Они возвращались в Тау-Рэю — Город Возрожденного Быка — из большой поездки по Тепманоре. Здесь было еще пять небольших городов, принадлежавших северянам и расположенных очень далеко друг от друга. Дикарские племена не селились на этих землях: какое животное, не обладающее богатым мехом, добровольно пожелает жить в таком климате? — и девственная территория была полностью к услугам эмигрантов.

— Они что, всерьез хотят показать нам охоту на волосатых слонов? — спрашивал Солондан, заглядывая в лицо Ормоне.

— О, Природа! И это будет единственное, что не вызовет смертной скуки из всего арсенала их так называемых развлечений, — она саркастически хмыкнула и, передразнивая северян, пощелкала пальцами. — Впрочем, если даже голубиная эстафета вызывает у них чуть ли не любовный экстаз, то во время охоты на мамонтов не исключены смертельные случаи от избытка чувств…

— Я говорю сразу: участвовать отказываюсь!

Ормона снисходительно улыбнулась и погладила его по руке:

— Я уберегу вас от этих жертв, тримагестр, будьте покойны! Со мной поедет Зейтори.

— Все время забываю, как звался тот, последний, город?

— Вы имеете в виду городок астрономов? С обсерваториями?

— Да, его!

— Ар-Рэякаим…

— Язык поломаешь! Уж этот их диалект!

В памяти Солондана, передаваясь Фирэ, всплыли картины бескрайней степи и шары обсерваторий, увидь которые (подумал тримагестр) Ал помер бы от зависти — все-таки тот был больше астрофизиком, чем биологом…

Да, мозг старика не умел замолкать ни на минуту…

Оказавшись в гостинице, Ормона вынула из потайного кармана в плаще короткую тонкую спицу в пластиковом пакетике и сунула ее кончиком в каплю физраствора на дне пробирки, которую подал ей Солондан.

— Держите, господин тримагестр. Храните ее, как зеницу ока! Я не уверена, что мне еще раз удастся так же чисто и безболезненно проделать это с Эт-Алмизаром.

— Ее лучше заморозить, — ответили губы Фирэ скрипучим голосом старика.

— Вам виднее. Она должна дожить до лаборатории в Кула-Ори, а там вы с Алом покажете, стоит чего-то ваша наука или вас, дармоедов, пора выгонять в поля для помощи бедным слонам!

Солондан фыркнул. Из его мыслей Фирэ успел ухватить, что в пробирке растворена капелька крови помощника Ко-Этла.

— И дайте мне другую спицу, эту впору выбросить.

«Учись, Фирэ, это пригодится тебе в будущем», — обратилась она к тому, о ком ее визави даже не догадывался, и была услышана.

Заинтригованный, юноша покинул тело Солондана и вернулся часа через полтора.

Оказалось, что не все женщины-аринорки затворницы. Хозяева устроили прием в честь скорого отъезда кула-орийцев, и на ужине присутствовала жена Эт-Алмизара, бледноликая Фьел-Лоэра. Ее волосы были чем-то подкрашены и уложены в сложную прическу с лиловыми перьями и подвесками из самоцветов, отчего создавалось впечатление, будто все это сооружение — и волосы, и перья, и подвески — единый головной убор. Красивое лицо ее меж тем выражало неземную тоску, глаза, отливая не то зеленью, не то желтизной, смотрели все больше поверх голов окружающих северянку людей, а на губах в дополнение унылого образа блестела помада того же оттенка, что волосы и перья.

Церемония происходила на громадной застекленной веранде-эркере, с которой открывался великолепный вид на внутренний двор поместья Ко-Этла с застывшим по зиме прудом и извилистыми тропинками, все как одна приводившими в парк, где он бегал по утрам. Было полнолуние, и тяжелая усталая Селенио грустно смотрела на Землю, словно мечтая наконец вновь стать юным серпиком месяца, сбросив бремя накопившихся дней. Двор был освещен электрическими фонарями, а ветви деревьев оплетены источающими потусторонний сиреневый отблеск гирляндами.

Ормона приехала в сопровождении усталого и недовольного Солондана, которого подташнивало из-за вселения Фирэ, а он считал, что от несварения желудка. На руках она неизменно держала повзрослевшего котенка, поэтому Ко-Этл поспешил увести и запереть в будке своего черного волка — в отличие от ори северяне не признавали других мастей, обычно отбраковывали в приплоде светлых щенков и топили.

Увидев забавного зверька, Фьел-Лоэра слегка ожила, в тусклых глазах ее проступило подобие интереса.

«Бабы любят всякое пушистое и, как им кажется, милое, они любят приписывать этой бестолковой чепухе выдуманные ими качества и за это тетешкать, жалеть или тискать, — продолжала свои беззвучные лекции для ученика Ормона, небрежно поглаживая своего питомца. — А если захочешь завладеть вниманием самки — покажи ей какого-нибудь детеныша. На инстинктивном уровне ее разум отзовется на такой раздражитель, даже если внешне она не проявит интереса к объекту».

Фирэ удивился, став невольным свидетелем того, как молниеносно подружились впервые увидевшие друг друга и настолько разные женщины. При каждом удобном случае Ормона взахлеб рассказывала жене Эт-Алмизара о том, что ест Тиги-Тиги и как умеет играть. О том, что тварь только сегодня утром разорвала и сожрала на их с Солонданом глазах ни в чем не повинную птаху, она деликатно умолчала. Фьел-Лоэра сдержанно восхищалась, пока Тиги-Тиги не был выпущен на пол и не принялся кувыркаться по своему обыкновению со скомканной бумажкой. Тут аринорка не вытерпела, рассмеялась, как девочка, и начала щелкать пальцами столь бурно, что Солондан побоялся за здоровье ее суставов.

«Мы часто тянемся к своей противоположности, — Ормона взглянула на тримагестра и вслух попросила его передать солонку. — Чем меньше мы обладаем каким-то качеством, тем больше нас притягивает тот, у кого этого под завязку. Например, у нашей бедной аринорочки дефицит личной свободы, и пусть даже она сама позволила охомутать себя, эта Помнящая, все равно непосредственность котенка ее пленяет. Думаю, если этот уклад со временем получит развитие, женщины полюбят мяукающих тварей до безумия, поскольку те будут их недосягаемой мечтой, гимном тому, что они утратили по собственной глупости».

«Вы говорите, она Помнящая…»

«Да, единственная в Тау-Рэе. Когда я искала здесь Помнящих, то боялась разоблачения. Но она очень слабая, ею можно пренебречь, теперь я знаю это и не опасаюсь помех. Хотя для северян она авторитет, и Фьел-Лоэра в самом деле умна, только при мужчинах их женщинам не пристало показывать свой интеллект. В аринорских школах девочек обучают до двенадцати лет, затем отправляют в закрытые интернаты, и там в течение некоторого времени они постигают таинства рукодельничания и ведения домашнего хозяйства. Выйдя замуж, они не имеют права брать в руки книги и оружие супруга. Но Фьел-Лоэра тайком заглядывает в библиотеку. С Эт-Алмизаром они не попутчики: он женился на ней из-за ее привилегированного положения, из-за родственных связей с Ко-Этлом (она его сестра) и из-за того, что Фьел-Лоэра — Помнящая. Она же любит его по-настоящему. Это я и использую. Потом. А тебе, Фирэ, следует подчинить себе кошку. Этот зверь должен повиноваться тебе, как своему божеству — и ты разовьешь в себе силы, доступные только Паскому»…

В это время развеселившаяся до неприличия Фьел-Лоэра подхватила котенка, забыв, что он, хоть и милый зверек, а рожден дикой тварью и сам по сути дикая тварь. Обуреваемый вызванным игрою азартом, Тиги-Тиги препротивно мявкнул, укусил ее за палец, глубоко оцарапал когтями руки и, вырвавшись на свободу, как ни в чем не бывало удрал на поиски своей бумажки.

Глаза Ормоны удовлетворенно блеснули, она разве только не облизнулась.

«Вот всё само и решилось!»

Тут же сочувственно заохав, она вскочила с места, собственными руками промокнула раны Фьел-Лоэры, не касаясь салфеткой укуса — только царапин на запястье! — и стала объяснять переполошившимся мужчинам, чем нужно сейчас же обеззаразить повреждения.

Фирэ покосился на ее руку, которую она завела за спину и настойчиво толкала его окровавленным комком салфетки:

«Ты там не заснул? Спрячь!»