Действовавшее избирательное право, основанное на мажоритарной системе, в течение 70 лет давало свободомыслящей партийной группировке либералов и радикалов уверенное большинство в обеих законодательных палатах. Однако на кантональном уровне спектр правящих сил отличался куда большей неоднородностью уже в последующее десятилетие. Так, во Фрибуре и Валлисе господствовавшее радикальное меньшинство демократическим путем сменилось консервативными правительствами. Даже если в 1855 г. в Тессине еще имел место путч либералов против их радикальных и консервативных противников, то в долговременной перспективе все свидетельствовало об ориентации на компромисс. Предпосылка этого заключалась, с одной стороны, в том, что в отдельных кантонах, например в Берне и Люцерне, представители политического меньшинства были кооптированы в правительства. С другой стороны, обострявшееся в 1860-е гг. противоречие между либералами и радикалами нового типа в долгосрочной перспективе способствовало преодолению традиционных антагонизмов. Именно последние были двигателем пересмотра конституции, который в 1874 г. укрепил национально-государственную сплоченность и форсировал демократизацию. Так союз, упрочившийся в финансовом отношении, получил дополнительные военные полномочия, а также расширенные компетенции в сфере юстиции (постоянный федеральный суд с местопребыванием в Лозанне) и в школьной политике. Но самые большие последствия имело внутреннее преобразование, состоявшее во введении факультативного референдума по федеральным законам и обязательным для всех союзным постановлениям. 30 тысяч голосов полноправных граждан или восемь кантонов могли в будущем добиваться проведения народных опросов по этому поводу. Таким способом политический руководящий слой был сильнее, чем в какой-либо другой европейской стране, подчинен контролю с помощью плебисцитов. Демократизация 1874 г. способствовала интеграции католической части населения благодаря тому, что теперь консервативные референдумы могли блокировать законопроекты свободомыслящего большинства. (За 70 лет до этого стремление к интеграции выразилось в избрании в Федеральный совет представителя консервативно-католического меньшинства, жителя Люцерна Йозефа Цемпа.)

Но до этого лежал еще далекий и тернистый путь. Ведь и в статьях, касавшихся церкви, пересмотр конституции не ставил под сомнение их радикализм. Так, было ужесточено ограничительное законодательство против иезуитов и монастырей; создание новых епископств зависело теперь от одобрения со стороны союза. Эти положения отражали атмосферу культуркампфа, разогретую, как и в Германии, заявлением Первого Ватиканского собора 1870 г. о непогрешимости [Папы Римского], но четко продолжавшую линию традиции, начатую конфликтами 1840-х гг., а в конечном счете столкновениями 1798–1799 гг. Швейцарский культуркампф достиг своей кульминации в 1873 г. с высылкой апостолического викария Женевы Гаспара Мермийо, отстранением от должностей епископа Базельского и симпатизировавших ему священников. Но после этого антикатолический образ врага неудержимо утрачивал свою интегрирующую силу.

Такому течению событий решающим образом способствовало экономическое и социальное развитие. Индустриализация, далеко продвинувшаяся уже около 1800 г., ускорилась после 1848 г., чему содействовала экономическая политика молодого союзного государства. Благодаря созданию единого внутреннего рынка и либерализации, его законодательство благоприятствовало развитию больших акционерных компаний и появлению таких крупных капиталистов, как Альфред Эшер из Цюриха. Этот финансовый магнат обрел важнейшее поле своей деятельности в приватизированном с 1852 г. железнодорожном строительстве. Законченная в 1882 г. при значительном участии иностранного капитала железнодорожная линия через перевал Сен-Готард являла миру изумительный пример самого современного инженерного искусства. Но с внутриполитической точки зрения железные дороги были щекотливым вопросом. Так, вероятно, наиболее влиятельный в швейцарской истории член Федерального совета, свободомыслящий Эмиль Вельти, в 1891 г. ушел в отставку после референдума против национализации, которая семью годами позже была тем не менее проведена. В 1856 и 1860 гг. дело дошло до внешнеполитических кризисов в отношениях с Пруссией и Францией из-за Невшателя и, соответственно, старых швейцарских притязаний на Савойю.

Как и везде в индустриализованной Европе, в Швейцарии тоже создавались рабочие организации нового типа, в программном отношении сменявшие прежние объединения, например, основанный в 1838 г. национал-реформистский «Грютли союз». Так, в 1880 г. было основано Всеобщее объединение профсоюзов, а восемью годами позже Социал-демократическая партия Швейцарии. Хотя новая партия и выступала с целевыми установками марксистского характера, проникнутыми духом классовой борьбы, в сравнении с другими европейскими социал-демократическими партиями она обрела скорее умеренный облик и стала в результате этого привлекательной и для левобуржуазных кругов. В целом умеренную ориентацию партии следует рассматривать с учетом особых швейцарских условий. Рабочие организации сталкивались здесь не с силовым государством (по меньшей мере на определенных фазах очень репрессивным), как в Пруссии, а с политической системой, чей демократический, уважающий волю народа (мужчин) характер в конечном счете не подлежал сомнению.

Тем не менее буржуазный лагерь реагировал на вызов слева, как и в других странах — посредством изоляции «врагов системы» и сближения старых партий, то есть либералов и консерваторов, реформатов и католиков. Сигналом в этом отношении стало избрание Цемпа в Федеральный совет. К тому же теперь рыхлые центристские и правые объединения местной знати превращались в партии нового покроя. В одном и том же 1894 году были основаны Свободомыслящая демократическая партия в качестве резервуара сил, поддерживающих существующий государственный строй, и Католическая народная партия (с 1912 г. Швейцарская консервативная народная партия) как орган старых противников вышеназванной партии, тем временем ставших гораздо более близкими к государству.

В качестве единственной демократии в Европе (с избирательным правом для мужчин) Швейцария занимала — до основания в 1870 г. Французской республики — в Европе монархий и агрессивного империализма особое конституционное положение. Она навлекала на себя нападки прежде всего своей политикой предоставления убежища. Благодаря этой политике уже после потерпевших поражение революций 1848–1849 гг. на швейцарской земле нашли пристанище такие подвергавшиеся преследованиям деятели искусств, как Рихард Вагнер и Готфрид Земпер, что стимулировало их творческую деятельность. Однако сюда приезжали не только профессиональные революционеры, например Ленин или Роза Люксембург, но притекала и рабочая сила, ставшая необходимой в условиях бурной индустриализации. Незадолго до Первой мировой войны каждый седьмой житель Швейцарии был иностранцем, что составляло самую высокую долю в Европе.

Начало Первой мировой войны в августе 1914 г. должно было поставить страну, использовавшую немецкий, французский и итальянский в качестве национальных языков, перед испытанием на внутреннюю прочность. Ситуация стала критической из-за того, что главнокомандующий швейцарской армией Ульрих Вилле был заподозрен в явных симпатиях к странам оси Германия — Австро-Венгрия. Для многих он воплощал тип дружественного Пруссии офицера, заигрывающего с мировоззренческими принципами, предполагающими силовое государство. Возмущение в Романдии, франкоговорящей Западной Швейцарии, было усилено тем, что два офицера швейцарского генерального штаба, поставлявшие державам оси военную информацию, отделались дисциплинарными взысканиями без осуждения военным судом. Как нарушение нейтралитета в ущерб союзникам была интерпретирована также и самоуправная инициатива швейцарского министра иностранных дел Артура Хоффмана в мае и июне 1917 г., нацеленная на заключение мира между Россией и Германией, но имевшая следствием только его отставку.