Эти усилия увенчались успехом в 1309 г. при Генрихе VII и в 1316 г. в правление Людвига IV Баварского. Тот факт, что просьбы нашли отклик, объясняется политической ситуацией в империи. Оба государя были непосредственными конкурентами Габсбургов в борьбе за власть. Тем самым рано обозначился лейтмотив истории Конфедерации: противодействие козням Габсбургов.
Нишу на карте распределения политической власти, которую искали политически влиятельные круги Конфедерации, они, как и многочисленные региональные элиты по всей Европе, полагали возможным найти только вне сферы территориального верховенства могущественной династии.
В противоположность этим стремлениям лесные кантоны около 1300 г. не остались пребывать в идиллическом уединении, но продвинулись в центр властных и политических интересов. Это было связано с энергично развивавшейся на протяжении предшествующих десятилетий внешней торговлей и необходимыми для нее путями сообщения, особенно горными дорогами. Для итальянской экономики — ведущего колеса тогдашнего мирового хозяйства, — пребывавшей в состоянии бума, а также для целей альпийских производителей с их экспортом мяса и сыра, маршрут через Сен-Готард, ставший возможным около 1230 г. в результате постройки моста через ущелье Шёллен, обрел с течением времени большое значение, не превосходя, однако, по важности транзитные пути в Савойе или Граубюндене.
Но об оппозиции крестьян дворянству, не говоря уже о идеологически завышенной степени конфронтации, в это раннее время не могло быть и речи уже потому, что в общинах долин властвовали представители коренных родов. В Ури и Унтервальдене баронские семейства или династии министериалов, возвысившиеся благодаря управлению монастырскими землями, определяли политику, имевшую целью освобождение от Габсбургов. В Швице, напротив, преобладали зажиточные крестьянские семьи, в свою очередь обретавшие черты руководящего слоя. Из одного из таких родов происходил тот самый Штауффахер, который в пьесе Шиллера стал душой союза, заключенного на Рютли. Представители этой региональной аристократии встали у руля, когда в условиях неопределенных правовых отношений, сложившихся в период междуцарствия, знатные дворянские семейства, не проживавшие постоянно в стране, переносили центр тяжести своих интересов за пределы региона. Тем активнее новая элита стремилась к укреплению своих только что обретенных позиций. Для этого она намеревалась поставить под свой контроль чужие земельные владения, дававшие право требовать уплаты податей и исполнения повинностей. Однако полное их устранение или даже создание общества равноправных свободных крестьян совершенно противоречило намерениям этой новой знати. Неослабевающая напряженность между усилиями, направленными на самоопределение в региональных рамках и на формирование более обширной территории, привела в дальнейшем к выдвижению разнообразных обвинений. Упрек в тирании, с одной стороны, в мятеже и предательстве — с другой, были призваны лишать легитимности противную сторону.
Этот скрытый конфликт обострялся под действием других факторов, в том числе антигабсбургской ориентации лесных кантонов в империи. Поначалу ситуация складывалась для них как нельзя более благоприятно. После убийства короля Альбрехта I весной 1308 г. должно было пройти 130 лет, прежде чем представитель дома Габсбургов снова бесспорно обрел высшее положение в империи. Так как правившие в это время главы империи из династий Виттельсбахов и Люксембургов пытались расширить свою власть, оттесняя австрийских соперников, для членов Конфедерации и ее растущего союза вновь и вновь возникали благоприятные предпосылки для заключения альянсов, направленных против общего врага. Так, например, случилось в 1314 г., когда после смерти Генриха VII, происходившего из дома Люксембургов, избиратели не смогли договориться о приемлемом для всех кандидате, и виднейшие семейства объединений жителей долин встали на сторону Людвига Баварского и против Фридриха Красивого Габсбурга.
Лишь несколько месяцев отделяли от этого момента другой выпад. В январе 1314 г. давно уже тлевший конфликт жителей кантона Швиц с монастырем Айнзидельн относительно границ соответствующих владений достиг степени открытого насилия. Последовавшее ночное нападение на аббатство, непосредственно подчинявшееся императору, было направлено в то же время и против Габсбурга, под защитой которого находился дом Божий. Поэтому герцог Леопольд I Австрийский вознамерился совершить военную акцию, которая должна была поставить на место «грабителей монастыря», приверженцев «анти-короля», а заодно и «мятежников» против того, кто господствовал в стране. Но 15 ноября 1315 г. оружие решило исход дела по-иному. У Моргартена, горы на южной оконечности озера Эгери, расположенного на границе между кантонами Швиц и Цуг, войско Габсбургов, насчитывавшее примерно две с половиной тысячи человек, было побеждено ополчением из Ури, Швица и Унтервальдена. Ополчение вдвое уступало австрийскому войску по численности, но превосходило его лучшим знанием местности и использовало для битвы узкое пространство, расположенное между ложбиной и болотистыми лугами. Как сами победители, так и последующие поколения граждан Конфедерации видели в этом неожиданном триумфе «мужиков» над гордыми «рыцарями» знак перста Божьего. Ежегодно отмечавшееся торжество в честь битвы глубоко закрепило в коллективной памяти первый большой успех в борьбе с могущественным противником.
Непосредственным следствием битвы явился союз, заключенный 9 декабря 1315 г. в Бруннене. Он воспринял положения о союзе 1291 г. и расширил объединение в пространственном отношении: на этот раз участником союза стал Обвальден. Теперь антигабсбургская направленность альянса уже не вызывала никаких сомнений. Так, три лесных кантона обязались не признавать никакого сюзерена без одобрения других членов союза, более того, без такого согласия даже не заключать договоры с другими государствами или хотя бы вести переговоры с ними. Хотя владельческие права в принципе и оставались в силе, но в случае агрессивных действий со стороны других государств (то есть Габсбургов) они приостанавливались до заключения мира. Таким образом, наряду с отмежеванием от внешнего мира и обеспечением мира обозначилась четко выраженная внутренняя целеустановка. Важнейшие ограничительные условия сводились в своей совокупности к сохранению статус-кво, то есть к обеспечению господства и тем самым к гарантии постоянства правящих элит, которым было суждено утвердиться до середины XIV столетия. Правда, затем им пришлось уступить свое место наседавшим семействам, причем это отнюдь не всегда происходило мирно. Так, есть некоторые основания предполагать, что в мифе о свержении жестокой власти в результате клятвы на Рютли и убийства тирана могло найти отражение не только многолетнее противоречие с Габсбургами, но и это внутреннее преобразование.
Следующий важный этап новой ориентации датируется 1332 г. В этом году три лесных кантона заключили союз с Люцерном. Существовавшие там отношения были, как и во многих городских общностях к северу и югу от Альп, хронически чреваты конфликтами. Линии фронта пролегали внутри самого правящего патрициата, но, кроме того, горючий материал создавали притязания зажиточных семейств ремесленников и торговцев. Полемика дополнительно раздувалась спором о будущей ориентации города. Люцерн входил в сферу австрийского господства, но по меньшей мере часть именитых граждан имела более далеко идущие ожидания. Эти ожидания только в ограниченной мере исполнялись благодаря пакту с лесными кантонами — ведь он недвусмысленно сохранял права Габсбургов. Непригодный в качестве инструмента экспансии, пакт вместо этого гарантировал договаривающимся сторонам взаимную помощь в случае опасности (в чем приносилась торжественная присяга), запрещал заключать новые союзы без согласия других членов пакта и предписывал в спорных ситуациях третейское разбирательство. Таким образом, присоединение к Ури, Швицу и Унтервальдену должно было дать правящим кругам Люцерна опору, а городу в целом прикрытие от вновь дающих себя знать территориальных устремлений Габсбургов. Но поначалу речь не могла идти о чем-либо большем. Люцерн полагал, что в результате союза 1332 г. он оказался на уязвимой позиции в сфере габсбургского господства. К такой позиции достаточно часто относились с недоверием. Хотя слабая на первых порах связь с объединениями жителей долин никоим образом не была «отпадением» от исконной власти. Соответственно, «партийная структура» внутри города и в дальнейшем оставалась расколотой.