Следовательно, когда Шиллер записывал миф как нечто общепринятое, тот уже находился под угрозой неудержимо развивавшейся критической исторической науки. В этом заключалась существенная причина успеха пьесы. Однако, если даже во второй половине XX в. отдельные историки чувствовали себя призванными «спасти» историческую достоверность Телля, — клятва на Рютли и выстрел в яблоко без всяких «но» и «если» принадлежат царству легенд. Понимание того, что «все было совсем по-другому», не уменьшает очарования мифа, а придает ему дополнительные измерения и глубину. Ведь что бы ни происходило около 1300 года на территории будущего «изначального кантона» (Urkanton)[2], идеализированное изображение этих событий не обесценивается. Его не признают «фальсификацией» из-за большого временного интервала, простирающегося до установленных фактов. Напротив, миф показывает, как политические действующие лица второй половины XV в. представляли себе предысторию Конфедерации и тем самым оправдывали свои собственные действия. Именно ко времени возникновения повествования об освобождении Швейцария впервые заявила о себе как более четко отделенное от своих соседей, особое идеологическое, политическое и военное образование, отчасти даже как особый народ внутри Священной Римской империи, которая примерно в то же время начала точнее определять себя дополнением «германской нации». История о Рютли и Телле — это визитная карточка Конфедерации в Европе, состоявшей из наций, соперничавших за ранги и права.

В соответствии с этой конкуренцией «Товарищество давших клятву» — продукт пропагандистской борьбы. Он противопоставляет габсбургско-австрийскому повествованию, умеющему поведать о предательстве, коварстве и несправедливости «Товарищества», образцово хорошую историю основания страны. И в результате миф, речь в котором идет о далеком прошлом, является в XV столетии волнующей историей своей эпохи и одновременно чем-то гораздо большим. Он мало-помалу превращается в ядро национального сознания и тем самым становится мощной исторической силой. Ведь возникновение наций в Европе раннего Нового времени — в высокой степени процесс поисков самих себя. В этом процессе и питаются творческие корни мифа.

Промерить различие между мифом и историческим ходом событий, каким его реконструирует историческое исследование — причем не претендуя на «последнее слово», — не означает, следовательно, придираться к мифу. Напротив, выявляющееся при этом разделяющее их пространство показывает, как из истории отфильтровывается смысл для современности, а прошлое возводится в ранг обязательства для настоящего и будущего. Сверх того, становится видно, как создаются нормы, которые в качестве обязательных переходят из поколения в поколение, а отсюда формируется образ нации, в сущности и по сей день претендующий на значимость.

2. От Федеративной хартии до расширения союза (1291–1370)

Историк-гуманист Чуди столкнулся с трудной задачей превратить в логическую последовательность простреленное яблоко, союз, заключенный на Рютли, и последствия этих событий, а также включить происшедшее в историческую связь более высокого порядка. Он датировал клятву 8 ноября 1307 г., а падение замков — ночью ближайшего к этой дате Нового года. Такая хронология оказалась поставленной под вопрос, когда после длительного забвения была вновь обнаружена Федеративная хартия 1291 г., составленная на латыни. В соответствии с нею Ури, Швиц и Нидвальден объединились для сохранения мира на этих землях. Имелось в виду обеспечение упорядоченных правовых путей решения споров вместо насильственного осуществления притязаний, а также защита других общих интересов. Самостоятельное объединение жителей долины Обвальден (внутри союза оно объединилось с Нидвальденом в «Унтервальден»), по-видимому, присоединилось к ним позже. Создание этого союза, датируемое «началом месяца августа», на протяжении XIX столетия возводилось в ранг истинного акта основания Швейцарии. В соответствии с такой позицией национальный праздник отмечали 1 августа, а в 1891 г. были устроены дорогостоящие торжества по поводу 600-летия союза.

Но документ 1291 г. только относительно пригоден для такого превознесения, не в последнюю очередь потому, что в нем упоминается еще более древний, не датируемый точнее союз. Помимо обеспечения мира конкретно формулировались и другие цели. Стороны, заключившие договор, обещали друг другу взаимную поддержку в случае насилия изнутри и извне, определяли способы третейского разбирательства в случаях споров друг с другом и обязывались к повиновению законной власти и судьям. Правда, последние не имели права приходить извне и покупать свою должность. Таким образом союз, созданный ради сохранения мира, очерчивал контуры единой территории с общим правовым статусом. Этот статус сводился к подчинению непосредственно императору, или, говоря по-современному, к самоуправлению и региональной автономии при исключительном верховенстве империи, ее права и ее главы. Но к моменту заключения договора такого главы не было. Император Священной Римской империи Рудольф Габсбург, избранный в 1273 г. после 23 лет междуцарствия, умер 15 июля 1291 г. в Шпейере. Таким образом, политическая ситуация была на высшем уровне неопределенной, даже потенциально угрожающей, если предстояло избрание враждебно настроенного преемника. Это тоже было поводом для создания союза. Соглашения о мире между какими-то землями в кризисные времена не являлись редкостью в империи и вне ее. Они свидетельствовали о стремлении региональных и локальных правящих слоев к самообороне, более того, о желании сделать масштабы своих территорий небольшими. Это тоже было лейтмотивом того времени. Однако лозунг «Регионы принадлежат региональным элитам» грозил именно теперь стать несвоевременным. Будь то в Италии или к северу от Альп, на протяжении XIV в. территориализация господства повсеместно принимала конкретные формы. Под этим выражением следует понимать процесс, который вел к формированию более крупных регионов господства, с большим внутренним единством и постоянным дальнейшим развитием центров власти. Правда, это развитие так нигде и не получило завершения вплоть до конца старой Европы в бурях Французской революции, но все же на протяжении столетий оказывало решающее воздействие на политический климат и прежде всего на взаимоотношения правящих династий и местной аристократии.

Правящие слои Ури, Швица и Унтервальдена, так называемых лесных кантонов, видели, что территории, где они традиционно могли осуществлять свою власть, оказались под угрозой со стороны дома Габсбургов. Обогатившись в регионе будущей Конфедерации, в Эльзасе и Зундгау, эта семья, благодаря приобретению герцогств Австрия и Штирия, со времени правления короля Рудольфа превратила свои владения в великую европейскую державу. Таким образом, в глазах древних родовитых семей Габсбурги были выскочками. Типичной для выскочек оказалась и динамика формирования их власти. Союз, основанный в 1291 г., был направлен против политической распорядительной власти этой династии и ее сановников в регионе — против того, что имело решающее значение. Но такая воля к региональному самоопределению — в соответствии с характерным для того времени пониманием законности — обосновывалась благоприобретенной древней свободой. При этом правовая конструкция расходилась, по меньшей мере отчасти, с правовой действительностью. Не подлежало сомнению, что область Ури с 1231 г. обладала правовым статусом, из которого вытекала непосредственная подчиненность императору. Этот статус никогда не оспаривался и в ходе более поздних попыток Габсбургов вернуть утраченное. Объектом спорных интерпретаций было положение в Швице. Здесь в 1240 г. сельским жителям была выдана императорская грамота о свободе, тем не менее в конце XIII в. они находились под юрисдикцией Габсбургов. А вот ни Нидвальден, ни Обвальден до 1291 г. никогда не пользовались привилегиями, сравнимыми с предоставленными жителям Швица. Поэтому принадлежность этих областей графским владениям Габсбургов была, как вытекало из документов, неоспоримой. Напротив, местные традиции, формировавшие сознание виднейших семей, хранили память о древнейшей непосредственной подчиненности императору. Верные этому преданию, задававшие тон семьи обеих объединений жителей долин стремились побудить королей, или императоров, Священной Римской империи, правивших в начале XIV столетия, выдать им грамоты о свободе. Такие документы должны были в законном порядке подтвердить якобы издавна существовавшие автономии.