только из типографии. Издатель вытащил из своего вэна шесть пачек, плотно замотанных в прозрачный целлофан.

Валил густой снег, и припарковать машину ему было негде. Поэтому он остановился возле моего дома, прямо посреди дороги, заблокировав движение. Пока я, в зимних сапогах на босу ногу, спортивных штанах и куртке на голое тело, заносил пачки в подъезд, позади вэна выстроилась длиннющая цепь машин, которые громко ревели, словно предвещая великое событие в жизни Нью-Йорка…

Я отдал издателю деньги, пожал ему руку и, довольный, что довел до конца хорошее дело, побежал в подъезд.

Окончание колледжа

Халат был темно-багрового цвета. Не халат – царская мантия. Да, издали он смотрелся богато, хотя, по сути, был не что иное, как отрез дешевого полиэстера с неровными швами и кое-где торчащими нитками. Зато черная шапочка с кисточкой была хороша во всех отношениях и оказалась аккурат по размеру моей головы, «поумневшей» за два университетских года.

Церемония вручения дипломов, с речами о возвышенной миссии психотерапевта и фото-сессией, проходила в «Мэдисон». В том самом «Мэдисон», где дерутся великие боксеры и выступают поп-звезды мирового уровня. Я слушал лысоватого ректора, декана, еще каких-то хрычей из мэрии. С болью в сердце думал о том, что когда-то совершил непоправимую ошибку, – не пошел на концерт «Роллинг Стоунз», когда они выступали здесь, в «Мэдисон», со своим последним концертом. Когда теперь они приедут в Нью-Йорк?

Рядом со мной, тоже в мантии-халате и черной шапочке с кисточкой, сидела Наташа – недавно она все-таки вернулась к своему бой-френду. Он был в зале, где-то в задних рядах, среди приглашенных друзей и родственников выпускников.

Наташа слушала ректора. От избытка чувств две крупные, сверкающие, как бриллианты, слезы выкатились из ее прекрасных глаз. Наташа украдкой накрыла мою ладонь своей, как благодарная пациентка…

В кабинете директора

Приблизительно через месяц после выпускной церемонии меня вызвал к себе директор. Он сидел в своем просторном кабинете за компьютером, согнув длинную худую спину. Колени его длинных ног выступали далеко вперед, отчего директор был похож на крокодила. Хотя крокодилы не сидят, а лежат в воде, но что-то крокодилье безусловно в нем сквозило.

– А-а, Марк, заходи, – сказал директор, изобразив на лице дежурную, ничего не выражающую улыбку. – У меня к тебе серьезный разговор. Садись.

– Спасибо.

Оторвавшись от компьютера, он развернулся в кресле и «подкатил» к большому круглому столу.

Мы сидели друг напротив друга, и я, тоже улыбаясь, смотрел в его чистые светло-серые глаза за линзами очков.

– Как у тебя дела? – спросил он.

– Все о`кей. Получил диплом и сдал последний экзамен на лицензию психотерапевта. Думаю, пора начинать, вернее, продолжать карьеру…

Я говорил что-то малозначащее, а сердце начинало постукивать все сильнее. Сердце росло, ширилось в груди. Сердце ликовало. Ну, давай же, предлагай. Интересно, какую должность он мне приготовил? И какую зарплату? Меньше, чем на 65 тысяч, не соглашусь. В крайнем случае, на 60, со старта, так сказать. Давай же, чего тянешь?..

– У тебя есть один пациент, Алекс N., да? – неожиданно сказал директор, и его лицо посерьезнело.

– Да, есть такой Алекс, – ответил я. – Русский. На принудительном лечении, от прокуратуры. Драгдилер. Если честно, редкий негодяй. Подозреваю, он по-прежнему продолжает торговать. Недавно подсунул мне липовый рецепт, якобы врач ему выписал транквилизаторы. Я собираюсь позвонить в прокуратуру. Пусть его закроют на время. Таким, как он, полезно немного посидеть за решеткой.